При первых бомбежках Левка, как его называли в детстве, устремлялся на крышу их многоквартирного дома на Васильевском острове, с интересом наблюдал за атакой, а вечером следил за бегом зеленых ракет в небе и лучами прожекторов… Это был 1941 год.
Отца уже в начале войны призвали на фронт. Мама работала на заводе. Левка был под присмотром старшей на три года сестры. С приходом зимы 41-го начались страшный голод и холод. Семья жила в коммуналке. Отапливали комнату печкой. Собирали все, что может гореть – дрова, мебель, книги. Запасов продовольствия не было. Мама кормила детей дурандой (прессованный жмых) и дрожжевым супом, который приносила в бутылках.
«Вкус того супа и сейчас помню. Мутный такой, скудные овощи там плавали.
Еще и шкуры приносила, их варила, как холодец… Мама уходила на смену и нам наказывала – никуда не выходить. Мы слушались. Помню, однажды мама трое суток с работы домой не приходила… Я ее звал, кричал в форточку», – воспоминания Льву Ивановичу всегда даются с трудом, не может спокойно рассказывать о пережитом.
В мае умерла от голода мама. Лев с сестрой не знали, что делать, как жить? В коммуналке ни в одной комнате не оставалось уже живых. Их забрали комсомольцы, которые объединились в отряд, ходили по улицам, домам, квартирам и искали живых. Малышей и подростков – в детский дом, а за ослабевшими взрослыми ухаживали. Лева тогда был сильно истощен, слаб настолько, что сестра боялась, что потеряет и его. Перед эвакуацией из города Лев Филиппов последний раз побывал дома.
«Летом, в июле 1942 года, переправили через Ладогу в детский дом. Матросы нас под мышки – и по трапу заносили на палубу, а мы – дистрофики. Плыли спокойно, не бомбили,
перед нами буксир тащил баржу с маленькими детьми, их обстреляли и затопили»,
– рассказывает Лев Иванович.
В этот период, вспоминает блокадник, их кормили хлебом с маслом. Дети мечтали о еде, им тогда все казалось таким вкусным. Поселили их в детском доме в деревне Горелово. «Однажды к нам бежит моя сестра и кричит: «Война кончилась, война кончилась…» Мы все плакали. Тогда уже знали, что наш отец погиб под Ленинградом в 43-м. Сестре пришла похоронка», – вспоминает он о Победе в 45-м.
Вскоре они с сестрой расстались. Всех 18-летних парней откармливали и отправляли в армию, а девушек, в том числе и сестру – в Ленинград, работать на заводах. Лев Иванович окончил ремесленное училище в Выборге и был призван на четыре года в армию. После демобилизации вернулся в Ленинград. Квартира полагалась только ему во вновь строящемся городе. Лев Иванович решил отдать ее сестре, а сам в 1956 году поехал к родной тетке в поселок Покровка Доволенского района Новосибирской области, куда ее эвакуировали из Ленинграда.
«Тетка жила в землянке. Здесь не было электричества. Пол земляной. И это после Ленинграда, где в то время уже были телевизоры с маленьким экраном, метро… Я сразу хотел уехать. Но она попросила помочь со строительством дома. А я топор в руках не держал. Заготовил лес, поставил избу. Меня пригласили в совхоз, а потом отправили в Купино учиться на комбайнера…
Вскоре судьбу свою встретил, женился. Куда было ехать? Так и остался»,
– говорит блокадник.
Но свою историческую родину не забывал: в Ленинград ездил каждый год: сначала навещал сестру, потом к своему сыну и внукам. В последний раз был в 1994 году.
Прошло около 80-ти лет, но до сих пор жива детская рана Льва Ивановича, не может сдерживать слез: «Не люблю об этом… Что-то нервишки…»
Долгие годы он держал свое хозяйство. Лошадь, корова, куры, собаки. В своей Покровке считался мастером на все руки, хозяйственным и домовитым. Без дела не любил сидеть. Только снег сошел – начинаются его заботы. Сад, огород, в лес съездить за свежей травой, ягодами и грибами. Пару лет назад остался один, сложно стало ухаживать за домом, особенно зимой. Потому и решился на переезд в Довольное, хотя на лето все равно едет домой, в Покровку.
Читайте также: «Это был настоящий ад»: репрессии 1940-х глазами ребенка.
