Тогда по ним гарцевали конные милицейские патрули,
а новосибирцы ночью выходили из домов,
чтобы увидеть в небе спутник...
|
| Центр Новосибирска в 50-е годы |
Как-то, обратив внимание на юбилейную дату Новосибирска - 110 лет, неожиданно для себя осознал, что почти половину этих лет город жил вместе со мной, точнее, я с ним. И, оказывается, за полвека, прожитых вместе с городом, вспомнить есть что.
Названия улиц моего детства были героическими: Кавалерийская, Пехотная, Пулеметная, Брестская. Рядом располагались улицы в честь отцов революции: Кропоткина и Плеханова. Все это объединяла улица Рельсовая, символизирующая собой путь, по которому мчался революционный бронепоезд, чтобы достичь цели чаяний многих поколений - Свободы. Именно так называлась улица, на которой я родился.
Не знаю почему, но из детских воспоминаний наиболее четко в моей памяти сохранились события трагичные. Так, до сих пор накатываются слезы при воспоминании об уличном любимце дворняге Дружке, которого на наших глазах задушили «собачники». Так его и пронесли на вытянутых огромных щипцах с выпученными из орбиты глазами мимо нас, пяти-шестилетних ревущих от страха и горечи пацанов. Тогда впервые я столкнулся с предательством взрослых - «собачникам» Дружка отдала его хозяйка, когда он рванул домой, заприметив подъезжающий фургон.
Но светлых воспоминаний, конечно же, больше. В первую очередь - это добрая память о наших соседях. Народ вокруг нас жил, за редким исключением, дружный. Почти у всех был тот или иной отхожий промысел. Иначе не прожить. Причем тех, кто продавал результаты своего труда, уважали, а тех, кто торговал чужим, звали барыгами и не любили. Практически все держали поросят, но регистрировать живность и платить налоги было себе дороже. Каждый день на нашу улицу с маслозавода приезжала телега с бочкой барды, которую возница разливал в разные емкости огромной поварешкой, привязанной к длинной палке. Курирующий наши улицы фининспектор все это видел, но доказать, что барду берут для незарегистрированной скотины, не мог - в свои дворы народ его просто-напросто не пускал.
Фининспектором у нас был азиат: то ли киргиз, то ли казах. Должность, конечно, собачья. Ходил, вынюхивал, составлял акты, за что бывал не раз бит, но дальше разбирательств с привлечением участкового дело не шло - в свидетели никто не шел. Еще запомнилась женщина - контролер из энергосбыта, проверяющая наличие запрещенных розеток и электроплиток. Точнее, их разрешалось иметь только тем, у кого были счетчики. Большинство же дворов таковых не имели и за электроэнергию платили, исходя из наличия в доме электролампочек. Но при этом народ умудрялся ввинчивать в патроны самодельные розетки и в них включать запрещенные электроприборы. Затем установить счетчики обязали всех, и контролер начала ходить по домам и выписывать штрафы тем, кто счетчик еще не поставил. С детских лет я впитал в себя: власть народ никогда не любила, и он отвечал ей взаимностью. Хотя выборы этой власти для всех были праздником. В дни выборов мощные динамики оглашали окрестности музыкой, на избирательные участки народ шел непрерывным потоком, чтобы получить и бросить в урну бюллетень. Вычеркивание кандидата было чрезвычайным происшествием.
Также дружно ходили и на демонстрации 1 мая и 7 ноября. Отец, работавший на железной дороге, всегда брал нас с собой на демонстрации. Вставали затемно и шли пешком к вокзалу, пересекая уже перегороженный грузовым транспортом Красный проспект. Затем радостные шагали в колонне, чтобы, подойдя к площади Ленина, прокричать что есть мочи «Ура!!!» в ответ на приветствие с трибуны. Жалею, что после смерти родителей при разделе семейного фотоархива мне не досталось фотографий, сделанных отцом на демонстрациях.
У нашего отца был единственный на всю улицу фотоаппарат - «Зоркий». Почти каждый выходной в нашем доме кто-то фотографировался. Отец вворачивал мощную лампочку, заносил в комнату скамейку, табуретки и рассаживал желающих сделать фото. Фотографироваться приходили многочисленные родственники, жившие неподалеку, соседи, ну и, конечно же, фото на память всегда оставляла о себе родня, приезжавшая к нам в гости из Рубцовска, Днепропетровска, Майкопа и других городов Советского Союза. Теперь со всеми из них связь давно утеряна, но эта память, запечатленная на старых черно-белых снимках, осталась.
Из некоторых доставшихся мне фотографий семейного фотоархива у меня сохранился снимок, где я - пятилетний мальчишка - стою с портфелем старшего брата на фоне улиц, которых на этом месте уже нет. Сейчас здесь растянулся длиннющий дом, прозванный в народе «китайской стеной», который охватывает три бывшие улицы: Кавалерийскую, Свободы, Брестскую и упирается в сохранившуюся улицу Кропоткина.
Улица Кропоткина когда-то была обычной немощеной городской улицей с дамбой через овраг, с протекающей небольшой городской речушкой под названием Ельцовка - притоком другой речушки с таким же названием. Каждой весной этот неказистый ручей превращался в бушующую речку. Нашим любимым занятием было «ловить дрова» - палками с привязанной загнутой толстой проволокой выхватывать из бурного потока несущиеся доски и перегоревшие лампочки. Доски мы складывали на берегу, и потом их разбирали одинокие бабушки из близлежащих домов, лампочки же мы с шумом разбивали о телеграфные столбы.
