«Я счастливый и несчастный человек…»

Есть люди, которым определение «бывший» никак не подходит. Иван Иванович Индинок, которому сегодня исполняется семьдесят (кто бы мог подумать!), как раз к таким людям и относится. Начинал он инженером, а потом был секретарем, председателем и сопредседателем, мэром и губернатором, а также — по нынешней моде — вице-президентом и президентом…

Перечислять все его регалии смысла нет, потому что это совсем не главное. Уж очень не похож на других «представителей властных структур» Иван Индинок. Любой, кто работал с ним вместе, скажет: главное для него в любой ситуации — люди. А глаз какой! Именно Иван Индинок пригласил из облисполкома на работу в мэрию Виктора Толоконского, разглядев его управленческий талант. Став губернатором, исполнять обязанности мэра он попросил именно Виктора Толоконского, который вскоре убедительной победой на выборах доказал многое, в том числе и то, как прав был Иван Иванович. И Владимира Городецкого из Первомайского райисполкома пригласил тоже он. И еще многих-многих.

В «Вечёрке» Иван Индинок — частый гость. Независимо от должности. Мы хорошо помним, что именно он дал «добро» на то, чтобы газета Новосибирского городского комитета КПСС и Новосибирского городского Совета народных депутатов стала независимым общественно-политическим изданием. Поговорить с ним всегда есть о чем. Тем более что Иван Иванович за словом в карман не полезет.

Многое из того, что происходит сегодня в стране, вызывает в нем боль, но даже в самых трудных ситуациях Иван Индинок смотрит на жизнь с юмором. Любит пошутить, в том числе и над собой. Афоризмы, им рожденные, до сих пор в ходу в нашей редакции. Уж сколько лет обещает нам Иван Иванович свои мемуары. Да все никак не напишет — дел слишком много. Правда, предисловие давно готово. И начинается оно так: «Мир я действительно удивил тем, что родился совсем в неурочный час. Матушка пошла в баню помыться, споткнулась — я и выпал. При этом угодил в теплую коровью лепешку. Неприятно? Безусловно, зато мягко и безопасно». Но выбирает он не там, где мягко, а там, где трудно. Именно этим занимается созданный по инициативе Ивана Ивановича Индинка Новосибирский гуманитарный клуб «Зажги свечу». Его главная забота — душа человеческая. А это в наш непростой век самое главное.

И еще одна маленькая история. Редакция «Вечернего Новосибирска» славится своей любовью к спорту — у нас и чемпионаты проходят, и спартакиада. Как-то раз пришел Иван Иванович в гости и попал на чемпионат по дартс. Как болельщику игра ему понравилась, и он решил сразиться с сильнейшими. В напарники выбрал меня, а соперничали мы с мощным дуэтом, который организовали лучший репортер Новосибирска Александр Черешнев (он же самый знаменитый автор детективов Александр Духнов) и народный артист России, замечательный актер Анатолий Узденский. Короче, «летели» мы с Иваном Ивановичем, как говорится, по полной программе. Он лихо швырял дротик, который попадал куда угодно, но не туда, куда надо… В итоге остался один бросок, который и должен был сделать Иван Иванович. Соперники торжествовали и уже напевали что-то победно-романтическое. Шансов не было: ведь, чтобы выиграть, нужно было попасть в одну-единственную точку на круге — любой другой вариант нас уже не выручал.

Индинок крякнул, размахнулся что есть силы… и попал туда, куда требовалось. И тут же раздался торжествующий крик: «Иван Индинок! Советский Союз!»

В общем, точно в цель! Наш друг Иван Иванович Индинок всегда бьет точно в цель. И мы уверены, что так будет всегда.

С юбилеем Вас, Иван Иванович!

Владимир Кузменкин

Быстрая победа над тоталитаризмом, породившая мироощущение скорого достижения рубежей обетованной земли, сыграла над всеми нами злую шутку.

Оказалось, что тоталитаризм, против которого мы в едином порыве ополчились, является не столько внешним препятствием, стесняющим нашу свободу, сколько внутренним, точнее, въевшимся в нас, качеством, свидетельствующим о нашей собственной ограниченности. В революционном порыве круша и ломая ставшие нам ненавистными общественные формы, мы в действительности разрушали и переделывали устои самой жизни. Но, сжигая за собой мосты, можно только отступать, а не двигаться вперед!

Иван Иванович Индинок, у которого сегодня семидесятилетний юбилей, принадлежит к числу тех политиков, кто неустанно повторяет, что движение вперед не должно сопровождаться уничтожением человеческих ценностей и исторических достижений и что главный принцип власти — не навреди. Возможно, революционный порыв российского общества конца века Иван Иванович встретил без того юношеского энтузиазма, который был, например, у меня и тех людей, которые в своей совокупности составляли широкую палитру революционеров-разночинцев. Однако новые вызовы он встретил, как подобает мудрому человеку, без панического страха, но с прагматичной осторожностью. Как политик, в революционной действительности он видел новые горизонты и новые возможности, которые открываются для него и для всего общества.

