Александр Лазуткин поступил в отряд космонавтов 3 марта 1992 года, в свой первый и единственный полёт в качестве бортового механика он отправился в феврале 1997-го. Та экспедиция вошла в историю космонавтики, как одна из самых рисковых: космонавты пережили пожар, разгерметизацию и ещё несколько нештатных ситуаций. На орбите Лазуткин провёл 184 дня, 22 часа и 7 минут.
Большой зал новосибирского планетария, где космонавт встретился с детьми, увлеченными космосом, едва вместил всех желающих. И задать вопрос в отведенное время успели не все. Александр Лазуткин пообещал, что найдет время и лично ответит каждому, кто напишет ему письмо. Наиболее яркие моменты общения Героя РФ с детьми vn.ru приводит в формате монолога.
"...я полетел умирать."
Чтобы привыкнуть к невесомости мне понадобилась неделя. Невесомость это очень интересное состояние, которое на земле практически невозможно ощутить, а в космосе оно естественное. Нельзя бегать, нельзя упасть и сломать руку или ногу. А всё остальное можно: летать, есть вверх ногами, сидеть на потолке, любого человека в космосе можно поднять мизинцем и при этом не устать.
Я знал, что будет хорошо, но когда первые дни привыкал к невесомости, я, человек всю жизнь хотевший быть космонавтом, понял, что уже этого не хочу. Через полтора часа после того, как мы вышли на орбиту, после первого витка я ощутил, как тошнота начинает подступать. Сначала думаю, ну и ладно. Но это состояние никуда не уходит и наоборот только усиливается с каждым часом. Через двое суток, когда мы прилетели на станцию, у меня просто не было желания выходить из корабля. И дальше моя жизнь проходила под этим ощущением непрекращающейся тошноты.
На третий день начала болеть голова от того, что кровь постоянно приливает. На четвертый день еще и спина заболела от того, что позвонки расходятся в невесомости и гравитация их не сжимает. Болит голова, болит спина, жутко тошнит. И день на пятый я подумал: «Если бы знал, что будет так тяжело — не полетел бы». А когда закончился шестой день, я полетел умирать...
Это было настолько естественным: мы сидели за столом, все ужинали, а я, как обычно, делал вид, что ужинаю и мне так плохо, и я сказал ребятам, что всё, я полетел, и это было единственное, что я смог сказать. Я посмотрел на них на всех и понял, что завтра я их уже не увижу. Я полетел умываться, посмотрел на себя в зеркало, с этим образом тоже простился, окинул прощальным взглядом модуль, где я спал и закрыл глаза. Проснулся с удивлением. Мысль была такая — я живой. Но это не вызвало восторга, что я живой. Просто осмотрелся, прислушался к себе, не нашел ни одного отрицательного симптома: голова не болела, спина не болела, не тошнит. Целый день я аккуратно, чтобы не спугнуть это ощущение, летал по станции и к вечеру только понял, что я действительно живой. Сутки назад я собирался умирать, а тут отпустило, и я говорил: «Мужики, я сегодня родился!». Командир призадумался: «Ты же октябрьский, а сейчас февраль!». Наверное, он подумал, что я умом тронулся.
«Сань, разгерметизация!»
25 июня 1997 года корабль «Прогресс» врезался в станцию «Мир», и станция разгерметизировалась. Но нам жить-то хотелось, поэтому мы очень быстро нашли решение, закрыли люк в тот модуль, который был не герметичен и всё, спасли станцию. В принципе, всё просто. Но это только потому, что нас очень хорошо готовили. Если бы я без подготовки увидел, как корабль летит, как он врезается в станцию, я бы испугался.
Помню, что в тот момент, когда он ударился, на самом подлёте было страшно. Это произошло очень быстро. Секундное замешательство и в голове только один вопрос — а что дальше? Тут как раз завыла сирена аварийная и командир сказал: «Сань, разгерметизация» и дальше я уже полетел делать то, чему учили. В голове крутилась только одна фраза: «Нужно успеть. Нужно успеть».
На это ушло минут пятнадцать, а всего у нас было в запасе где-то полчаса. И когда мы успели, когда закрыли люк, когда всё там загерметизировали, тогда уже стало немножко страшно. Подумал, что жив остался и страх пришел...
«Белое солнце пустыни», как традиция на удачу
Есть такое суеверие — перед полетом космонавты всегда смотрят фильм «Белое солнце пустыни». Недели за две до старта, психологи, которые работают с экипажем на протяжении всей подготовки, начинают придумывать нам всякие развлечения. В частности, космонавтам накануне старта показывают фильм на выбор. Это довольно старая традиция и перед полетом космонавты чего только не смотрели. Но вот вышел фильм «Белое солнце пустыни» и какой-то экипаж его заказал. Потом другой экипаж его же заказал. А потом и третий.
Рассказывают, что очередной экипаж сел за просмотр. И командир говорит «пойду-ка я пройдусь, я это кино уже видел много раз». Разумеется, никто не стал его заставлять, человеку завтра лететь, хочет прогуляться — пусть гуляет, это ведь почти как последнее желание.
На завтра все благополучно полетели, но вскоре командир заболел. Заболел серьезно, пришлось прервать экспедицию, экипаж вернули на землю, командира госпитализировали. Стали разбираться, как так вышло, что врачи не доглядели. В итоге, причину нашли и вполне объективную. Но кто-то припомнил, что командир ушел с киносеанса. И с тех пор никто не уходит. Даже иностранцы, которые хоть и знают русский, но едва ли понимают юмор, честно смотрят от начала до конца.
«Земной шар ни на чём не стоит и не висит»
Если я скажу, что взлетать в космос не страшно, вы поверите? Наверное, если бы я просто шёл по улице и мне сказали «завтра летишь», мне бы было страшно. Но я ведь к этому долго готовился и знал, что ничего не случится на старте. У ракеты-носителя есть аварийная система и в истории космонавтики был случай, когда она спасла экипаж ещё на Земле: носитель взорвался на старте, и эта система увела корабль на безопасное расстояние. Что бы ни случилось, она не подведет, и я это знал, поэтому не боялся. Эти знания вселяли уверенность и успокаивали. К тому же, я ведь был далеко не первым.
Я родился в 1957 году, был как раз у мамы в животике, когда полетел первый спутник. И, наверное, её восторги передались мне. В то время все играли в космонавтов, и я тоже, хотя не очень понимал, что это такое на самом деле. Потом я читал много научной фантастики, где так красиво были описаны чужие неземные миры, их хотелось увидеть собственными глазами.
И вот я сам увидел Землю со стороны. Ну круглая и круглая, точно такая же, как на фотографиях. И первое, что я ощутил, увидев земной шар, было легкое разочарование, я ведь знал, что он именно такой. Но уже потом я поймал себя на том, что испытываю огромный дискомфорт — я не вижу, на чем стоит земля, не вижу, за что она подвешена. Мы все прекрасно знаем, что планета летает в неком безвоздушном пространстве, но знать это одно, а увидеть совсем другое.
Когда появились первые космические туристы, я задавался вопросом: а что если бы у меня был выбор перед первым полетом — забрать себе 20 миллионов долларов или заплатить эти деньги за полёт в космос? Я понял, что я очень засомневался бы. Эти деньги — гарантия хорошей жизни для меня, моей семьи, детей и внуков. Но я уже летал и понял, я бы отдал любые деньги за полет, ведь то, что получил там, ни за какие деньги не купишь здесь, на Земле.
