Новосибирским обществом книголюбов выпущен сборник стихов Михаила Гусарова «Звезда надежды». Книга вышла в серии миниатюрных изданий. Книжки-миниатюры примечательны не только удобным форматом, но и тем, что расходятся по всей России (коллекционеры-миниатюристы имеют обыкновение обмениваться «мини-экспонатами» своих коллекций), а для большинства наших поэтов это едва ли не единственный способ прозвучать на всю страну. Но дело не в этом. Открывая сборник, признаться, ожидала увидеть милые любительские стишки, которым прощаются все огрехи формы за «искренность» содержания. Но прощать ничего не пришлось.
Весь образный ряд поэзии Михаила Гусарова - «колокольные звоны росы», «росные травы», «певучие росы», «гусиные песни-стихи», «рассветы на конских гривах», курлычащие журавли, вещие кукушки, «ночи, текущие чернилом», «березовые ветра» и проч. - выдает в авторе не только человека метафоры, причем довольно емкой, но и человека негородского.
Родился Михаил Гусаров, действительно, не в городе. Рано остался без родителей, с семи лет скитался по детприемникам. В Новосибирске жил сначала в 1-м детдоме, потом в 14-м. Сейчас мечтает выпустить книжку своих детских стихов «Домовенок» с иллюстрациями детдомовских ребятишек. Для детей, считает он, это действительно будет событие - увидеть себя в книге - такое запомнится на всю жизнь.
Удивительно, но в стихах бывшего детдомовца многое связано с родителями и отчим домом. Материнские руки, мать-мадонна, мать, зовущая сына с крыльца... Родительский дом, где за столом собирается большая семья, дом как начало начал и точка возврата, на которой сходятся все дороги жизни...
- Я был лишен всего этого, - объясняет Михаил, - у меня этого не было, потому в моих стихах этого так много.
В стихотворном предисловии к сборнику он скажет, что в поэзию пришел «не от скамьи лит-института, а от рабочего огня». Литинститутов Миша Гусаров, действительно, не кончал. Обстоятельства были не те. В 15 лет пошел работать, на стройку слесарем. Тогда же написал свои первые стихи. Было их два - про стройку и о матери. С этими стихами, волнуясь и робея, пришел на заседание ЛИТО при Союзе писателей Ильи Фонякова (прочитал в газете, что литературное объединение отмечает год работы и приглашает всех желающих). О тех, кто начинал в ЛИТО 60-х, до сих пор вспоминает с неизменным пиететом - Саша Плитченко, Нина Грехова, Гена Карпунин, Жанна Зырянова... Тогда они были для него полубогами - образованные, эрудированные. Казалось, талантливые до невозможности. А он - 15-летний детдомовский пацан. Свои стихи отважился прочесть только с третьего раза, все смущался, заикался, от робости чуть сознание не терял:
- Встану, сяду, что-то промямлю, кричат: «Громче, громче давай...».
Илья Фоняков его состояние, видимо, понял (может, себя, начинающего, вспомнил), поддержал и стихи отметил. Сказал, что замечательно, что от души и что доверчивость автора подкупает. И не просто отметил, а опубликовал стихи в газете. Для бывшего детдомовца это был звездный час, вознесение на Олимп, счастье через край...
А потом начались, как говорится, муки творчества. Душа просила стихов, а навыка облекать их в адекватную чувству форму не было. Перечитал классиков.
- Больше всего нравился Некрасов, начал подражать Некрасову, потом кто-то порекомендовал Щипачева - начал подражать Щипачеву, - теперь с улыбкой вспоминает Гусаров.
Свои тетрадки со стихами носил Филипычу (журналист Евгений Филиппович Иванов). Тот только чиркал: «нет-нет и нет». Фоняков тоже больше не хвалил. И все в голос твердили, что нужно искать свое, собственное. Отрицательный опыт, верно говорят, тоже опыт, и свое, в конце концов, он нашел.
Стихи стали печатать в газетах, в том числе и столичных - «Красной звезде», «Советской России», «Правде»... Он один знает, скольких усилий это стоило, но под лежачий камень вода, как известно, не течет:
- В «Красную звезду» 15 раз «толкался»!..
Однажды удалось опубликовать поэтическую подборку в журнале «Сельская молодежь». И заведующая отделом поэзии журнала Галина Волина, представляя «самобытного новосибирского поэта», писала о его стихах как о «душевных, добрых, по-домашнему простых, открывающих необычное в примелькавшемся, обыденном». Готовилась и публикация, и подборка в «Сибирских огнях». Но сорвалось. И отдельной книжкой его стихи и сказки так и не вышли. Гусаров считает, что причина отчасти в его угловатом, неуживчивом, детдомовском характере - то правду-матку с плеча не вовремя срубит, то за обиженного, когда лучше промолчать, вступится, то с шутками-прибаутками не к месту встрянет... Одним словом, в журнале «Сибирские огни» его стихи появились только в этом году, и первая книга поэзии вышла тоже только сейчас.