Не входя в когорту общеизвестных русских демократов-реформаторов конца ХХ столетия, Иван Иванович тем не менее сделал для развития демократии в России много больше, чем иные поборники народовластия. Даже поражение на губернаторских выборах в 1995 году, проведения которых Индинок добился у верховной власти, есть его величайшая победа.

И для тех, кто имеет перед собой цель, и для тех, кто ни к чему не стремится, солнце восходит в одно и то же время, только у одних с первыми лучами солнца начинается новый день, а у других — заканчивается предыдущая ночь.

Для Ивана Индинка с появлением солнца всегда начинается день, полный надежд и устремлений.

С днем рождения, Иван Иванович!

Ваш друг и ученик Олег Гонжаров

Ивану Индинку — 70 лет

С Иваном Индинком связана целая эпоха в жизни Новосибирска. Он занимал должности председателя горисполкома и мэра Новосибирска, был губернатором и депутатом Совета Федерации. Уйдя из власти, он продолжает активно участвовать в деловой и общественной жизни города.

Журналисты Ивана Ивановича любят. Человек он интересный. Только вот парадокс: при всей своей открытости и словоохотливости, в своих многочисленных интервью рассказывает Индинок преимущественно о городе и о людях, что его окружают. А о себе все больше вскользь, по касательной. Писателю Михаилу Щукину в интервью, взятом у юбиляра накануне круглой даты, как нам представляется, удалось отойти от этого успевшего сложиться правила…

— Давайте все-таки поговорим именно об Иване Ивановиче Индинке, о его достижениях, неудачах, о его семье…

— Я счастливый и несчастливый человек. Счастливый, потому что родился в большой крестьянской семье. Трудным, но и прекрасным было детство. Трудным, потому, что порой недоедали, особенно в военное и послевоенное время. Одежда латаная-перелатаная, и обувь переходила от старших к младшим…

А счастливым было детство потому, что с малых лет нам приходилось трудиться. Каждый из нас знал цену хлебу насущному, каждый из нас понимал, насколько трудно поднимать семью нашим родителям. И уважение к ним появлялось само собой. Ведь они были нашими кормильцами.

Счастливым детство было еще и потому, что в семье царила неподдельная любовь друг к другу, которую мы сохранили на всю жизнь. Как-то, когда я в очередной раз приехал в Ленинград, чтобы насладиться радостью от встречи с семьями моих дорогих брата Петра и сестры Катюшеньки (к моему горю, уже ушедших в мир иной), сидели мы все вместе большим индинковским кланом, вспоминали свою родную деревню Козловку, своих лучших из всех родителей. И Катя вдруг, улыбаясь, говорит: «А ты знаешь, Ванечка, прочему у тебя живот большой? Это я его тебе с младенческих лет «разбухала». Привезет отец из Ачинска пряников, нажуют их в марлю и тебя этим кормят, а когда родители уходят на работу, на меня, восьмилетнюю, оставляют с наказом: «Ты гляди, Катька, лучше за братом». А я тоже маленькая, мне тоже пряников хочется, ведь других лакомств не было, кроме еще кускового сахара. Вот я эти пряники съем, а тебе нажую черного хлеба. Пройдет немного времени — в животике у тебя начинает булькать, ты разорешься, а я раскачаю люльку и как дам об стену, ты испугаешься, замолчишь, а потом все повторяется: накричавшись, уснешь. Так что меня прости, братишка. «Значит, это ты мне испортила фигуру на всю жизнь, дорогая моя сестренка? Потому каждый месяц ты мне и высылала деньги, пока я учился в институте, заглаживала свою вину», — шучу я. «О своих детских проказах вспомнила к разговору, а деньги я тебе высылала потому, что люблю тебя». Спасибо тебе, Катенька. И тебе, Петя, спасибо. Вспоминаю, как мои студенческие однокашники частенько обращались ко мне: «Давай, Иван, дуй на почту, Петр Иванович уже зарплату получил, значит, деньги пришли, так что до стипендии дотянем». «Мне положено, — отвечает, улыбаясь, Петр, — я старший. — «Это хорошо, что ты старший, поэтому и живот у тебя нормальный, Катя с тобой не возилась!»