В 1958 году на улицу Кропоткина завезли огромные глыбы гранита. Каждый день молотобойцы кувалдами дробили глыбы на куски, и рабочие мостили ими улицу. Вскоре, грохоча по уложенному граниту, по обновленной улице стал ходить рейсовый автобус. Мне же запомнился цокот по этому граниту копыт милицейского патруля из двух милиционеров в белых гимнастерках, величаво восседавших на красавцах жеребцах. У часто появляющейся на наших улицах цыганской телеги, нагруженной котлами, предназначенными для продажи, лошади были не такие красивые, но тоже запомнились.
Автобусы и скрипящие на поворотах двухвагонные трамваи долгое время были единственным городским пассажирским транспортом, пока в Новосибирске не появились троллейбусы. На первый троллейбус, пущенный по Красному проспекту, ходили смотреть как на диковинку. Почти так же, как на первый спутник. Когда по радио объявляли, в котором часу он пролетает над Новосибирском, ночью все соседи выходили на улицу и высматривали в небе движущуюся звездочку. Затем этих звездочек стало несколько, и интерес к космосу постепенно утих, чтобы вспыхнуть с новой силой при сообщении о полете Гагарина.
Я учился тогда в четвертом классе. Наш директор когда-то был начальником детской колонии и, появившись в нашей школе, завел свои порядки. Если раньше во время переменок мы гоняли по коридору, играли в чехарду, дрались с параллельным классом, то с приходом нового директора все изменилось. Как только звенел звонок, ученики выходили в коридор, брались человек по пять за руки и начинали дружно пятерка за пятеркой шагать кругами по всему коридору. Это называлось прогулкой. 12 апреля 1961 года в наш класс быстрым шагом вошла завуч и срывающимся голосом сказала: «Человек в космосе!» Мы высыпали в коридор, где уже толпились ученики из других классов. Все что-то кричали, прыгали, потом быстро разобрались по пятеркам и дружно зашагали вдоль стенок коридора, продолжая восторженно кричать.
Прогулки на переменах были не единственным новшеством, внесенным нашим директором. Всех замеченных нарушителей дисциплины он отправлял в парикмахерскую, расположенную в Кропоткинских банях, где их остригали «под ноль». Весь четвертый и пятый классы я проходил стриженый наголо, успокаивая себя тем, что это способствует укреплению волос. Вскоре нашего директора с должности сняли. Случилось это после скандальной истории, когда директор застукал старшеклассников, куривших в туалете, и стал тушить сигареты о носы курильщиков. Отец одного из провинившихся сначала выпорол сына, а затем пришел в школу и отметелил директора прямо в его кабинете. Не знаю, чем закончилась эта история для родителя, но директора убрали.
После всего случившегося старшеклассники продолжали курить в туалетах и давали попробовать нам, «шпингалетам». До сих пор я благодарен тем шалопаям, что навсегда отучили меня от курева. Память о той омерзительной первой затяжке отбила у меня охоту к курению на всю жизнь. Единственное мое светлое воспоминание, связанное с табаком, так это магазин «Табаки» на углу Красного проспекта и улицы Горького. Когда-то на месте нынешней стандартной железобетонной коробки здесь стоял оригинальный торговый комплекс, подниматься к которому нужно было по деревянным ступенькам. Из всего комплекса мне запомнились «Пельменная» и «Табаки». Для чего заходят в пельменную - ясно, а вот в «Табаки» мы ходили как в музей. Резные лакированные деревянные прилавки, картины «Три богатыря» и «Казбек», запах дорогого трубочного табака, расписные табакерки - все это было необычно и безумно красиво. После ликвидации комплекса магазин переехал, если не ошибаюсь, на улицу Дуси Ковальчук, а потом сгинул. Как сгинул и старый уютный кинотеатр имени Маяковского, преобразившись в нынешний киноцентр.
Впрочем, «Маяковский» мы посещали редко, основным кинотеатром для нас был клуб жиркомбината, в который мы всей улицей ходили каждый выходной. Достопримечательностью клуба был невероятно толстый мальчишка, проживающий рядом и не пропускающий ни одного фильма. Для него было даже выделено специальное место из двух объединенных кресел. Все искренне считали, что у неестественно толстого мальчишки два сердца. Его так и звали «двухсердечником».
В будние же дни, поскольку телевизоров в то время почти ни у кого не было, мы слушали детские радиопередачи. До сих пор помнятся интонации артистов, играющих разных зверушек. Но самыми любимыми радиопередачами были, конечно же, «Бибишка - верный дружок» и «Приключения Жакони». Только через много лет я узнал, что эти сказки написал замечательный человек, наш новосибирский писатель Юрий Магалиф.
А еще вспоминаются неутомимый, соблюдающий все правила дорожного движения велосипедист Туля, ежедневно в любую погоду курсирующий на велосипеде по Красному проспекту; быстро шагающий по улицам центра безумный архитектор с папочкой под мышкой, в которой якобы хранились шедевры архитектурного творчества; а также величественные памятники Сталину в центре и у клуба имени Жданова, которые демонтировали ночью после знаменитого ХХ партсъезда, разоблачившего его культ. Также ночью ломали и Успенскую церковь в Березовой роще.
Неожиданно оказалось, что вспомнить есть что. Хотел продолжить, но засомневался: может быть, современному читателю это и ни к чему? По крайней мере, продолжение воспоминаний решил отложить до следующего раза. Даст Бог, повод для этого найдется.
