Он стоял за Россию

Не стало Валентина Григорьевича Распутина — последнего классика русской литературы.

Газеты и телеканалы, откликнувшиеся на смерть писателя, упорно называют его «деревенщиком», сознательно или неосознанно уменьшая его значимость и ранг в культурной и духовной жизни России. Скорее всего, по одной простой причине — большая часть авторов заметок прозу Распутина не читали, а термин «деревенщик», объединяющий вполне уважаемую когорту литераторов, писавших о деревне, добыли из «Википедии», которая заменяет сегодня многим собственные знания и взгляд на мир.

Валентин Распутин был классиком в том высоком значении этого слова, которое мы вкладываем в него. И его имя стоит сразу за Толстым, Чеховым, Буниным, которого он, обладавший неповторимым авторским стилем и языком, считал своим учителем. Но дело не только в этом. Каждое новое его произведение «выстреливало» для читателей советской и постсоветской России, как когда-то, в XIX веке, написанное его великими предшественниками. Потому что Распутин, по определению Солженицына, был «нравственником».

В 30 лет он опубликовал свою первую повесть «Деньги для Марии», и эта в общем-то камерная вещь прозвучала для каждого, кто не разучился слышать голос собственной совести, как набат. А потом были «Последний срок», «Прощание с Матерой», «Живи и помни», «Пожар» и много других, как принято сейчас говорить, знаковых вещей, которые поддерживали нашу общую совестливость, не давая ей раствориться в мутном потоке перестроечных времен и пестрых событий.

В марте 1997 года, накануне 60-летия писателя, мне посчастливилось взять у Валентина Григорьевича для нашей газеты интервью. И это сама по себе неординарная и характеризующая его история. (А пропустить эту дату я как выпускница того же университета, что и Распутин, не могла. Помимо того что он классик, он был для меня иркутянином: мы, студенты журфака, запросто могли встретить его на творческой встрече или прямо на улице «в центре» — историческом центре старинного города, где располагались и «универ», и театры, и библиотеки, и Союз писателей.)

В первых числах марта звоню в Иркутск, прошу дать для новосибирской областной газеты интервью. Распутин удивлен: «Я по телефону никогда не давал интервью… Да и вас я не знаю». На что я чистосердечно парирую, что я хорошая, творчество его знаю и люблю и никогда никого не подводила. Валентина Григорьевича такая самооценка почему-то (честный человек верит честному слову?) убеждает, и мы разговариваем с ним под диктофон около часа. О русской литературе и нравственных ориентирах; о Новосибирске, который он считает одним из самых здоровых (от слова «здоровье») городов нашей страны; о том, что власти должны непременно помогать журналу «Сибирские огни».

…Я смотрю сегодня на пожелтевшую страницу «Советской Сибири» с опубликованным 15 марта 1997 года интервью и словно слышу его голос: «К нашим книгам вновь обратятся сразу же, как только в них явится волевая личность — не супермен, играющий мускулами и не имеющий ни души, ни сердца, не мясной бифштекс... а человек, умеющий показать, как стоять за Россию…»

Архив газеты «Советская Сибирь», № 50, 15 марта 1997 г.
Валентин РАСПУТИН: «Нас призовет Россия...»
— Валентин Григорьевич, день рождения и конкретно 60-летие для вас что-нибудь означает? Или это один из трудовых писательских будней?

— Разумеется, означает. Особенно, когда исполняется круглая дата. Она все-таки обязывает оглянуться назад, подвести итоги сделанному, наметить дальнейшие планы, хотя в таком возрасте они, конечно, все больше сужаются. Так что день не совсем праздничный, в какой-то мере печальный даже. Но тем не менее не рабочий...

— Сегодня существуют две полярные точки зрения на писательское поприще. Одна, скажем так, эстетская: мол, русской литературе пора кончать с менторством, ролью учителя жизни. Литература, она во всем мире существует просто для чтения, эстетического наслаждения, и пора, дескать, выходить на этот мировой путь. И другая точка зрения — наша, традиционная. Eё ясно и внятно в книге «Волшебные дни» в конце 80-х сформулировал прозаик Виктор Лихоносов: «...Наши лучшие писатели — граждане с общественной жилкой, с высокой совестью, — не могут не отозваться на то, что происходит в стране. Искренне, страстно, с нескрываемой болью или радостью душевной». Сегодня у нас, читателей, впечатление складывается такое, что первая версия «писатель — общество» побеждает... Ваш взгляд на эту проблему?

— У каждого народа своя литература. И как только она выходит на «общемировую дорогу», начиная терять свои традиции, свои ценности, национальные ценности — нравственные и духовные, — это уже не литература.

— А чтиво...

— Да. У нас сейчас часто говорят о смерти русской литературы. Говорят как раз представители той литературы, которая не может никого оживить, не может ничье сердце напитать... А традиционную нашу литературу, ее, конечно, по ряду причин читают меньше. И в будущем она, наверное, в какой-то степени изменится... Но изменится не настолько, чтобы стать закуской к столу, быть только развлекательным искусством. Такого просто быть не может.

Читают меньше, но я думаю, что вот уже в ближайшие годы читать будут гораздо больше: для этого нужно, чтобы русские писатели писали так, чтобы их нельзя было не читать...

— Валентин Григорьевич, сейчас все так децентрализовано, к тому же у людей нет денег на новую книгу, на то, чтобы подписаться на толстые журналы. Мы читаем ваши статьи лишь изредка в «Советской России». Над чем вы сейчас работаете, над прозой или публицистикой, где публикуетесь?

