Анна строит дом: слабая женщина оказалась сильной

Анна Курлова — стильная 51-летняя женщина модельной внешности. На ней и майка, в которой она встретила корреспондента «Советской Сибири», смотрится как вещь из модного дома. В своей еще незавершенной гостиной, совмещенной с кухней, за чашкой чая рассказывает, как однажды из многоэтажки в наукограде Кольцово рванула в деревню, где даже не всякая мобильная связь работает, а интернета и в помине нет.

— Больше всего на свете мне хотелось свободы, — начала Анна свою историю. — Делать то, что я хочу. Но не имеется в виду отдыхать, валяться, в телек пялиться. А, наверное, чтобы ощущать, что ты есть. Делать некое дело и понимать, что существуешь. Когда начинаешь что-то новое, абсолютно неизвестное — наверное, это самое интересное в жизни.

«Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю»

Рутина, неуютная среда, где люди не улыбаются, где нет тепла, отзывчивости и, главное, атмосфера пропитана испугом и агрессией окружающих, — вот что она ощущала и что в конце концов три года назад выгнало ее из города. Она приехала в Быково, где живут искренние, приветливые, хотя и в том числе пьющие люди, и купила на неухоженном участке дом-развалюху, внутрь которого даже не заглянула. — Тогда я подумала, что здесь будет дача, где я стану проводить время на природе. Решила: пусть это хибара, я что-нибудь внутри сделаю, чтобы можно было переночевать. Когда получила ключ, обнаружила, что несущая балка лежит на полу. Встал вопрос, ремонтировать или нет. Походила, постучала, понюхала... Ремонт выйдет дороже, чем построить дом. С этого и началось. Прежний дом Анна снесла, а потом залезла в интернет и изучила вопрос с тщательностью аналитика. И решила делать все основательно: сначала свайный фундамент.— Когда я пригнала буроям и мы сваи закрутили, полдеревни смеялось над этим, — вспоминает Анна. — Потом заказала сруб на Алтае, но меня обманули — сруб не приехал. С горем пополам вернула половину суммы, которую внесла как предоплату. Приняла решение: раз так не получилось, надо по-другому. Выкупила и привезла сюда лес. Коробку помог поставить сосед. Естественно, когда тяжелая физическая работа, нужны помощники. Но ее не так много, как кажется. Для того чтобы построить дом, не очень много-то и надо. Нужно просто понимать, что есть земля, есть вода, есть строение — и все они должны быть друг от друга изолированы. И все становится просто. 

  Но таскать на себе балки Анне приходилось не раз. Она демонстрирует крепкие мышцы на тонких руках, добавляя, что в пределах разумного и она может тяжести поднять: «Есть же рычаги, приспособления, веревки. Мысль поднимает все!» Она явно не считает себя слабым полом. По ее мнению, женской и мужской работы нет. — Есть вдолбленный нам с малолетства стереотип: ты женщина — ты должна стирать; ты мужчина — ты должен колотить. А очень часто мужчины стирают лучше, а женщины лучше их колотят. Это догма, вбитая в нашу голову. На самом деле ты можешь все, что хочешь. Кем хочешь, тем и станешь. Все спрашивают, где беру деньги на дом. Не люблю эту тему. Если хочешь построить дом — построишь.

А мужчины ли вокруг?

Бывший муж, по словам Анны, был настоящим ребенком. «Чудесный человек, добрейшей души, замечательный, но быть его мамой я не очень хотела», — объяснила она причину развода. 

— Этот вопрос висит в воздухе: а мужчины ли вокруг? Очень мало мужчин, в основном это дети. Их надо оберегать, за ними надо ухаживать, следить. А они будут капризничать, свои игрушки разбрасывать, им бесконечно нужны развлечения, все время надо расслабляться. Такие отношения ущербны, неэффективны, — говорит Анна, когда мы выходим из дома, который принял уже окончательные очертания: высокая крыша, мансарда, просторная веранда.

Женщина показывает остальное хозяйство: пахнущую хвоей новенькую баню в виде большой деревянной бочки, двух­этажный сарай с веселыми курами (она его сама поставила) и, наконец, погреб, собственноручно выкопанный и обложенный кирпичом.

Перемены в жизни Анны не ограничились одним строительством — в ней появились… козы. Вернее, козы обитали у соседей, а у тех однажды случился долгий запой. Две несчастные дерезы бродили неприкаянные по округе, а одна из них буквально плакала: ее надо было доить, а некому. Пришлось Анне освоить и это.

