В ноябре две известные композиции рок-группы «Агата Кристи» признали пропагандой наркотиков. Под запрет попали хиты из 90-х песни «Моряк» и «Опиум для никого». На концерт в Новосибирске пришли сотрудники МВД. О чем заранее предупредили Вадима Самойлова. Ему пришлось изменить слова.
Корреспондент VN.ru побеседовал с известным музыкантом.
— Кто первым оценивает ваши творения?
— Первый цензор — внутренний, я сам. Затем мой близкий круг, родные люди, наш коллектив. Мы почти 15 лет вместе.
— Насколько сегодня важно артисту иметь твёрдую социально-политическую позицию?
— Для популярного человека это не обязательно, но сегодня вызовы времени затрагивают каждого в России. Поэтому крайне важно высказываться. К сожалению, в среде публичных людей достаточно много вируса либерализма. Я живу в среде творческих людей, хочу сказать, что мы только переводчики. Иными словами, никто не отменяет таланты, например, Бориса Гребенщикова по умению транслировать вселенски важные вещи, но это не означает, что его личность соответствует тому величию, которая через него транслируется. Этот диссонанс относится не только к артистам, но и к учёным, к богатым успешным людям.
— У вас есть чувство ответственности перед аудиторией?
— Есть, я уже взрослый мальчик. Мне хочется со сцены рассказывать, где ориентиры, где тот свет, откуда из тьмы выбираешься. Это не означает петь про ромашки и цветочки. Для меня главный приоритет — чтобы все люди стали сострадательнее друг к другу. Надо усмирить зверя внутри человека.
— Вадим, в девяностые годы вы пережили невероятный успех. Насколько трое провинциальных ребят из Свердловска были к этому готовы?
— Дело в том, что мы хотели, чтобы наша музыка была популярна, чтобы наши песни слушали всюду. Но мы не были готовы к преследованиям фанатов, к пристальному вниманию прессы. Этого никто из нас не ожидал. Даже сейчас, спустя много лет, нас с братом порой путают, вокруг клубится рой всевозможных слухов. Терпеть этого не могу, я музыкант и общественный деятель, я делаю то, что могу, и не пытаюсь быть примером для подражания, шибко модным-стильным, не люблю фотографии, не люблю красные дорожки.
— Какой безбашенный поступок фанатов вам запомнился?
— Это связано с риском для жизни. Один залез, помню, на фальш-потолок в театре, упал, слава Богу, почти удачно —только ногу сломал; а если бы вниз головой полетел, то умер бы. Одна девочка в начале нулевых пьяная вышла в окно. В общем, горько, что бывает у фанатов неадекватное поведение. Когда идёшь, а вокруг стоит рёв, истерика, кажется, что фанаты могут тебя просто разорвать — не специально, а от избытка чувств. Эта история — фанат и кумир — вообще не имеет отношения к музыке, это какое-то другое взаимодействие; не будем называть сатанизмом, но это явное поклонение чему-то вымышленному. И это не здорово.
— Не могу не спросить про Глеба. Читала, что вы наладили контакт, пришли к определённым договорённостям.
— Не совсем так. Они же несколько раз на меня иски в суд подавали, но суды проиграли. После этого они просто успокоились и в прессе про меня особо ничего не говорят, не знаю по каким причинам. Мы не общаемся, и он, и я люди замкнутые, интроверты, поэтому мне на самом деле большой круг общения и не нужен, у меня есть минимум, мне этого достаточно. У брата своя жизнь, свои понятия, свои принципы, у меня всё по-своему. Просто с той стороны прекратились нападки.
— Песни «Агаты Кристи» теперь можете исполнять оба?
— Мы сразу, когда только подошли к ностальгическим концертам, договорились, что и Глеб, и я исполняют кто что хочет, вот и всё.
— Слышала, что раньше вы увлекались чтением научной фантастики. А какие литературные предпочтения у вас сейчас?
— Фантастикой и наукой увлекался и увлекаюсь — это интересно. Наука моя вторая страсть, я много что читаю.
