«Родился я в 1940-м. В 1941 году отец ушел на войну, в 1945-м его уже не было в живых. По рассказам мамы, отец был большой любитель охоты, и после него осталось ружье. Когда моему старшему брату исполнилось 16 лет, мама разрешила ему охотиться. Примерно в десять лет мне брат дал выстрелить холостым патроном. Мне это так понравилось, что я решил непременно завладеть ружьем, когда брат уйдет в армию. Но перед армией он подарил ружье какому-то родственнику.
«Подрасту — обязательно куплю себе ружье!» — решил я. И вот мне было где-то 16 лет, когда один алкаш предложил ружье за трехлитровую бутылку самогона. Я, конечно, эту бутыль у мамы украл, за что получил по полной. Но зато стал считать себя охотником. Так что в армию пошел подготовленным.
Попал в погранвойска, где учебные стрельбы проходили ежедневно. И без хвастовства скажу, что в нашем отделении я был лучшем стрелком. После армии с первой же получки купил новую курковую двустволку БМ-16. В то время ружье можно было приобрести в магазине без всякой лицензии. Так что у меня их много перебывало, от 12-го до 32-го калибра, и курковых, и без, и даже затворных.
Так как я вырос без отца и помочь мне было некому, патроны я очень берег, никогда не стрелял по пням и пустым бутылкам, а каждый промах на охоте для меня был трагедией.
Все шло хорошо до открытия охоты 2016 года, когда я из девяти выстрелов по сидячей утке сделал три промаха.
Я растерялся и обратился в больницу. Оказалось, катаракта правого глаза.
И к открытию охоты-2017 на правый глаз я уже полностью ослеп. Когда пожаловался друзьям по охоте, они сказали: «Ничего страшного, стреляй с левого плеча». Но, друзья, шестьдесят лет я стрелял с правого, а в 77 лет переучиваться? Это несерьезно!
Среди охотников есть такое выражение: «Меня, как волка, тянет в лес». По-видимому, я тоже отношусь к этой категории. Поэтому на открытие охоты в 2017 году я все же взял пяток патронов, пару сетей и решил попробовать. Поставил сети, заплыл в камыши и стал ждать «птицу счастья».
Когда первая чернеть (утка) подплыла на верхний выстрел, прижал приклад куда-то к груди, прижался к нему щекой и нажал на спусковой крючок. Лучше бы я этого не делал. После выстрела
приклад мне врезал по губам, пошла кровь. Я разрядил ружье, сел в лодке и заплакал.
Конечно, не от боли, а от безысходности. Понял, что это был мой последний выстрел на охоте. Теперь, когда друзья собираются на охоту, настроение у меня — как у селезня с подбитым крылом, когда его стая взлетает ввысь, под облака…»
Опубликовано в газете «Знамя труда» №40 от 2 октября 2019 года