— Нынче, действительно, трудно заметить, что и где напечатано: журналов стало больше, но до читателей доходят крохи. Я пишу и то, и другое: и публицистику, и рассказы. Вот в третьем номере журнала «Москва» будут напечатаны мои рассказы, в пятом номере «Нашего современника» — большой рассказ. Делаю, как я уже сказал, и то, и другое, но постепенно перехожу все-таки к художественной работе — публицистикой занимаюсь все меньше. Так как сегодня уже убеждать никого ни в чем не надо или объяснять, что происходит кругом... Умные люди уже давно разобрались, а неумным уже не разобраться. Вернее, те, кто не хочет разбираться, им не разобраться уже в происходящем.

— Ваша проза всегда, начиная с 70-х гг., безбоязненно высвечивала нравственное неблагополучие в нашем обществе: «Последний срок», «Прощание с Матерой», «Пожар» свидетельствовали о том открыто. Если не сказать иначе: буквально били в набат. Вы считаете, именно в том времени корни происходящего сегодня? Или это какое-то иное течение, напитывающее наше общество цинизмом и бездуховностью?

— Вы знаете, если говорить о нравственности, она все время падала. И это было заметно, разумеется. Поэтому писатели и говорили об этом. Падала нравственность, образование, и в экономике было далеко не все благополучно. Но если раньше нравственность падала, то сейчас она просто-напросто перевернута: все, что считалось ценностью, сегодня оказалось в положении «вверх ногами, вниз головой». Понимаете, сейчас ни о какой нравственности говорить невозможно — она уничтожается совсем. Тогда она плохо поддерживалась — теперь уничтожается, вот в чем разница. А то, что требовались перемены, это несомненно. Это чувствовалось, без перемен было нельзя, и мы писали об этом. Но требовались эволюционные постепенные перемены, а не разрушение. Разрушение всего прежнего, что было...

Так нигде, ни в каком государстве не поступают. И ни к каким добрым последствиям это привести не могло!

— Я знаю, это наивно, но мы, читатели «старой школы», несмотря ни на что привыкли видеть в писателе, любимом писателе, пророка. Что впереди? Что вам подсказывают интуиция, вера в Россию?

— Вера, интуиция, и не только они. Я ведь много езжу, бываю в глубинке. Я считаю, что та Россия, которая сегодня развращена и превратилась, прямо скажем, в «грязную Россию», это все-таки не Россия. Настоящая, глубинная Россия, она находится как бы в какой-то подземной потаенной части... Она по-прежнему хранит свои традиции, хранит нравственность. И когда потребуется, эта Россия выйдет на свет, ее надо только призвать. Она сейчас как бы ушла от служения государству, потому что не чувствует потребности в себе. А как только появятся люди, появится правительство, которое призовет ее на эту, службу, она, разумеется, вернется. Поэтому что Россия не может погибнуть ни в коем случае: я знаю людей и знаю положение дел... Хотя ближайшие 10 лет, даже не 2—3 года, будут трудны.

— И в связи с такой перспективой как ваше настроение, насколько оно боевое, трудовое, оптимистичное?

— Не боевое и не оптимистичное, а настроение тягловой лошади, которой надо тащить груз дальше. Но тащить его необходимо, чтобы наступил в конце концов именно такой момент, когда настроение изменится. Поэтому могу сказать, что настроение унылое, скорее, рабочее.

Кстати, недавно написал письмо на имя вашего губернатора по поводу грядущего в конце марта 75-летия «Сибирских огней». Журнала известного, издания, без которого мне кажется, отечественная культура не может существовать, тем более Сибирь. Просил в этом письме, чтобы администрация оказала хотя бы небольшую помощь журналу, для того чтобы он получил возможность выжить. И вот пришел на днях ответ от председателя областного комитета по культуре: «К юбилею журнала «Сибирские огни» комитетом подготовлено представление к награждению журнала Почетной грамотой администрации Новосибирской области. Финансовую помощь оказать не можем». Не спорю, может быть, Почетная грамота для журнала в день юбилея что-то да и значит, но журналу надо реально помочь. Ведь Новосибирск — город особый. Недавно в одном из интервью я сказал и пользуюсь случаем это повторить, что неплохо было бы — не сейчас, конечно, а когда мы встанем на ноги — столицу России перенести из Москвы в Новосибирск. Почему в Новосибирск? Он — один из здоровых (от слова «здоровье») российских городов. И это принесло бы пользу как европейской, так и азиатской части страны. Не знаю, насколько это верно, но мне так кажется...

— Юбиляру, то есть вам, мы по традиции желаем здоровья, успехов в исполнении задуманного, творческого долголетия. А что пожелали бы вы нашим читателям?

— Все-таки держаться. Постараться мужественно пережить эти трудные времена, не покидать Россию — это очень важно. Судьба России будет зависеть не от той верхушки, которая сейчас руководит ею и ведет неизвестно куда... Уже наступает такой момент, когда судьба России будет зависеть от нас: с кем мы? Или мы умоем руки, уйдем в некое собственное спасение, или все-таки мы будем вместе с Россией. Это очень важно: быть патриотами России. Быть патриотами Сибири тоже нужно, но ни в коем случае не поддаваться сепаратистским настроениям, сейчас их много в наших краях. Если мы не будем вместе — целой единой Россией, если не выстоим, то и Сибирь погибнет в таком случае. Распадется на части и в конце концов погибнет. Хочу надеяться, у нас всех хватит здравого смысла этого не допустить.

— Валентин Григорьевич, по себе знаю, ничто так не подпитывает душу в любые времена, как хорошая современная проза. Для «Советской Сибири», наших читателей отрывок из нового произведения Валентина Распутина, несомненно, был бы подарком...

— Спасибо. Звоните по осени в Иркутск, постараюсь прислать...