Для счастья возраст — не помеха

Реальная история о том, как жизнь порой преподносит приятные сюрпризы

Скептики обычно иронизируют, мол, какая на старости лет может быть любовь? Один валидол на двоих...

Но жизнь своими реальными историями в очередной раз доказывает, что любви все возрасты покорны. Конечно, никакого буйства страстей
в этом позднем чувстве нет, только трепетное, нежное отношение друг к другу, несущее покой и умиротворенность. А что еще людям надо для счастья?..

Потомки дали добро
Лидия Никитина и Михаил Якунин познакомились четыре с половиной года назад в санатории «Парус». Ласковая сибирская золотая осень сделала счастливыми два одиноких сердца.

— Он худенький такой был, старенький, я пожалела его. А он сразу признался, что влюбился, и предложил жить вместе до старости! Я добавила: пока смерть не разлучит нас, — вспоминает Лидия Ивановна.

Решение жить вместе — смелый поступок для людей такого преклонного возраста. Михаилу Васильевичу тогда было 88 лет, Лидии Ивановне — 84 года. Сейчас молодежь семьями обзаводиться не хочет, ответственность на себя брать за другого человека не желает, а здесь в ячейку общества объединяются люди, за плечами которых огромный жизненный путь, дети, внуки, правнуки. И вдруг такой зигзаг судьбы.

Побывавшему в горниле войны боевому летчику и девочке, пережившей ужасы блокадного Ленинграда, жизнь преподносила такие испытания, что совершать поступки и отвечать за них — это дело чести.

Когда многочисленные потомки счастливой пары (у Лидии Ивановны четыре дочери, шесть внуков и семь правнуков, у Михаила Васильевича трое детей, пять внуков и четыре правнука) узнали, что «молодые» решили жить вместе, то очень обрадовались.

— Каждый год маме говорила: ты в санаторий вхолостую ездишь, хоть бы дедушку себе нашла, — вспоминает дочь Лидии Ивановны Людмила. — Наряжаем тебя, прихорашиваем — и никаких результатов. Только проводила ее в очередной раз, звоню: «Ну что? Нашла?» Она так спокойно отвечает: «Да, нашла, замуж выхожу». Вот так, шутка удалась! Собрала родственников, поехали знакомиться с маминым суженым. Она нам навстречу выбегает, как молодуха, смеется, а за ее спиной стоит такой интересный мужчина, выправка — армейская. В общем, Михаил Васильевич нам сразу понравился. Дали добро.

Сватовство проходило недолго, «молодые», не заезжая после санатория домой, отправились на медовый месяц в Бердск. Потом по настоянию родственников переехали в новую однокомнатную квартиру в Новосибирске.

В их семейном гнездышке чисто, уютно и тепло. Дети часто навещают, с уборкой помогают, продукты привозят. Но Лидия Ивановна старается все делать сама, говорит: «Пока хлопочу по квартире, лучше себя чувствую».

Недавно дети, внуки и правнуки поздравляли бабушку и дедушку с очередными солидными датами — 15 февраля Михаилу Васильевичу исполнилось 92 года, 24 марта Лидии Ивановне — 88 лет. Листали пожелтевшие от времени альбомы и слушали воспоминания о войне из первых уст…

Дети блокады
Когда началась Великая Отечественная война, Лидочке Ильиной было 14 лет. В 1942 году в блокадном Ленинграде от голода умерла вся ее семья. Она выкарабкалась, чтобы жить долго и счастливо — за всех…

— До сих пор помню все даты, связанные с войной, — говорит Лидия Ивановна. — 26 января 1942 года умер папа, его хоронили друзья с завода. Сестра умерла 5 апреля во время бомбежки. Мы не могли даже в убежище спуститься — сил не было, ноги опухли. Думали, какая разница, как умирать, от голода или от бомбы. Лежим с сестрой на кровати, пытаемся уснуть под грохот канонады, чувствую, она дышать перестала, захрипела и затихла. Я маму позвала, а она встать уже не может. Пришлось мне с мертвой сестрой до утра спать. 12 апреля умерла мама. Я стою над ней и плачу. Заходят две женщины, спрашивают: «Что случилось?» Я говорю: «Вон мама лежит, умерла, а сестра еще неделю назад умерла». Они записали в блокнот, кто умер и когда, и ушли. Я маму с сестрой в мешки зашила и на саночках в местную церковь повезла. Там всех хоронили…

Родных у Лидочки не осталось, но надо было как-то дальше жить. Она — девочка решительная, смелая — пошла в военкомат, попросилась на фронт. Военком спрашивает: «С какого ты года, дочка?» Отвечает: «С 1927 года, мне 15 лет, я попадаю под мобилизацию. Кружку, ложку уже принесла». Не взяли, отправили копать окопы.

