Ровно 30 лет назад, 5 октября, Михаил Горбачёв подписал соглашение с МВФ о вступлении в него СССР, тем самым ликвидировав Советский Союз как мировой финансовый полюс. Командно-административная система управления народным хозяйством рухнула, а новая, рыночная, не была создана. В Москве было решено начать крутые экономические реформы, теперь известные под названием «шоковой терапии».
Реформы Гайдара – цены выросли в 26 раз
В конце октября пятый съезд народных депутатов РСФСР поручил Ельцину исполнять обязанности председателя правительства (совмещая их с президентскими). То есть президент взял на себя ответственность за экономику республики. Шестого ноября он назначил своим заместителем по экономике Егора Гайдара, и тот немедленно приступил к проведению реформ. Второго января 1992 года цены в России были «отпущены». Правительство предполагало, что за год они вырастут в три раза; цены выросли в 26 раз!
В конце января 1992 года вышел документ о свободе торговли. Впервые со времен НЭПа люди получили возможность продавать и покупать продукты и товары, где хотят и как хотят; тут же стали возникать стихийные рынки. Был объявлен рыночный курс рубля. Валютные операции перестали быть преступлением. Гайдар отменил монополию на внешнюю торговлю. Появилась возможность ездить за границу. За дело взялись «челноки»...
Год спустя Гайдар потерял высокую должность, оппозиция смела его. Россия по-прежнему голодала. Правительство возглавил Виктор Черномырдин, который сумел приостановить бешеный бег реформ.
Бартер процветал
А осенью 1991 года Новосибирск с ужасом ожидал зимы. Шахтеры бастовали. Президент пошел им навстречу, разрешив часть угля продавать по свободным ценам. Руководители Кемеровской области прежде всего заботились о потребностях жителей Кузбасса.
Тогдашний руководитель «Новосибирскэнерго» Виталий Томилов рассказывал на заседании президиума горсовета о своей поездке на шахту «Распадская». Его вместе с заместителем председателя горисполкома Валерием Башковым полтора часа продержали в приемной директора шахты: мол, чего приехали? А разговор с директором шахты получился коротким: «Ребята, таких, как вы, у меня уже сотни побывало, и, честно скажу, мы уже наелись». Вот и получалось, что наряду с общим падением добычи угля в Кузбассе шахты, перешедшие на аренду с правом выкупа и не подчинявшиеся никому, держали всех за горло.
Это был ноябрь 1991 года: свободной торговли еще не было, цены еще фиксировались. Что делать? Город вынужден был спасаться от морозов, организуя бартерные расчеты за уголь, что было и унизительно, и очень непросто. Отдавали шахтерам товары широкого потребления и продукты, которые самим новосибирцам были нужны, например, телевизоры, колбасу, зерно.
Все лето и всю осень в городе не хватало бензина. Люди выстаивали длинные очереди, чтобы заправить свои «Жигули» и «Москвичи». Предприятия пытались сооружать собственные хранилища топлива, обменивали его на свою продукцию.
В метро царило запустение
Метростроители резко затормозили темпы сооружения станций «Гагаринская» и «Заельцовская». Поначалу их мечтали сдать в конце 1990 года, но и осенью 1991-го станции были далеки от завершения работ. На этапе планирования предполагали построить вместо двух одну станцию – «Заельцовская», поскольку перегоны между «Красным проспектом», «Гагаринской» и «Заельцовской» короткие. Но решили сделать доброе дело для дачников: построить остановочную платформу электричек и станцию метро рядом, чтобы людям удобно было ехать на огороды в этом направлении. А система зашаталась, ни денег, ни ресурсов катастрофически не стало хватать. Метростроителям разрешили работать «на стороне» – зарабатывать денежку, ведь как-то нужно было жить, спасать специалистов, их семьи. В результате на станциях царило запустение, работы велись вяло. Открыли движение на участке «Красный проспект» – «Заельцовская» только в апреле 1992 года.
Конверсия
В Новосибирске в ту пору существовало десятка полтора оборонных предприятий – индустриальных гигантов, где работали тысячи человек. Если и не половина города трудилась на заводах, то так иначе была с ними связана. Чкаловский завод, «Сибсельмаш», «Коминтерн», «Точмаш», Завод электроагрегатов, Кировка… А заказы на оборонные изделия резко упали: той осенью было подписано договоров на следующий год только на 20-25 процентов новосибирских мощностей.
Два с виду одинаковых старых советских рубля. Но если присмотреться к ним повнимательнее, за ними можно увидеть знаковый момент в жизни страны
Промышленность СССР строилась как единый комплекс, но парад республиканских суверенитетов привел к тому, что связи с предприятиями других республик оборвались. Исчезли комплектующие, сырье. Заводам говорят: делайте мирную продукцию и продавайте. Но как без переобучения персонала, без переоборудования цехов, без необходимой документации вместо, например, снарядов производить стиральные машины? Вместо боевых самолетов мирные неторопливые аппараты? Для этого требовались кредиты и время, но ни того, ни другого оборонным заводам не давали.
Союзные министерства вместе с распадом империи уходили в небытие, российские только создавались и не были готовы управлять этой громадиной. Квалифицированные рабочие, специалисты потянулись из родных гулких цехов в кооперативы, в малые предприятия, в частные фирмы, не обремененные «социалкой» и прочей головной болью гигантов. И не все гиганты благополучно пережили то время: иных уж нет, а те далече.
Картошка исчезла с прилавков
Тяжелая ситуация сложилась и в сельском хозяйстве. Урожай 1991 года в России не отличался богатством. Не могли похвастать богатым урожаем и новосибирские земледельцы. Облисполком запретил вывоз за пределы области и установил предельные закупочные цены на четыре вида овощей: картошку, капусту, морковь и свеклу. Например, картошка из совхозов и колхозов в магазинах должна была продаваться по цене 68 копеек за килограмм. Она тут же исчезла с прилавков. Власть подняла закупочные цены с 50 до 70 копеек, обещала поднять до 95 копеек, но и это не спасало ситуацию: по словам руководителей хозяйств, себестоимость одного килограмма картофеля составляла 1 рубль 20 копеек.
При этом неразбериха с ценами накладывалась на общий бардак. К примеру, сто грузовиков с картошкой простояли неделю на станции Карасук из-за нехватки железнодорожных вагонов, а северяне в это время умоляли директоров продать им продукт по хорошим ценам, и транспорт у них был, и деньги. Не дали. К 1 октября на базах Центрального района было заготовлено лишь 25 процентов овощей от плана, а ведь этими овощами нужно было в течение всей зимы кормить детей в школах и детских садах, пациентов в больницах. Из 16 тысяч тонн картофеля к этому времени в город поступила лишь одна тонна. Люди предлагали отпустить закупочные цены на этот продукт, чтобы крестьяне повезли «второй хлеб» горожанам, но власти осторожничали: следом за картошкой цены могли взлететь и на мясо, и на хлеб, и на молоко…
А до второго января 1992 года оставалось еще три месяца.