— Мы с другой соседкой по очереди доили козу. В первый раз когда я это делала, была уверена, что получится, все-таки я акушер-гинеколог, знаю, как это происходит. Поставила козу перед собой и попробовала применить приемы из своей практики — ничего не вышло. Коза смотрела округлившимися глазами и чувствовала себя ужасно. Через три дня она восстала. И хотя скоро я научилась, мне понадобился месяц, чтобы заслужить доверие. Может быть, на этом их знакомство и закончилось бы, но в один прекрасный день подвыпивший сосед пришел к Анне и сказал: «Купи коз». И Анна купила. — Мне так было их жалко, они так намыкались! И вот два года назад я осталась в сентябре с двумя козами в этом доме. У меня впереди был месяц, чтобы сделать отопление. К тому же одна коза была беременна, а вторая больна. Зиму мы пережили вместе, а по весне старшая козочка одарила двумя козлятами и стала приносить семь с половиной литров молока ежедневно. Вторую козу я вылечила, и теперь она мама двух белоснежных малышей. Оказалось, коза — удивительное животное. Я всю жизнь держала собак, а теперь думаю: какая глупость держать собаку! Надо держать козу. Потому что коза по своему пониманию, наверное, на порядок интереснее собаки. Плюс еще есть какой-то доход.

Изменить жизнь никогда не вредно

Во дворе у Анны стоит видавшая виды «девятка» — удобно возить животных, опилки, стройматериалы. Неказистый автомобильчик сменил Subaru Outback после того, как в кожаном салоне прокатились гуси и оставили после себя недвусмысленные кляксы. — Мне абсолютно все равно, на чем езжу, — смеется Анна и добавляет: — Вот чего не хватает, так это интернета. Интернета в деревне действительно нет. В первый год Анна добывала его первобытным способом — с помощью алюминиевой банки из-под кока-колы, надетой на модем. Сверху водружалась алюминиевая кастрюля. Самое главное, получалось! Вечерами, опустив ноги в тазик с теплой водой и завернувшись в плед, она смотрела онлайн фильмы про любовь. Но носиться с кастрюлей надоело — купила антенну. И все равно это не выход, Интернет нужен всем. Неравнодушная Анна пишет депутатам, чтобы Быково включили в федеральную программу по устранению цифрового неравенства, а также в компанию, которая эту программу реализует. Пока обнадеживающих ответов нет, но Анна не теряет надежды. Она переживает за деревню, к которой приросла душой, и за людей, которые живут рядом. — Здесь все очень просто, и эта простота дает такое ощущение гармонии, и рождается чувство свободы. Ведь счастье — это не жить как хочешь, счастье — это, наверное, сама система, в которой живешь. Это много вокруг тебя людей с тем же настроением, тем же мироощущением, что и у тебя, — считает она. Это и держит ее здесь — жизнь в деревне совсем другая, чем в городе: что послал миру, то и получил, говорит Анна. Здесь люди не ищут второго дна в твоих словах, и у них тоже нет камня за пазухой.

— На человека, живущего в деревне, обращают пристальное внимание одни и те же люди, и они осуждают плохой поступок, — размышляет Анна. — Под действием этого осуждения можно осознать, что делаешь что-то не то. В городе всегда можно найти группу, в которой будешь уместен. Нет работы над собой, нет осознания и понимания всех социальных норм… Утром она просыпается от крика петуха. И этот первый звук начала нового дня озаряет ее ощущением счастья и желанием сделать что-то еще, что немного изменит мир: белоснежной козы коснутся нежные руки, в стену войдет крепкий гвоздь, а из-под зеленого листа выглянет спелая клубника. — Я просто живу «сейчас», и мне хорошо, — улыбается Анна, провожая до дороги. — Потому что дышу чистым воздухом, вижу теплые глаза людей, вижу, кому тяжело. Я ощущаю этот мир, я с удовольствием существую в нем. Я не знаю, чего захочу дальше. Человек — инструмент настраиваемый. Из него можно сделать гитару, а можно саксофон. Это же моя жизнь, я могу ее перестраивать как захочу. Одна женщина мне сказала, что в нашем возрасте менять что-то вредно. А я думаю — никогда. Я твердо знаю: если внутри плохо, то только мы, и больше никто, можем это изменить.