Я родился и вырос в селе Неркин Базмаберд Арагацотнской области Армянской ССР. В нашей большой семье воспитывалось девять детей — четыре брата и пять сестер. Младший брат и сестры до сих пор живут в Армении. Сестры замужем, у всех уже появились внуки. Я и еще два брата живем в Новосибирске. Старший работает поваром, а второй, как и я, был обувщиком, теперь вышел на пенсию.
Детство было такое же, как у всех. Мы и общались, и ругались, и мирились. Со всего села дети собирались вместе, целый день играли, проказничали и иногда приходили домой к 12 ночи. Было спокойно, безопасно.
Помню, как в четвертом классе мы с мальчишками пошли курить за дом. За ним был забор из камней, где мы и спрятались, но не подумали, что дым-то будет подниматься! Нас увидел отец. Он так возмущался, что с тех пор я не курил. Лет пять назад начал, но старший брат меня ругал. Эту вредную привычку мы бросили вместе и вот уже больше полугода воздерживаемся.
В 1985 году меня пригласил в Алтайский край тетин сын. Он держал обувной цех. Я обучился профессии. В то время был дефицит обуви, и мы не успевали ее снимать с колодки, как уже раскупали. Через пять лет вернулся в Армению, но пригласили по делам в Новосибирск. Думал, что поеду на десять дней, а сложилось так, что остался на всю жизнь. Был 1991 год. Поработал сначала на стройке, потом устроился в обувной цех на улице Зыряновской. Женщины в Новосибирске следили за модой, предпочитали остроносые модели и каблук-шпильку. Мужчины в основном заказывали зимнюю обувь.
В 1992 году я пошел к директору сети обувных мастерских «Кларино» Виктору Павловичу Толстому. Надо сказать, что мы до сих пор общаемся. Работал с ним более десяти лет, параллельно открыл собственное дело — в 1998 году стал индивидуальным предпринимателем. В Центральной районной администрации разрешили поставить свой киоск. И вот 28 лет мое рабочее место находится почти в самом сердце Новосибирска — на пересечении Красного проспекта и улицы Чаплыгина. Рядом стоял киоск часовщика, но он вышел на пенсию, и я остался один. Сейчас я уже профессионально ремонтирую не только обувь, но и сумки, куртки, затачиваю ножи, ножницы, маникюрные щипчики.
Люди удивляются, почему мне не надоедает находиться на одном месте очень долго.
А работа такая, что со всеми нужно еще и общаться. За столько лет так много людей прошло через меня, и мало кто остался недоволен. Я стараюсь обходиться с клиентами нормально, потому что ремонт обуви — это мой кусок хлеба. И я общаюсь со всеми, везде, поэтому пока держусь.
Человек так устроен, что привыкает к чему-то и не хочет потом ничего менять, например место жительства, даже если другой район лучше. Когда человек молодой, это сделать легче, а чем старше он становится, тем тяжелее оторваться.
Я с детства люблю культуру общения, среди воспитанного окружения легче жить. И еще считаю, что, если в стране будет порядок, жить будет еще лучше. Если все люди будут соблюдать законы, то никто не станет возвышать себя над другими.
Помните, лет пять-шесть назад автомобили никогда не пропускали пешеходов? Когда закон приняли, что водители обязаны это делать, люди говорили, что закон работать не будет. Посмотрите, пожалуйста, сейчас. Пешеход еще не подошел к краю дороги, а машина уже останавливается. Конечно, не имею в виду отдельные ситуации, когда водитель проскочил, проглядел. Такие случаи бывают. Это как в семье: если отец жесткий, другие без него ничего не будут делать, а если и сделают, то знают, что наступят последствия.
Есть русские, которые родились и живут в Армении. У них менталитет сформировался как у армян. Иногда я летаю домой, и брат говорит мне: «Ты как русский стал».
Я не обижаюсь, потому что уехал молодым и с легкостью воспринимал все новое, что дарила жизнь. Но и родину я не забыл, потому что там вырос, воспитывался, в школу ходил.
Жена у меня русская. Как-то пошел я на Октябрьский рынок и случайно ее увидел. Марина тогда училась в институте связи. Пошел за ней, попытался заговорить, но она отвечать на вопросы не захотела. Когда второй раз случайно встретил, удалось познакомиться. В 1997 году сделал Марине предложение: сказал, что надо выходить замуж, и она согласилась. Вероятно, это была судьба. Вы представьте, в большом городе люди ходят, видят друг друга, и не откликается в них ничего. Почему Марина? Не знаю, наверное, это была любовь с первого взгляда.
У нас двое сыновей. Они родились и выросли в Новосибирске, а из армянского в них осталась только фамилия. Менталитет у них даже не такой, как у меня, и не будет таким, как у детей брата, которые родились и повзрослели в Армении. У меня есть товарищ, который тоже состоит в смешанном браке. Сын учится в Армении, а когда возвращается в Новосибирск, стремится уехать обратно. Я говорю приятелю: «Ничего странного. Ну, нравится ему в Армении — пусть живет».
На родину с семьей приезжаю в гости. Когда родители были живы — чаще, а теперь все реже. Однажды сын пошел к моему старшему брату и заблудился. Одна женщина по-русски спросила его: «Ты сын Вардана?» — и отвела домой. Для сына это сенсация была. Село не маленькое, почти 500 домов. Но, когда кто-нибудь приезжает, все сразу узнают. Как в большой семье, здесь все друг друга знают, общаются. И горе, и свадьбы — все вместе.
Для меня Армения очень важна. Считаю, что где человек родился, там и пригодился. Я, можно сказать, не пригодился, но остается тоска, какая-то тяга, и влечет на родину.
Армяне верят в Иисуса Христа, и мы семьей ходим в церковь, как все обычные люди, по праздникам и в выходные. Когда в Новосибирске не было армянской церкви, мы посещали русские храмы. Если говорить про веру, то я думаю, что в мире что-то такое есть, и, когда становится плохо, люди просят бога о помощи.
Мы, маленькие люди, думаем, рассуждаем и, может быть, ошибаемся. Наверное, было бы лучше, если бы мы не думали, а просто жили и работали. Но где такому быть? Работаешь-работаешь, и не успеваешь ничего, и переживаешь. Раньше по-другому было — спокойнее. И образование было лучше, и врачи уважали нас, и мы уважали их. Мы в армии служили и не думали, кто какой нации. Вот такой порядок сегодня нужен.
Мне 57 лет, но я свой возраст не замечаю. Кажется, что еще 20 лет впереди. Душой человек молод, а на самом деле годы свое берут. Может, человеческая натура такова, что мы никогда не думаем, что умрем. Когда я плохо себя чувствую, все ненужным становится — ни деньги, ни работа. Как только хорошо себя чувствую — все нужно, особенно красивые женщины. Вот она, молодость души! Грустно будет, если душой будем старыми. Тогда все, конец.
Моим сыновьям сейчас 17 и 22 года. Старший учится на четвертом курсе института на юриста по специальности «правовое обеспечение национальной безопасности», младший — в кооперативном техникуме, и тоже на юриста. Для меня самое главное, чтобы каждый из них был нормальным человеком. И всегда добавляю, что нужно учиться, что это пригодится им, а не мне.
