С начала года новосибирские подростки совершили 724 преступления — значительно больше, чем за тот же период прошлого года
Нижеследующие истории с нашими юными соотечественниками вызвали в памяти рассказы классика о русских мальчиках, да и девочках тоже. У Антона Павловича Чехова немало детских историй, он оставил нам не только, как принято говорить, энциклопедию жизни российского среднего класса столетней давности, но и, можно сказать, почти универсальное описание тогдашнего детства и взросления.
… «Володя раз даже в детской остановился перед иконой, перекрестился и сказал: «Господи, прости меня грешного! Господи, сохрани мою бедную, несчастную маму!» «Катя и Соня тихо поднялись с постелей и пошли посмотреть, как мальчики будут бежать в Америку». И что они услышали: «… В таком случае я сам поеду, — решил Чечевицын. — И без тебя обойдусь. А еще тоже хотел охотиться на тигров, сражаться! Когда так, отдай же мои пистоны!» Вернули путешественников на другой день. «Оказалось, что мальчиков задержали в городе, в Гостином дворе (там они ходили и все спрашивали, где продается порох)». Когда папаша спросил, где же они провели ночь, Чечевицын гордо ответил: «На вокзале!»
На вокзалах местообитание и нынешних сверстников чеховских героев. Но побеги и приключения чеховских мальчиков не чета «подвигам» современных пацанов…
Мальчики, или «Дай два рубля»
… Около шести вечера семиклассник Женя и его двое столь же юных приятелей оказались в булочной на улице Геодезической. Держали себя непринужденно, что-то вполголоса обсуждали, громко смеялись и, как вскоре стало ясно, внимательно осматривались. Тринадцатилетнего пацана бабуля, у которой он гостил на каникулах, послала за хлебом и дала сотню одной купюрой. Внук получил сдачу — 75 рублей и положил в наружный карман курточки. Пока он покупал хлеб, троица подростков договорилась, или, как записано в протоколе, «вступила в предварительный сговор на открытое хищение имущества у малолетнего, при этом распределив между собой роли». Внука догнал Женя, толкнул в спину и попросил закурить. (Почерк давно известный). «Не курю», — признался мальчишка. На что догнавший его подросток сурово процедил сквозь зубы: «А не побить ли тебя?» Его приятели уже подтянулись и встали полукругом — бежать было некуда. Их трое, а он один, сдачу с бабушкиных денег пришлось отдать. Но этим не кончилось. Один из недорослей отвел внука чуть в сторону и строго спросил, есть ли сотовый. «Нет». «Ах, так! Тогда мы проверим!» Троица обшарила карманы джинсов и куртки. Ничего не нашли, сорвали шапку и убежали. Каково было состояние бабули, когда внук, приехавший в гости, вернулся домой! И каково самоощущение мальчика!? Станет ли он наращивать бицепсы, чтобы постоять за себя, а может, и самому первому нанести удар, пробивая себе дорогу в жизни? Или пережитый страх и беззащитность дадут свои печальные плоды — заставят перед каждым преклонять голову? Пока найден и осужден, условно, за грабеж один из троицы — Женя, воспитанник детского дома, ему только что исполнилось четырнадцать.
Нынешние подростки тоже бегут, но не в Америку, а ближе — на соседнюю улицу, на рынок, в магазин… Туда, где много народу, где можно «поохотиться», правда, не на тигров и исключительно с прагматической целью. В ГУМе как-то сошлись две пары пацанов. Детдомовцы Юра и Максим присмотрели «жертв» — двоих подростков. Когда купили диски и отошли от прилавка, детдомовские подошли и, мягко говоря, попросили… два рубля. «Да у нас мелочи нет, деньги только бумажками», — объяснили подростки. «Тогда выйдем на улицу, поговорим», — предложили бедные детки. За углом начался форменный допрос: есть ли сотовый, да сколько денег вообще. Допрашивал один, а другой стоял на стреме. Со стороны и не поймешь, что происходит, ну, разговаривают подростки, может быть, не очень мирно. Но мало ли что между ними бывает. Представьте, как быть тем, на кого наехали? Не звать же на помощь. Не бросаться же сразу с кулаками на вымогателей. С другой стороны, а почему нет? Но тогда чуть ли не на каждом углу будут «сражения«… Почему, об этом чуть ниже — в цифрах.
Вернемся к разговору у ГУМа в четыре часа дня. Юные налетчики, недовольные слишком длинным выяснением, узнали, что сотовый имеется, и он тут же оказался в руках одного из них. Подростки отдали им деньги, все, что у них было — рублей полтораста и потребовали вернуть телефон. Попытались оказать сопротивление. Но им был продемонстрирован «нож-бабочка» со словами: «Сейчас как кольну в бок». В приговоре это обозначено, как «подавление воли потерпевших». А преступное деяние — «разбой, то есть нападение в целях хищения с угрозой применения насилия, опасного для жизни и здоровья, группой лиц по предварительному сговору». Читаешь такие формулировки и представляешь злодеев в масках с обрезами, с ножами — настоящих криминальных субъектов. А здесь четырнадцатилетние, по сути еще дети, человечки нежного возраста. Но то, что они делают, без всяких сомнений точно ложится именно в статью «Разбой» Уголовного кодекса. И подобных разбоев становится все больше.