Всего стихов у Михаила Гусарова, если посчитать, около полутора тысяч, не считая юморесок, рассказов, детских стихов, сказок. Опубликовано 300-400, не больше. Если издавать то, под чем бы он и сегодня подписался - томов на пять хватит. На пятитомник он, естественно, не замахивается, его желание попроще - найти бы спонсора на одну книжку, куда бы вошло все, что особенно дорого - и лирика, и то, что он называет «политикой». Сам он «политику» уважает больше:
- Кому нужны сегодня цветочки-листочки. Нужнее разговор, куда идем, куда идет Россия...
Даже стихи о любви, считает поэт, должны быть «с проблемой». Сборник «Звезда надежды» поначалу тоже задумывался как поэтическое размышление о судьбе России, но вышло по-другому - лирика вперемешку с «политикой». А, может, это и к лучшему - председателю Новосибирского общества книголюбов, например, Татьяне Пендюриной, принимавшей непосредственное участие в издании, именно лирические страницы Михаила Гусарова кажутся наиболее интересными. Но о чем бы ни писались его стихи, философия в них одна и самая простая - если отдавать, то последнюю рубаху, если влюбляться, то однажды и «венчальной осенью навек»... В его стихах нет обязательных насмешки и скепсиса, которые часто довеском (и, признаться, поднадоевшим) сопровождают современную поэзию - здесь все по-настоящему, до «полной гибели всерьез», страстно и неистово и с верой, может, чуть наивной, что «правда победит» и «все получится». А иначе, зачем и начинать?! И предназначение своих стихов он видит не в том, чтобы живописать «цветочки-листики», а чтобы «вправлять мозги народу», и освобождать его потерявшую чувствительность душу «от комы»:
- Кому это делать? Пусть буду я...
***
Книга, которая уже сейчас готова у Михаила Гусарова и под которую он ищет спонсоров, будет называться «Колыбель моего сердца», лирические стихи он предполагает собрать в цикле «Журавли моего сердца», а «политику» - в «Полынь траве».
Образ Руси
Чистая горница
С красным углом.
Вяжет луна
Сутемень за окном.
В горнице ладной
Рядком да ладком
Мирно снедает
Семья за столом:
Дед со старухой,
Сноха да сынок,
Внучки, внучата,
Котенок, щенок.
А на столе,
Как полуденный жар,
Гордо пыхтит
Домовик-самовар.
Издревле так -
У веков расспроси -
Жили не врозь,
А семьей на Руси...
Журавли детства
Кукует кукушка
Над детством веселым,
Считалка веснушек
И цыпок вишневых.
Летят журавли
От зари до зари,
Курлычут кукушке:
- Гляди не соври!
Я девушку сладко
Целую, ласкаю,
Кукушка
Мои поцелуи считает.
Над юностью зыбкой
Летят журавли:
- Мы верим! - кричат, -
Ты мужик от земли!
Как быстро промчались
Года молодые,
Вещует кукушка
Мне зимы седые.
Устало летят
Журавли надо мной,
Курлыча с надрывом:
- Прощай, дорогой?!
***
Приду к тебе,
однажды, вечером,
И в пояс низко поклонюсь.
Скажу смущенно:
- Делать нечего!
Решился - на тебе женюсь!
От вести этой не зардеешься,
Но скажешь по-хозяйски:
- Что ж,
Я знала. Никуда не денешься!
Любовь, как смерть,
Не обойдешь?!
Русская женщина
Канул день за синей речкой,
Ночь чернилом протекла.
Ты стояла на крылечке
И ждала, ждала, ждала.
Сердце в грохоте прибоя,
Думы мечутся волной:
Неужели с перепою
Вновь заявится домой?
Бабья доля - что неволя,
Между мужем и детьми.
Пожелала б лучшей доли,
Да куда же от земли?!
Демократия
Время полночи. Потемки.
На дворе - хоть глаз коли!
Поначалу потихоньку,
Глухо - как из-под земли,
Набирая обороты,
Пьяный мат летит винтом.
А потом уж, с разворота,
Как тяжелой бомбой в дом.
Только вздрогнешь -
Нервно крякнув:
Зло - оно и ночью зло!
Вон, сосед,
Позволил вякнуть,
Хлестом сыпалось стекло.
А по радио гласила
Диктор четко - как всегда:
«Демократия в России,
И свобода, господа!»
Городские старики
Я вижу их утром,
Бредущих сторожко,
В какой-то немыслимой
Старой одежке,
Стоящих с авоськой
Пустой в магазине,
Как будто пришли
Поглазеть на витрины,
Просящих безмолвно
Живую копейку
У входа в метро
На холодных ступеньках.
А город их давит
Громадою зданий,
Который они
Возводили годами.
Которому силы
До капли отдали,
Чтоб дети в бараках
Сырых не страдали.
А что же в итоге?
А что же в итоге?
Мне больно за русских,
И стыдно за бога...