— Копали землицу родную без передышки, боялись, что немец зайдет, — вспоминает Лидия Ивановна. — Обошлось, отстояли!

В эвакуацию Лида все-таки уехала в сентябре 1942 года. Эшелон остановился на станции Чулым Новосибирской области, здесь и осталась. Распределили всех прибывших по местным колхозам. Там Лида первый раз корову увидела, испугалась до слез, а потом привыкла, и доила, и ухаживала.

После Дня Победы в родной Ленинград Лида не вернулась: никого там не осталось, только боль воспоминаний.

В 1950 году она вышла замуж, родила четырех дочерей. Двадцать лет проработала продавцом в сельском магазине. Находила время и для общественной деятельности — два раза односельчане выбирали ее депутатом сельского совета. Лидия Ивановна признается, что ни одной минутки свободной у нее не было, чтобы скучать или горевать. Возможно, это и есть секрет ее счастливой жизни.

Заоблачные выси
Со своей первой женой Тоней Михаил Васильевич прожил больше 60 лет. Когда жена умерла, думал, что так и проживет до конца своих дней вдовцом, а встретил в санатории Лиду — и сердце застучало. Наплевать на возраст, когда счастье само в руки идет.

О своей второй половинке Михаил Васильевич говорит с нежностью, трогательно рассказывает о детях, внуках и правнуках. Но признается, что главная любовь его жизни — это самолеты.

Он родился в маленькой деревушке под Курганом. Мать умерла, когда малышу исполнился год. Отец женился на женщине с четырьмя детьми, поэтому Мишу в основном воспитывал дед.

Когда началась война, Мише было 17 лет. Он сразу решил пойти на фронт добровольцем, но в военкомате его отправили для начала в техническую школу учиться на механика. Оттуда парень перешел в летную школу. Так началось его большое путешествие в заоблачные выси.

С 1944 года Михаил служил в Эстонии, летал на У-2, перевозил грузы, людей. Конечно, рвался на фронт, но командир ему сказал: «Ты нужен Родине именно здесь. Выполняй приказ!»

Демобилизовался он только в 1948 году. Сразу решил, что из профессии не уйдет, будет летать в мирном небе. Сначала Михаил работал в Свердловске, уже в гражданской авиации, затем его перевели в Новосибирск, в аэропорт Северный.

Летал командиром на всех типах машин. В 1956 году Михаила Васильевича отправили в Москву стажироваться на Ту-104. Как только летчик вернулся домой, в аэропорт поступила первая «тушка». Через год вместе с самолетом Михаил Васильевич переехал из аэропорта Северный в Толмачёво.

Гражданский аэропорт Толмачёво был основан на базе военного аэродрома. Первый рейс 12 июля 1957 года на Ту-104 из нового аэропорта делал Михаил Якунин.

В основном полеты проходили нормально, но были и внештатные ситуации, когда от мастерства летчика зависели жизни пассажиров и экипажа.

Михаил Васильевич вспоминает, как однажды у Ту-104 в воздухе загорелся генератор. Борт летел из Иркутска в Хабаровск. Уже над Байкалом заметили дым. Необходимо было срочно принимать решение. Механик соскочил с кресла и через весь салон побежал в хвост за огнетушителем, хотя такой же огнетушитель висел у него за креслом. Так разволновался человек. А Михаил Васильевич запросил у диспетчера посадки в Иркутске, развернул самолет и повел его обратно в аэропорт. Сели мягко, пассажирам объяснили, что вернуться пришлось по техническим причинам.

Закончил Михаил Васильевич свою летную карьеру 31 октября 1973 года, сделал рейс во Владивосток и ушел на пенсию. Его первую «тушку», когда она отлетала свой срок, друзья-сослуживцы перегнали на Бердский аэродром. Самолет до сих пор там стоит, местные энтузиасты недавно взялись восстанавливать его начинку. Сейчас у Михаила Васильевича есть мечта — съездить к своему самолету на свидание.

Семидесятилетие победы в Великой Отечественной войне ветераны Михаил Васильевич и Лидия Ивановна отметят дома.

— Вообще-то хотелось посмотреть парад, сидя на трибунах на Красной площади, Но до Москвы мы уже не дойдем, — шутит Михаил Васильевич. — Я вообще один из всех друзей остался. Живу…