Смех, слезы радости, какое это великое счастье! О каждом из дорогих моему сердцу братьев и сестер я могу вспоминать и говорить часами. Каждый из них был моим ориентиром в жизни, каждому из них я обязан своим становлением, от каждого унаследовал те положительные качества, которые, я надеюсь, у меня сейчас есть. Я мечтаю написать книгу о нашей удивительной семье, хотя бы для себя, для моих внуков. Это долг младшего перед светлой памятью моих дорогих незабвенных родителей, братьев и сестер. Только бы успеть…

— Когда человек долгое время находится во власти, он вольно или невольно должен держать себя в определенных рамках. Мне кажется, что эти рамки вы иногда ломали…

— О своей работе во властных структурах я много и часто рассказывал, повторяться не хочется. Подчеркну лишь одно: где бы я ни работал, всегда рядом были замечательные люди, которым я доверял и которые всегда это доверие оправдывали. Это во-первых. Во-вторых, руководитель, какой бы он талантливый и знающий ни был, не сможет знать отдельные отрасли, а значит, и влиять на их работу, лучше, чем специалисты в этих отраслях. Недавно читал я книгу из серии «Жизнь замечательных сибиряков» об одном главе администрации. Что ни страница, то «я пришел, увидел, победил». Грустно как-то стало после этого, решил: никогда обо мне не появится такая книга. Всё делают люди, а мы помогаем, как можем. И примеров тому можно привести множество…

Возьмем нашу городскую ветеринарную инспекцию, которая была создана у нас первой в СССР. Опыт наш потом распространили на всю страну. Естественно, хвалебные речи относились к моей персоне. А на самом деле автором идеи был молодой человек, мой сосед по даче в садовом обществе «Кувшинка», Олег Александрович Рожков, кандидат ветеринарных наук, человек, влюбленный в свою профессию, кстати говоря, автор многих методических работ, изданных Министерством сельского хозяйства. Именно благодаря его настойчивости и при его непосредственном участии создана эта служба. Он просто «допек» меня доказательствами необходимости такой инспекции: «Вы же мэр, неужели вам безразлично, чем питаются горожане, неужели вы можете чувствовать себя спокойно, когда травят и детей, и взрослых?» И я сдался.

Или возьмем строительство часовенки Святителя Николая, что зачастую тоже связывают с моим именем. А между тем я раза три отправлял из своего кабинета делегацию архитектурно-художественной общественности. И тогда главный архитектор города Герман Александрович Тюленин пошел на хитрость: пригласил меня на экскурсию по городу, показал архитектурные ляпы — сооружения, построенные по указанию сверху, которые не только не украшают город, но вносят дисгармонию в его облик. После такого обучения я еще раз убедился, что надо доверять специалистам, и согласился на строительство часовни. Так что заслуга в том, что она украсила город, принадлежит архитектору Петру Александровичу Чернобровцеву, его отцу Александру Сергеевичу, позже расписавшему ее; Сергею Павловичу Начарову — строителю. На мою долю выпало только собрать деньги, добыть золото и до слез радоваться, когда водружали на часовню золоченый купол. Все это мы успели к 100-летию города.

А первый цветомузыкальный фонтан, который появился в нашем городе, да и во всей Сибири, благодаря настойчивости Леонида Григорьевича Зотова и поддержавшего его Бориса Александровича Пчелинцева! Я потом в день 100-летия Новосибирска всего лишь произносил торжественную речь на его открытии.

В любом деле, в любом производстве бывают случаи, и довольно часто, когда идеи и их осуществление принадлежат одним людям, а лавры — другим.

— Власть всегда желает выглядеть величественной, но жизнь порою «выдает» такие шутки, что от этой искусственной напыщенности остается только одно — бессильно расхохотаться. Были у вас такие случаи, когда «смех сквозь слезы»?

— Было. Тут необходимо небольшое предисловие. Летом 1995 года во Дворце культуры «Сибтекстильмаш» проходил фестиваль народной песни. Посвящен он был творчеству народного композитора Николая Михайловича Кудрина. Организован фестиваль был прекрасно. Песни «Хлеб всему голова», «Деревенька моя», «Сапожки русские» в кульминационный момент концерта звучали из разных концов зала.

Николай Михайлович поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, слушая песни, и прослезился. Сидели мы рядом, и я у него спросил: «Каким званием отмечен ваш труд и талант?» В ответ слышу: «Никаким». Меня это возмутило. Я попросил записать на магнитофонную пленку лучшие песни и передать мне, пообещав, что попробую добиться присвоения звания российского значения. Николай Михайлович безнадежно махнул рукой: обещали, мол, некоторые. Но пленку все-таки через несколько дней передал.

