Таблетка вечной молодости

Что нужно сделать, чтобы сто лет стали обычным сроком нашей жизни

Кандидату медицинских наук, заведующему хирургическим отделением Муниципальной районной больницы Новосибирского района Геннадию Частикину присвоено звание заслуженного врача Российской Федерации.

Сразу после вручения сертификата наш корреспондент побеседовал с Геннадием Анатольевичем.

— Я учился в Новосибирском медицинском институте, — рассказывает врач. — После четвертого курса перевелся в Томск на военный медицинский факультет, потому что с самого начала хотел быть военным хирургом. ВМФ — это нечто вроде военного училища, расположенного в зданиях бывшего женского монастыря. Жили в казармах, ходили в курсантской форме, шинель, сапоги, несли службу, наряды, уборка казарм — все как полагается. В тридцатиградусный мороз по пояс в снегу с криком «ура» штурмовали высотку. Генералы наблюдали, как курсанты разворачивают палатки и задействуют медицинское материальное обеспечение мотострелкового полка. И без перерыва начинались операции. На досках раскладывали собачек и оперировали. В палатке примерно минус десять. Пальцы совершенно деревянные от мороза. Обогреватели то работают, то не работают… Сейчас это вспоминается нормально, но тогда сильно напрягало. Но если это армия, значит, должны быть и тяготы!

— И все же чем, по-вашему, врач, прошедший такую подготовку, отличается от гражданского врача?

— Лично с меня армейская реальность очень быстро сбила налет романтики и инфантилизма, изменилось понимание жизни, в армии хоть и игры, но более серьезные, уровень ответственности высокий. А в плане профессионализма… Возможно, я стал быстрее принимать решения.

— Где работали после учебы?

— Правильнее назвать это службой. Я стал начальником медицинской службы ВЧ в Кемерово. Небольшая была часть, человек на четыреста. Там прошло семь лет. Не скажу, что они благотворно сказались на моем профессионализме. В основном, это несложные операции, общая врачебная практика. Зато приобретался житейский опыт, усваивались нехитрые армейские истины. Например, вот как решалась тема материальной ответственности. В самом начале я принимал огромный склад медикаментов. За месяц я смог посчитать чуть больше половины всех запасов. Это много-много тысяч ампул лекарств. Такие «мелочи», как вату и бинты, я уже не считал, потому что жизни бы не хватило. Только основные позиции — сильнодействующие препараты, спирт, инструментарий, аппаратуру. Насчитал 10 тысяч рублей недостачи. Это был 87-й год. Огромные деньги. Я не принимал, говорю: как я сдавать-то буду? Сказали: принимай, как есть! Я посопротивлялся и принял. Как уж там начальство «разруливало» — сие мне не ведомо.

— Итак, семь лет в армии. Что было дальше?

— Раньше из армии можно было уволиться двумя путями — по дискредитации и по состоянию здоровья. Когда я принял решение уйти из армии, у меня была близорукость, она мне помогла оказаться гражданским врачом. И сразу пришел в нашу районную больницу…

— По какой специальности?

— Вообще-то у меня было желание стать проктологом. В 93-м году в Москве в Институте проктологии я прошел хорошую специализацию. Там были классные специалисты. Это мне казалось перспективным и интересным… Но в нашей больнице стал хирургом общей практики. Хотя веду проктологический прием в поликлинике.

— Кстати, насколько для врача важна переподготовка?

— Каждый врач каждые пять лет должен проходить переподготовку. Мне очень интересно учиться, развиваться, осваивать новые отрасли медицины. Наверное, каждый год я учусь не менее одного месяца в году. Даже осваиваю эстетическую хирургию. В Германии у меня в наставниках оказался известный баварский эстетический хирург. И возникла такая интересная ситуация. Он приезжал оперировать в город Ландсхут, и больница по договору предоставляла ему ассистента. Ассистентом назначили меня, а этот хирург оказался таким увлеченным, что с ассистентом почти не разговаривал. И только через несколько операций он случайно узнал, что я из России. Тут он даже немножко расслабился, дескать, из России, значит, не конкурент, раскрыл мне несколько интересных приемов…

— И все же что в медицине или хирургии вы считаете своим основным направлением?

