Лихие девяностые

Отношения с Полтораниным не сложились у Комова по простой причине: в дни августовского путча он не поддержал с нужной степенью решительности Ельцина. Главный редактор «Молодости Сибири» Борис Коновалов в те дни требовал от Комова, чтобы тот выпустил экстренный выпуск его газеты с материалами в поддержку Ельцина. Комов отказался. Он объясняет: «Я буквально два дня назад выпустил ему номер, и возможности поставить в график еще один у меня не было. Я пытался это объяснить Коновалову, но он нажаловался на меня Полторанину». Вячеслав Досычев, главный редактор «Новой Сибири», отпочковавшейся от «Молодежки», уверен, что Комов в тот момент поступил правильно, оставаясь «над схваткой». Как бы то ни было, но этот факт сильно испортил отношения директора с министерством и лично с Полтораниным.

О том, что представляли из себя ведомство Полторанина и сам министр, недавно в журнале «Русская жизнь» вспоминал Андрей Мальгин, в те годы — главный редактор журнала «Столица»: «В начале девяностых российским министром печати был Михаил Полторанин. Он любил приглашать в свой кабинет (в нынешнем здании Совета Федерации на Дмитровке)главных редакторов и пьянствовать с ними. Пару раз и я там был.

Смысл в таких встречах был: главные редакторы подсовывали Полторанину на подпись челобитные о выделении кредитов, и Полторанин наиболее стойким собутыльникам их подписывал. В рамках так называемой «господдержки» приватизированные к тому времени «Комсомолка», «МК», «АиФ» получили колоссальные средства. Нечего и говорить, никто из них эти кредиты и не думал возвращать. От одного ныне умершего главного редактора я узнал секрет этой полторанинской щедрости. Выяснилось, что он это делал не без пользы для себя».

Как умирали журналы
В 1992 году страна вошла в рынок. Для большинства крупных государственных предприятий это стало катастрофой — не стало ни господдержки, ни фондов, ни госзаказа. Для «Советской Сибири» настали тяжелые времена: тиражи центральных газет стремительно сокращались, а достаточно крупные (по сравнению с сегодняшними) тиражи местных газет не могли обеспечить загрузку мощностей. Положение такое было типично для всей страны — тиражи местных газет возросли в несколько раз, тиражи центральных упали в десять и более раз. Например, «Известия» еще в 1989 году имели миллионы читателей, а в 1995-м — всего несколько сотен подписчиков. Стоимость подписки в условиях инфляции не компенсировала затраты изданий, а обнищавшее в одночасье население, лишившееся накоплений в сберкассах, выбирая между пищей духовной и насущным хлебом, выбирало, естественно, хлеб.

Вот что говорит главный редактор журнала «Работница» Зоя Крылова о том времени: «В 1991-м, последнем году прежней жизни, тираж нашего журнала превышал 25 млн. Почти все наши читатели были его подписчиками. Розницы почти не было — в основном потому, что печатные машины просто не успевали печатать такие громадные тиражи. За долгие годы читатели привыкли, что журнал сам приходит в их дом, или же его можно прочесть в библиотеке. И вдруг ситуация резко изменилась, материальное положение этих людей катастрофически ухудшилось. Если раньше любой мог себе позволить заплатить 3 руб. 60 коп. за годовую подписку, то теперь стремительный рост цен лишил многих этой возможности».

Валентин Комов вспоминает об этих тяжелых временах: «Я приехал к новому директору издательства «Правда», когда сняли первый тираж журналов «Крестьянка» и «Работница», передав печать этих изданий за границу, но у нас еще остался тираж «Советских профсоюзов» и «Здоровья». Он мне рассказал, что инициатива этой передачи исходила от совместной с типографией коллегии правительства. Решался вопрос, как безболезненно передать печать тиражей этих журналов за рубеж. Да, для «Правды», может быть, это могло быть безболезненно, но не для нас. Он мне сказал, что ничем не поможет, что надо думать, чем загружать...»

