Представитель известной музыкальной династии 36-летний Дмитрий Юровский с сентября нынешнего года — главный дирижер и музыкальный руководитель Новосибирского театра оперы и балета
Дмитрий Юровский очень востребован в России и за рубежом, он выступает в качестве оперного дирижера и дирижера симфонических программ на лучших сценах мира. Кроме того, вот уже четыре года он занимает пост главного дирижера Королевской фламандской оперы и главного дирижера симфонического оркестра Москвы «Русская филармония».
В ноябре новосибирцы смогли оценить поставленную им в концертном исполнении оперу «Борис Годунов», совсем недавно в рамках Рождественского фестиваля искусств — блестящий гала-концерт из оперной классики, в котором приняли участие как новосибирские солисты, так и мировые знаменитости.
Поспевая за солнцем
— Дмитрий, это сегодня мировая практика, но все-таки: каким образом вы намерены совмещать несколько своих должностей?
— В Антверпене мой контракт и постоянная работа заканчиваются в этом сезоне, в июле — последняя постановка. Оркестр в Москве — работе в любом случае не помеха, потому что там, в симфоническом оркестре, другие задачи. Для меня сейчас самое главное — правильно построить отношения и работу здесь. А вообще это все вопрос организации. В результате из Москвы в Новосибирск летаешь так же быстро, как ты летаешь из Брюсселя в Москву. Ничего страшного в этом нет. Я в какой-то момент понял, что 24 часа — это достаточно. Если их правильно использовать, то можно довольно много успеть. Но в то же самое время я не хочу превратиться в фабрику. Хотя и люблю работать много, все равно для меня очень важно, чтобы в каждом проекте, сколько бы он ни проходил и сколько бы мы его ни репетировали, было какое-то ощущение уникальности, что ли. Потому что страшнее рутины для любого творческого коллектива ничего, наверное, нет. Пока мне в жизни удавалось, несмотря на достаточно плотный график и разные страны, рутины избегать. Насчет качества — это вещь субъективная, самому оценивать собственную работу нелегко. А вот что касается рутины, это я могу точно сказать: ее мы постараемся избежать.
— И тем не менее в продолжение темы: в Новосибирске в последнее время начали дискутировать, сколько дирижер должен работать с оркестром, должен ли он быть постоянно с ним? Говорят, есть такая статистика: в Америке главный дирижер проводит с оркестром 16 недель, все остальное время музыканты работают сами. И есть русский вариант — когда он с ними постоянно.
— Ночевать в театре? Думаю, правда где-то посередине, в том смысле что нужно работать столько, сколько нужно. Не выдавать полуфабрикатов и не брать непременно по 50 оркестровых репетиций на программу. Не потому, что нечего делать за эти 50 репетиций, а потому, что оркестр тоже должен развивать какую-то определенную реактивность. То есть существует какой-то минимум, но он на каждом произведении разный. У нас же не плановое производство, когда только так, ни шагу вперед и назад. В любом случае я не приветствую, когда всю работу проделал ассистент, потом приехал дирижер и быстро все поменял. Это совсем не то, что мне хотелось бы делать…
Фото Аркадия УВАРОВА
Вагнер ни при чем
— А чего хотелось бы? Но вначале — как вы ощущаете себя в качестве главного дирижера, музыкального руководителя театра?
— Знаете, несмотря на не самые простые погодные условия, я должен заметить, что атмосфера — и в театре, и в городе — очень теплая, какая-то домашняя, уютная, почти что семейная. Когда начали работать над «Борисом Годуновым» — а это, по сути, было знакомство с оркестром, хором и театральной труппой, со всем коллективом, — уже к третьему, четвертому дню у меня было ощущение, что мы работаем вместе несколько лет. Действительно, какое-то ощущение слаженности появилось с самого начала. Если можно говорить о таком понятии, как «химия» взаимоотношений, чувствований, которая между нами всеми существует, то здесь как раз она присутствует.
— То есть все уже сложилось?
— Естественно, несмотря на эти мои ощущения, очень многого еще я, конечно же, в театре не знаю: что происходит и как происходит. Надеюсь, что за этот сезон мне удастся лучше познакомиться не только с труппой, не только с людьми, но и с историей театра, всем, что уже было сделано, чтобы понять, что еще можно сделать в будущем. В любом случае, глядя просто на масштабы здания, становится ясно, что есть какие-то произведения, которые в таком театре просто необходимы — по размерам сцены и по размерам того, что происходит. Если говорить о русских операх, это, несомненно, «Борис Годунов», «Хованщина». Из итальянских в репертуаре, конечно, должна быть «Турандот». Я знаю, что у вас сложилась, может быть, не самая простая история с Вагнером, он как-то здесь прославился не так, как это было запланировано, но в общем он тут совсем ни при чем. Поэтому не сразу, но непременно, я думаю, на этой сцене прекрасно зазвучит и он.