А когда Борис Ельцин со своей свитой остановился в Новосибирске по пути на восток страны, я эту пленочку с песнями Николая Михайловича с собой и прихватил. Ждем. Прилетел. Стюардесса открыла двери, подкатили трап… По нему, поддерживаемый с двух сторон — министром экономики Шохиным и министром сельского хозяйства Заверюхой — спускается чуть живой, как говорили у нас в деревне, «в стельку пьяный» высокий гость… «Ну, говори, что тебе надо», — обращается ко мне Ельцин. Вижу, такое его состояние, не до серьезных обсуждений, говорю: «Да у нас, Борис Николаевич, все нормально. Работаем, есть проблемы, ну что мы будем вас нагружать? Вот если бы нашли возможность выделить хотя бы 1000 комбайнов, уж больно хороший урожай зреет»… Президент повернулся к Заверюхе и размахивает указующим перстом: «Дать ему 1000 комбайнов, и бесплатно». Тут вспомнил я и про пленку с песнями Кудрина: «Борис Николаевич, если у вас будет хорошее настроение или плохое — неважно, послушайте эти песни — это поет Россия». Ельцин встрепенулся, облапал меня: «Ну, ты и хитрый, ну, ты и хитрый».

На этом наша встреча закончилась. Качающегося первого президента повели в его специальный самолет. А мы пошли в домик командующего ВВС, где был накрыт стол для встречи высоких гостей. Выпили мы с досады прилично. Особенно крепко поддал Анатолий Николаевич Манохин. «Ничего, Толя, не горюй, — говорю, — какой президент, такие и представители. Или можно наоборот — какие представители, такой и президент». Никогда прежде не видел я Манохина таким раздосадованным, на нем буквально не было лица. Мне кажется, что в эти минуты он понял многое. Умного, искренне верившего, как оказалось потом, в пустые обещания и не до конца знающего, что там творят наверху, постигло его горькое разочарование. А тут еще мы со своими шутками.

Ушел с политической арены Манохин… Не стало уже и первого президента… Рухнули надежды, в которые с самого начала никто из нас не верил, что получим мы 1000 бесплатных комбайнов. А вот Николай Михайлович Кудрин звание «Заслуженный деятель искусств России» получил. И за это спасибо.

— Вы говорите, что вы счастливый и несчастный человек одновременно. Так бывает?

— Судьба была ко мне благосклонна. И все-таки были в моей жизни черные и трагические события. В 1991 году в четырнадцатилетнем возрасте нелепо погиб в автомобильной катастрофе мой младший сын Алеша. Живу с незаживающей раной от потери любимого сына, с постоянными угрызениями совести, что не уделял ему достаточного внимания. Жил мой Алеша с вознесшимся на высокие должности отцом и… без отца. Работа — она, конечно, приносит удовлетворение, особенно в минуты видимых результатов. Но может ли только работа, пусть даже любимая, сделать человека счастливым? Нет. Семья никогда, ни при каких условиях, не должна уходить на второй план. Семья — это главное, святое. И что толку, когда понимаешь это задним умом?

Вот и распалась, к великому сожалению, наша семья. Не могла простить мне моя первая жена Тамара безотцовщины своих сыновей при живом отце. Прожили мы тридцать лет. Свалил я на ее хрупкие плечи всю заботу о доме и сыновьях. Сохраняю я к Тамаре Петровне самые добрые, самые светлые чувства.

Последняя моя радость, гордость, любовь и надежда — мой сын Дмитрий и его семья. Каждый вечер я жду от него звонка: «Батя, как дела?» — «Нормально, — отвечаю, — а как у вас?» — «И у нас все хорошо, ложись спать, завтра увидимся; в крайнем случае, созвонимся». И это каждый вечер, за редким исключением, когда его нет в городе. Люблю своих внуков без памяти. Они не только дарят мне радость, но и являются стимулом к активной жизни. Храни вас Бог, мои дорогие, мои любимые, на долгие, долгие лета. Я так этого хочу!

…С моей второй женой Ларисой Ивановной Сидоркиной прожили мы вместе десять лет. Не буду утверждать, что наши отношения были идеальными, нет, всякое было: и размолвки, и обиды, но мы научились быть выше их, научились ценить и уважать друг друга, беречь друг друга. Теперь она живет в Новой Зеландии, уехала помогать дочери, растить внука. В первый же год после ее отъезда летал я в Новую Зеландию, убедился, что живет мой дорогой человек хорошо в своем собственном доме, что у нее замечательная дочь и любимый внук Ромашка и что она совсем уже освоилась в этой далекой прекрасной стране.

Как не ценить и не любить мне этого человека: случился у меня серьезный недуг — она, не раздумывая, немедленно (буквально за вечер собралась) прилетела, чтобы быть рядом. А пока… пока она там, а я в нашей Сибири. Каждую неделю звоним друг другу и надеемся…

Вот так сложилась моя личная жизнь. Дважды был женат, а старость встречаю один.

Красивые и умные у меня были жены. И обе в сердце моем оставили глубокий след. И я благодарен судьбе, что имел возможность и счастье идти по жизни вместе с такими замечательными женщинами.

Что дальше? А дальше будем жить. Хочу, могу и буду — жить, работать и стараться приносить пользу людям. В этом мое спасение, в этом мое счастье.

Беседовал Михаил Щукин