Речь идет о так называемом Флорентийском соглашении, к которому в те годы присоединилась и Россия. Согласно этому документу, материалы образовательного и культурного характера свободно пересекают государственные границы без взимания пошлин и уплаты НДС. Газета «Советская Сибирь», в 2000 году опубликовавшая огромный материал о «Советской Сибири» — типографии, написала про соглашение: «Отечественным полиграфистам был нанесен удар под дых». Действительно, тиражи журналов, печатавшихся в «СовСибири», к тому моменту уже упали катастрофически, печатать было нечего, да и за границей некоторые журналы стали издаваться даже еще до августа 91-го, как минимум, с начала 1990 года. Печать полноцветного журнала в Финляндии обходилась дешевле, а качество было лучше.

В любом случае такие объемы, которые были у «СовСибири», ничем было не перекрыть. В этой ситуации Валентин Комов видел такой выход — работать с «бумажниками» и печатать обои. Обои предприятие печатало еще года два, и выручали они сильно. Однако оборудование было уже не новое, и печать толуольными красками не позволяла получать качество, которое в тот момент уже требовалось, — обои «перетискивались», теряли цвет. Тем временем на рынке появились и разнообразные импортные обои, и братская Белоруссия освоила производство обоев методом глубокой печати.

Валентин Комов вспоминает не без горечи: «Наш начальник цеха уехал в Минск, создал там производство обоев, и они стали нашим конкурентом номер один. Руководство Белоруссии на самом высоком уровне приняло решение, они закупили самое современное и высококлассное оборудование для печати обоев и сразу заполонили весь бывший СССР».

Чтобы остаться на рынке обоев, нужно было новое оборудование. Была найдена фирма, производящая машины для печати различной продукции лаковыми красками, и фирма готова была поставить оборудование в кредит, но требовалась гарантия администрации области. Однако администрация и лично губернатор Муха дать такую гарантию отказались. Губернатор считал, что у «Советской Сибири» экономическая ситуация и без того нормальная. «У него была проблема в том, чтобы все предприятия области работали так же стабильно, как «Советская Сибирь», — вспоминает Комов. — И потому, дескать, нечего ему морочить голову — идите и работайте».

В результате затянувшихся долгих переговоров не только с администрацией области, но и с новоявленными банковскими структурами, которые были готовы предоставить кредиты, необходимые гарантии были обещаны. Но в тот момент эта фирма, по словам Комова, не дождавшись решения из Новосибирска, продала всю линию все той же Белоруссии.

Могла ли «СовСибирь» стать американской?
Без нового оборудования предприятие задыхалось, а денег на оборудование не было. Перспективы вырисовывались самые мрачные. Чтобы спасти предприятие, Валентин Комов был готов на все.

Времена были совершенно фантастическими, богатыми на разные невероятные проекты.

Валентин Федорович рассказал, как к нему обратились пять американских издателей и сделали заказ на религиозную литературу для Востока и районов Крайнего Севера: «Мы выполнили заказ довольно быстро, рассчитались они, правда, совсем не так, как мы договаривались, зато заинтересовались типографией. Они все пятеро приехали, посмотрели и сказали, что готовы купить «СовСибирь» на корню. Они прикинули, что можно отсюда взять, и сказали, что надо будет выбросить все оборудование и поставить несколько новых машин для печати своей религиозной литературы и, естественно, обещали сохранить рабочие места».

Ситуация в стране сложилась темная. Прежние собственники исчезли, очередные не успели родиться. Министерство печати прекратило существование, а новую структуру еще не создали.

Валентин Комов вспоминает: «Я поехал к Чубайсу, который занимался вопросами приватизации, с двумя этими американскими издателями и еще одним коллегой, банкиром из Академгородка. Чубайс нас не принял, но принял заместитель Чубайса, бывший работник управления делами, он взял документы, которые мы подготовили. «Вы что, сами предприятие это построили, чтобы продавать?» — «Не сами, за счет партийного бюджета, но сегодня нет ни партии, ни партийного бюджета». — «И не жалко отдавать предприятие американцам?» — «А что делать?»

Заместитель сказал: «Я вас понимаю, у вас просто нет выхода. Ну ладно, может, это спасет ваше предприятие, оставляйте документы...»

Эта история, рассказанная главным очевидцем и участником, завершается также в стиле театра абсурда: «Месяц проходит — ничего, два — ничего, американцы торопят, они готовы внести в бюджет определенные суммы, и я снова поехал в Москву. Но там не то что документ Чубайс не подписал, они и документов-то наших не нашли, не нашли даже следов!»