Криминальный «резерв»
В прокуратуре области сообщили несколько цифр прошедшего полугодия. Самые юные правонарушители — от четырнадцати до пятнадцати лет — движутся в криминальном направлении ускоренными темпами. На счету этих деток переломного возраста за полугодие 724 преступления, почти на девятнадцать процентов больше, чем за тот же период прошлого года. И что очень тревожно: из всего вала зарегистрированных преступлений несовершеннолетних в лидерах первая возрастная группа, то есть «самые маленькие» — 32 процента. Иными словами, каждое третье подростковое преступление совершено теми, кто едва перешагнул возраст наступления уголовной ответственности. Дети рождения 1991, уже и 1992 вливаются в ряды криминалитета. Причем, среди них немало воспитанников детских домов. Многие правонарушители едва умеют читать, в свои четырнадцать-пятнадцать образования у них пять-шесть классов, а то и меньше. И самая страшная цифра: подростками совершено в первом полугодии двадцать (!) убийств, в том же периоде прошлого года было меньше. Чаще всего они действуют в группах, с неоправданной жестокостью, безжалостно, как звереныши. Ситуация не просто тревожная, высказывается мнение, что катастрофическая. Да, такой вывод может показаться преувеличенным. Но если к детям-преступникам прибавить тех детей и подростков, кто от них пострадал, кто был запуган, кто пережил невероятный стресс, наверное, с еще большей уверенностью можно говорить о катастрофе поколения. Чтобы выживать, нужны бицепсы, что ежедневно демонстрирует нам телевидение…
А ведь есть еще и так называемые малолетки, те, кто еще не дорос до четырнадцати. И есть еще девочки. И ведь не зря говорят, что они взрослеют быстрее… Пятого июня в начале десятого вечера две юные особы, одной из которых двенадцать лет, а второй столько исполнится лишь в октябре, прохаживаясь по улице Блюхера, встретили девушку с большой сумкой. Нимфетки вырвали чужое добро и бросились бежать во дворы. Но попытка скрыться не удалась. Свидетелем этой сцены стал экипаж патрульно-постовой службы. Он-то и задержал юных грабительниц на месте преступления. Их доставили в отделение, пригласили участкового уполномоченного, инспектора отдела по работе с несовершеннолетними правонарушителями. И… провели беседу. А что еще можно сделать — для камеры девицы по возрасту не вышли. Но, как говорится, все впереди, лиха беда — начало. Таких малолеток, замеченных в кражах, даже грабежах, так сказать, резервистов криминальной армии каждый год выявляется до двух тысяч…
«Ты что, дурак?!»
Активность юных разбойников возрастает, а суд чаще всего наказывает их условно. По закону находится много смягчающих обстоятельств, например, первая судимость, тяжелые жизненные обстоятельства. Возьмем Максима, выискивающего жертву в ГУМе. Его мама и папа лишены родительских прав. Изъятый (такое вот гадкое слово) из семьи, откуда он не раз убегал, подросток потом совершал побеги из приемника-распределителя, из детского дома. Как написали в своем заключении эксперты-психологи, у Максима обнаруживается «социализированное расстройство поведения, вызванное трудностями воспитания в неблагоприятной семье». Сейчас снова условное наказание. Да в колонию бы его и всех таких — слышу возмущенные голоса. Но всех не пересажаешь. И действительно, почему мальчик «на зоне» должен отдуваться за грехи своих родителей, за государство, которое не может защитить его? Защитить от семьи, от улицы, от зависти, от желания всего и сразу, от насилия на экране — киношного и вполне реального на криминальных телеканалах. Опыт жизни таких ребят и девчат ограничен только «трудностями воспитания»… Что можно ждать от подростка с таким «опытом»? Ну, ведь не будут же законодатели сочинять для них новую разбойную статью, с более мягким наказанием, чуть ли не приравнивая «игры с ножиком» к шалостям? Не случайно идут разговоры о так называемой ювенальной юстиции. Но ничего не меняется. А у них у всех, даже у благополучных, неустойчивая психика, взрывные эмоции…
…Четырнадцатилетний Валентин приболел, поднялась температура, и мама оставила его дома. С утра, когда она ушла на работу, пришли двое товарищей. Смотрели телевизор. Потом один из парней попросил бутерброд, проголодался. Валя отказал в угощении. Гость сам пошел на кухню, полез в хлебницу. Хозяин ударил его по руке, может, и в плечо толкнул. Тот ответил тем же. Валя схватил кухонный нож и ударил самовольщика в живот. «Ты что, дурак!?» — услышал оставшийся в коридоре третий паренек. И увидел, как гость выходит из кухни, держась руками за живот. Удар оказался очень серьезным, в больнице — в детской, подчеркну, поставили диагноз: проникающее ранение брюшной полости. Дело возбудили по статье 111 Уголовного кодекса — «Причинение тяжкого вреда здоровью». Но это было потом. А тогда они все испугались. Валентин схватил полотенце — прижать рану, сам вызвал «Скорую». Пока она не приехала, друзья-товарищи договорились рассказывать милиции, родителям, что пострадавшего ударил какой-то незнакомый мужик в подъезде. Но, конечно, все очень быстро выяснилось.
Мать подсудимого говорила в суде, что воспитывает сына одна, заработок у нее небольшой, поэтому она просила своего мальчика, чтобы он не кормил приятелей. Оба пришедших в гости мальчика из нормальных семей, хорошо учатся, на учетах нигде не состоят. Такие вот четырнадцатилетние — объект и субъект преступления, вполне положительные мальчики… Такая история, увы, не первая, не последняя…