— Намерены реабилитировать «Тангейзера»?
— Нет, не «Тангейзера», он не нуждается в этом. Вот Вагнера — пожалуй, да. Сам Вагнер, я думаю, не возражал бы немного с какой-то другой стороны быть представленным тут… В любом случае хорошо, что очень многие узнали, что есть такая опера, есть такой Вагнер. Я на самом деле рад. Жаль, конечно, что все забыли о том, что это — оперный театр, а не арена для битв каких-то политических гладиаторов. Я бы очень хотел, чтобы нас снова стали воспринимать как оперный театр, место, куда хочется пойти, что-то посмотреть, что-то послушать. Политика — это другая профессия, поэтому мы постараемся развивать свою. В общем, на этой сцене прекрасно зазвучит немецкая музыка — Вагнер, Штраус. А также французская, итальянская и, как я уже говорил, русская. Очень важна для меня и работа с публикой, со зрительным залом, поскольку, понятное дело, без публики успешного спектакля быть не может. То есть для меня работа начинается сейчас не только творческая, но и организационная, коммуникационная, поскольку общение с людьми — одна из наиважнейших частей нашей профессии.
Новосибирские корни
— Скажите, участие прошлой весной в Транссибирском фестивале, организованном Вадимом Репиным, повлияло как-то на ваше приглашение сюда, ваше согласие, или тут какие-то другие причинно-следственные связи?
— Я вам честно скажу: тогда со мной еще на эту тему никто не разговаривал — по поводу Новосибирска, в котором, кстати, я побывал впервые. Но именно тогда весь этот скандал с постановкой оперы Вагнера и разгорался… Я общался с критиками в Москве, в Питере, в других городах, и мне стало как-то обидно (притом что я, в общем-то, к этому не имел никакого отношения) за труппу театра, за оркестр, хор. Было такое ощущение, что на них клеймо решили поставить — ни в коем случае не подходить близко, не трогать руками. Я всем пытался объяснить, что люди-то тут ни при чем, им же надо как-то работать, выживать в условиях сегодняшних и заниматься искусством. Словом, я, наверное, внутренне настолько яростно их защищал, не будучи никак задействован в этих событиях (защищал не спектакль, не какие-то решения, а просто людей), что когда в результате пришло это приглашение, понял: значит, это все не случайно. Если ты уже во что-то внутренне, эмоционально ввязался, значит, это не просто так. У меня всегда так в жизни бывает. А с Вадимом Репиным до этого мы уже много контактировали в других странах. Когда он первый раз меня сюда привез, в Новосибирск, мне все здесь понравилось — и публика, и атмосфера…
— То есть Новосибирск уже не был для вас пустым звуком…
— Больше того, потом, когда уже начинаешь осмыслять произошедшее (так тоже часто бывает), понимаешь, что это на каком-то генетическом уровне происходит. Например, педагог моего отца Лев Гинзбург в 1944 году приехал из Москвы и принимал участие в формировании первой труппы Новосибирского оперного театра. Я об этом узнал буквально недавно. Еще я не знал, поскольку с девятилетнего возраста жил в Германии, что у нас здесь, в Новосибирске, очень много родственников по материнской линии. Туда же идут корни, которые связывают нас по материнской линии с Денисом Мацуевым: мы с ним троюродные братья.
— Каким образом руководство Новосибирским театром поменяет ваше жизнеустройство?
— В любом случае буду жить не в гостинице. Планирую сюда не на неделю приезжать, это все-таки совсем другая работа. В этом сезоне приездов будет еще не так много — у меня есть какие-то обязательства, сезон весь четко расписан. Сейчас я постарался избавиться от всех тех дней, в которые планировал отдыхать, этих дней больше нет. Вернее, их я буду проводить здесь. Станет ли Новосибирск моим домом? Честно говоря, все равно в результате получается так: работаешь там, где живешь, живешь там, где работаешь. Ощущение дома, наверное, лучше как-то внутренне, душевно возить с собой, потому что где бы дом ни находился, часто приезжать туда все равно не получится. Так часто, как, может быть, хотелось бы. Поэтому это скорее не практический, а эмоциональный момент.
