Сегодня в «Старом доме» в последний раз сыграют «Голого короля» -
Анатолий Узденский прощается с новосибирской публикой
Сегодня в «Старом доме» в последний раз сыграют «Голого короля» |
Анатолий Ефимович всегда был и остается большим другом «Вечерки», здесь публиковались его рассказы и статьи.
Мы встретились с народным артистом накануне его прощального спектакля у него дома. На диване и креслах - вещи, книги и чемоданы. В доме - особая атмосфера скорого отъезда. Но не возбужденно-радостная, какая бывает перед долгожданным отпуском. А скорее, грустная, когда человек, не успев уехать, уже скучает по дому.
- «Чемоданное» настроение, Анатолий Ефимович?
- Собираюсь помаленьку. Билеты еще не купил, но, думаю, через неделю уже улечу. Вызову такси, попрошу кого-нибудь из друзей помочь с вещами и - в порт, на самолет.
- Уезжаете из Новосибирска с обидой?
- Да какая там обида... Просто звезды так сошлись: пришел в театр человек, режиссер Оренов, взгляды которого на искусство я не разделяю. Что-то доказывать человеку, с которым мы диаметрально противоположны? Зачем? А тут, очень кстати, поступает предложение из Питера, из театра «На Литейном». Один из моих друзей показал кассету с записью моего спектакля главному режиссеру этого театра, тот отсмотрел ее и сразу меня пригласил: приезжайте, будете у нас на ведущем положении. Я согласился. Пока квартиру продавать не буду, будем считать, что эта поездка - творческая командировка на год. Вдруг мне в Питере не климат будет?
- Чувство сожаления испытываете? Все-таки двадцать с хвостиком лет работы в «Старом доме», любовь и признание публики. А теперь опять все с чистого листа...
Анатолий Узденский на 45-летии нашей газеты |
- Как отнеслись к вашему уходу из театра партнеры по сцене?
- Улыбнулись всей труппой: до свидания, Толик! Я наконец-то освободил для них место на сцене, многие считали, что я незаслуженно пользуюсь любовью публики. Пусть теперь делят мои аплодисменты и цветы, не жалко. Я уезжаю в Питер.
- Какой-то грустный разговор у нас с вами получается...
- А какие сейчас могут быть хохмы? Мой любимый театр превращается в «погорелый»! Знаешь, присказку: «актер погорелого театра»? Это не тот театр, который сгорел, а в зрительном зале которого сидят семь-восемь человек, потому что на сцене идет спектакль для избранных, как модно сейчас говорить, высокоинтеллектуальных зрителей, способных понять все нюансы вымороченной режиссерской мысли. Они ничего не понимают из того, что происходит на сцене, но им шепнули перед спектаклем: «Это такая тонкая постановка, только вы способны ее оценить!». И они млеют от своей значимости. А позвольте, господа, хочу спросить я этих новаторов: где спектакли для простой тети Вали? Мы ставим изысканные спектакли на деньги честной налогоплательщицы тети Вали, а когда она собралась посмотреть на это диво, высокомерно говорим ей: «спектакль не для твоих мозгов! Это мы специально для княгини Марьи Алексеевны поставили». Друзья мои, искусство должно быть для публики, для на-ро-да! Спектакль - для тети Вали, спектакль - для княгини Марьи Алексеевны. Моя «Семейка» (спектакль «Семейный портрет с посторонним») шла при аншлагах десять сезонов подряд и еще столько бы шла, но мне сказали: это спектакль смотрит толпа. А наш театр - для интеллектуалов.
- Что значит для вас публика?
- Зритель - это мой визави, мой душевный собеседник. Которому можно рассказать свое самое сокровенное, не боясь, что тебя осмеют, не поймут и обидят. Знаешь, как бывает: кухня, где-то за полночь, гитарный перебор и задушевный разговор. Моя публика сама выбирает, о чем она сегодня хочет поговорить. Хочет смеха - приходит на мою комедию. Хочет поговорить о чем-то сентиментальном - грустим вместе.
- Какие черты характера вы считаете своим достоинством?
- Честность и порядочность. А без них я бы не стал тем, кто есть. Сцена - это увеличительное стекло, и все твои достоинства-недостатки видны зрителю даже из последнего ряда. Публика не любит лжецов, подхалимов и мерзавцев.