— Особенностью нашей больницы и нашего отделения считается то, что мы можем оказать пациентам любую помощь. Довольно редко, когда отсутствует специальное оборудование или специалист нужного профиля, связываемся с другими больницами. Мы — поливалентные хирурги. Это и травматология, и проктология, и лапароскопия, и сосудистая хирургия, и операции на щитовидной железе, и абдоминальная хирургия. Стараемся внедрять новые технологии во все разделы.

— Какой теме была посвящена ваша кандидатская диссертация?

— Лечение трофических расстройств нижних конечностей при венозной недостаточности с применением лимфотропной терапии. Это адресная доставка лекарств к очагам поражения по лимфе.

— Весьма понятно… Сколько лет работаете в районной больнице?

— Четырнадцать. Из них пять последних заведую хирургическим отделением.

— И опять-таки не могу не задать вопрос о казуистических случаях из практики.

— Хорошо. Поступает пациент. Жалуется на общую слабость. На теле много разных царапин. Я смотрю, вроде ничего сильно опасного. Я у него спрашиваю: были ли травмы, операции? Он все отрицает. Я вполне мог отпустить его домой… Исход был бы плачевный. Обратил внимание на необычное дыхание. Отправляю на рентген. Рентгенолог приходит со снимком, говорит: ничего не понимаю, здесь какой-то артефакт. За ключицей наблюдается некий посторонний тонкий предмет сантиметров девять. Продолжаю допытываться у пациента. Наконец, тот сознается: решил покончить жизнь самоубийством, соорудил нож из заточенного напильника и деревянной ручки, воткнул его в надключичную область. Нож проходит и расслаивает артерию и вену, но их не нарушает. Парень дернул нож назад, ручка соскочила, а лезвие осталось. Главное, рана практически не кровила, на вид — обычная на теле царапина. Я это лезвие очень аккуратно вытаскивал минут сорок. Все обошлось.

— Что вы думаете о врачебных ошибках?

— Это случается. Врач использовал свою квалификацию, все имеющееся техническое обеспечение лечебного учреждения, но оказалось, что он шел по одному диагнозу, а оказался другой… Что ж, мы не боги… Кстати, на такой случай в той же Германии существует обязательная страховка профессиональной медицинской деятельности. Поэтому нет скандалов — ответственность перед пациентом несет страховая компания. Там решаются вопросы о компенсациях. Другое дело, если врач не сделал общих вещей, потрогал ногу, вроде перелома нет, и снимок не сделали… Это уже не ошибка, это халатность.

— Геннадий Анатольевич, что, по-вашему, нужно сделать, чтобы поднять уровень медицинского обслуживания в России?

— Мое желание, чтобы Министерство здравоохранения из Москвы переехало в Новосибирск. Москва и вся остальная Россия — это два разных материальных уровня.

— А как же Фонд обязательного медицинского страхования? Вроде бы он всех должен был уравнять, обеспечить уровень…

— Увы, фонд гарантирует минимальную оплату услуги. Если бы вам дали сертификат на покупку джинсов и заложили бы их стоимость в пятьдесят рублей… Вы бы стали покупать джинсы за пятьдесят рублей, когда более-менее приличные стоят тысячу? Сейчас на операцию по аппендиктомии с перитонитом по ФОМСу закладывается, допустим, три тысячи рублей. Вы себе можете представить качество такой операции? Кроме того, крайне неэффективно расходуются выделяемые средства. Оборудование поступает не то, какое заказали специалисты, а то, какое выгодно сбыть фирме.

— И что делать?

— Руководителями здравоохранения должны быть врачи, успешные в своей специальности, с современным экономическим подходом, а не общественные деятели от медицины. Еще, если не брать во внимание элитные клиники, отсутствует престиж профессии. Забыли маленькую вещь: кто будет осуществлять новые технологии, национальные проекты? Забыли человека — врача! Сейчас мы имеем катастрофический дефицит не то что квалифицированных хирургов и анестезиологов, но и просто врачей этих специальностей. Медицинские институты выпускают кадры, которые не идут в больницы, нет мотивации. Имея серьезное образование, высокую квалификацию, медицинские работники влачат жалкое существование. Это нелепо!

— Геннадий Анатольевич, чтобы не заканчивать на печальной ноте, последний вопрос: лет через тридцать изобретут таблетку вечной жизни или вечной молодости?

— Не знаю. Думаю, что к этому моменту средний срок жизни человека увеличится лет на десять. Сто лет станет обычным возрастом для жизни, впрочем, это вопрос не только к науке, для этого титанические усилия должно приложить государство.