Предыдущий бизнес у меня был мужской — строительный. Мы с мужем занимались им вместе. От Дальнего Востока до Урала строили все магазины крупной федеральной сети бытовой техники и электроники. Но лет в тридцать пять мне это стало неинтересно — просто зарабатывать деньги. Захотелось чего-то для души. Искала, пыталась понять, чего хочу, от чего могу получать удовольствие. Занялась вокалом, хореографией, даже курсы визажа прошла. Особенно увлеклась живописью. У нас в офисе висят несколько моих картин. Вслед за мной мой папа — уже после пятидесяти лет — впервые взялся за кисть. И хорошо получилось. Но во всем, что я тогда делала, мне не хватало именно бизнеса. И я хотела найти что-то такое, чтобы совместить творчество и мое предназначение в этом мире, как бы это громко ни звучало. И из этого родился проект, которым я занимаюсь сейчас. Мы получили патент на изобретение, помогаем людям выздороветь. Первое время я трепетала и у меня слезы наворачивались, когда я читала отзывы о нас. Семья и какое-то стоящее дело — это для меня самое главное.
В школьном возрасте я хотела быть балериной. Ходила в школу хореографии, и однажды нас повели на фильм «Анна Павлова». Я решила, что буду второй Анной Павловой, поеду в Ленинград поступать в училище! Но мама меня никуда не пустила. Это была трагедия, слезы на месяц. Думаю, что, скорее всего, то задавленное творчество начало проявляться в позднем возрасте, отсюда и вокал, и картины. И, по сути, даже в нашем бизнесе куча творчества.
Производство в России — это нелегко. Но женщина может быть успешной в бизнесе. В последние годы многое поменялось. Чтобы мне быть предпринимателем, надо, тяжело преодолевая трудности, идти вперед. А у нынешних молодых девчонок, с отсутствием каких-либо страхов и с креативным мышлением, — классно получается.
Эмоции мешают в бизнесе, я борюсь с ними. У меня их больше, чем надо. Мне бы «машиной» быть побольше, и результат был бы лучше. Но все-таки в душе я предприниматель. Что такое предприниматель? Он хочет нести что-то новое, это азарт и зарабатывание денег. Для меня люди, которые покупают по одной цене, а продают по другой, — не предприниматели. Это перепродавцы, перекупщики, коммерсанты… Предприниматели для меня Тиньков, Новиков. Я на них смотрю и равняюсь.
В моем будущем муже меня два качества покорили, когда мы с ним познакомились, — чувство юмора и надежность. Не знаю, как я это прочувствовала, что на него можно положиться. У нас равноправные отношения. По молодости, когда еще было мало опыта и мудрости, я во всем стояла на своем, считала, что все должно быть по-моему. Через надрыв иногда мы шли к взаимопониманию. Случалось, что и дверью хлопал. Я могла ему сказать: «Знаешь, а вот у Юли Илья, между прочим, если пришел и дома нет порядка, молча может пол подтереть. И посуду он любит мыть». Мой злился. А если по-доброму, без упрека попросить, он сам будет помогать. Мужчину нельзя держать под каблуком. Это унижение.
Сейчас у меня сын-подросток, и я в нем себя узнаю. Как я не всегда понимала родителей, не хотела никого слушать — в одно ухо влетало, в другое вылетало. Я была круглой отличницей, мне до медали не хватило немного. Тогда вопрос о том, чтобы хорошо учиться, вообще не стоял. «Делай хорошо — и будет хорошо» — так с первого класса повелось. Мне кажется, это больше вопрос ответственности и доведения дела до конца. Когда мне сын говорит, мол, зачем ему это стихотворение учить, ведь от этого якобы нет никакой практической пользы, я ему объясняю, что это развитие памяти, расширение нейронных связей мозга и что именно так вырабатывается трудолюбие. Если в детстве его не заложить, его не будет и в будущем бизнесе.
В соседнем подъезде дома, где мы когда-то жили, был мальчик-подросток. Был мальчик — стал девочкой. Меня такие вещи пугают. Молодежь хорошо бизнес делает, но смелость и свобода, положительные в одних вещах, могут опасно отозваться в других. Если человек находится в какой-то искаженной атмосфере, видит все больше и больше патологического и уродливого, то это становится вариантом нормы. И он думает: а почему бы мне не попробовать? Почему бы не сделать? Или он может решить, что с ним что-то не так. Вывод один — больше разговаривать в семье, объяснять, к Библии возвращаться, которая говорит, как человек должен пройти свой путь. Быть самому примером для подражания и больше нагружать детей делами, чтобы не было времени на такие мысли и на праздность.
У нашего младшего сына няня старой закалки. Ей только 37 лет, но она очень хорошо воспитана, глубоко порядочный человек и, наверное, в современном мире может кому-то показаться белой вороной. Я за то, чтобы с моими детьми общались такие люди. Марина может объяснить моему ребенку, донести какие-то важные, фундаментальные ценности морали и нравственности, на что мне порой не хватает времени и сил.
Я до сих пор учусь совмещать семью и работу. Это очень важно, но для меня это нелегко. Шестнадцатилетний сын может упрекнуть: «Вообще-то ты мама…» Когда он родился, мы с мужем делали все больше интуитивно, легко, меньше думали. Второму сыну сейчас четыре с половиной года, и из-за довольно большой разницы в возрасте детей многое тоже ощущается как в первый раз. Но с младшим теперь, прежде чем что-то сказать, я думаю, как эти слова он поймет и как они скажутся на всей его жизни. В возрасте год, два, три на подсознание ребенка записывается все — как хорошее, так и плохое. И это понимает Илюха, его старший брат. И мне замечания делает: «Ты неправильно сказала. Он запомнит на всю жизнь». Или: «Почему ты ему не делаешь замечание? Он так и будет потом делать». Они воспитывают друг друга и нас. А с ними и мы учимся чему-то новому.
