Лучшим врачом среди анестезиологов-реаниматологов страны в этом году стал наш земляк, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии ожоговой травмы ГНОКБ Игорь САМАТОВ. Это не первая награда новосибирских медиков в столь престижном конкурсе, но реаниматологов даже в узких медицинских кругах называют «бойцами невидимого фронта». А тут заметили. И оценили.
О том, из каких ежедневных трудов складывалась эта победа, и об особенностях профессии мы расспросили Игоря Саматова, пригласив его на вечерний разговор в редакцию «ВН».
Вкус победы 
— Игорь Юрьевич, поделитесь, какие ощущения были, когда узнали о своей победе в конкурсе «Лучший врач России»-2013?
— Сложно передать эти чувства, одно могу сказать — радость была огромной. В прошлом году мне удалось выиграть областной конкурс «Врач года», а тут — новая победа. Но сразу хочу отметить, что это не только моя заслуга, это общая заслуга коллектива отделения реанимации и интенсивной терапии ожоговой травмы и всей областной клинической больницы, в которой я работаю с 1992 года. То, что центральная конкурсная комиссия, председателем которой является министр здравоохранения РФ Вероника Игоревна Скворцова, высоко оценила наш труд, это дорогого стоит.
— Наши медики и в конкурсах побеждают, и оборудование сегодня в больницах самое современное, и жизни человеческие ежедневно спасаете. Почему же тогда сегодня падает авторитет профессии врача?
— Еще Антон Павлович Чехов говорил: «Профессия врача — это подвиг. Она требует чистоты души и помыслов. Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически. Не каждый способен на это». Более 20 лет назад я начинал работать на волне гордости за свою профессию, и мне казалось, что анестезиологи-реаниматологи — это «голубая кровь» медицины, почти боги. Но сегодняшняя молодежь мыслит иначе, понимая, что эта специальность — тяжелая и абсолютно некоммерческая. Но я верю, что возрождение престижа нашей специальности и профессии медика в целом обязательно наступит.
— А вы с детства мечтали доктором стать?
— Нет. Я, как и многие в детстве, пережил большой разброс желаний, но быть врачом не мечтал. Медиков до меня в семье тоже не было. Да и получив аттестат, я понес документы в НГУ на физико-математический факультет, но в последний момент передумал, захотел вместе с лучшим другом учиться… На волне юношеского романтизма поступил в мединститут. Полное осознание того, что я правильно выбрал путь врача, да еще такой трудной специализации, пришло только при непосредственном контакте с пациентами. Для меня было счастьем проводить первые наркозы и видеть первых выписанных спасенных людей.
— Работа врача анестезиолога-реаниматолога — это ежедневные операции, суточные дежурства, тяжелые пациенты. Наверное, ко всему привыкаешь... Но, может, были в вашей практике случаи, которые вас потрясли чем-то?
— Более десяти лет назад один из наших пациентов в возрасте 76 лет пережил клиническую смерть. Во время операции аутодермопластики у мужчины с ожогами площадью 35% развился анафилактический шок, произошла остановка сердечной деятельности. Реанимационные мероприятия продолжались 36 минут, хотя по протоколу мы можем прекратить их через полчаса. Но на 36-й минуте нам удалось восстановить самостоятельную сердечную деятельность, пациент был выписан в удовлетворительном состоянии, и еще долгое время потом мы поддерживали теплые дружеские отношения.
Чудеса спасения
— Вы, наверное, скромничаете, когда говорите о своей профессии как о невидимом фронте. Несколько лет назад многие газеты, в том числе и центральные, о вас писали, когда вы молодому парню, который получил 95% ожогов тела, жизнь спасли. Даже по мировым меркам этот случай уникальный, ведь абсолютное большинство пациентов со столь обширным и глубоким поражением кожи погибает. Или этот случай из разряда медицинских чудес?
— С медицинской точки зрения это, наверное, нельзя назвать чудом, к тому же много факторов способствовало выздоровлению этого пациента. Это и молодой организм, и своевременная доставка в течение часа в ожоговый центр, и наш опыт, и современные возможности интенсивной терапии, которые мы смогли реализовать на все 100%. Молодой человек провел в отделении реанимации 49 суток, а всего в ожоговом центре — 65. Мы закрыли хирургическим путем не более двадцати процентов площади его кожи. Все остальное эпителизировалось самостоятельно. Чудо здесь в другом. Обычно пациенты при такой площади поражения не доживают до самостоятельной эпителизации кожного покрова. Она начинается на третьей неделе с момента получения травмы. Мы очень рады, что все хорошо закончилось. Потому что парень этот — герой. Ночью, когда в его доме взорвался газовый баллон, он спас ребенка из огня, потом вынес на улицу супругу. А когда повторно несколько раз входил в дом, чтобы спасти документы, получил серьезные ожоги. Сейчас он радуется жизни.
Нанотехнологии 
— Высокотехнологичная медицина невозможна без современных технологий в области реанимации и анестезиологии. Насколько далеко продвинулась наука в вашей области за последнее время?
— Анестезиология и интенсивная терапия по определению технологичны. Это одна из самых молодых специальностей, и научный прогресс здесь идет семимильными шагами. Первой ласточкой стали современные аппараты для проведения искусственной вентиляции легких. Для нас это было равносильно тому, как пересесть с «жигулей» на «мерседес». Сейчас даже не представляем, как мы и наши пациенты раньше без них обходились. Благодаря позиции правительства НСО, министерства здравоохранения, администрации нашей больницы у нас своевременно внедряется новое оборудование, дающее надежду тяжелобольным пациентам, находящимся в критическом состоянии. Совсем недавно наше отделение, как и ряд других, переехало на новые, отремонтированные по последнему слову и более просторные площади с расширением коечного фонда. Каждое койко-место оборудовано аппаратом для проведения искусственной вентиляции легких, монитором, позволяющим следить за основными жизненно важными функциями организма, шприцевыми и инфузионными дозаторами. Работать в таких условиях действительно приятно, мы много лет мечтали об этом. Очень символично, что переезд состоялся в год 20-летнего юбилея нашего отделения.
— Что нового появляется в технологиях и материалах? Правда ли, что уже кожу клонируют?
— Сегодня существует масса вариантов фабричных биологических покрытий, или так называемой искусственной кожи. Но их можно использовать только для временного закрытия обгоревших участков, чтобы вывести пациента из острейшего периода тяжелой термической травмы, предотвратить инфицирование раны и потерю воды, плазмы, электролитов и прочего.
А затем пациенту пересаживается собственная перфорированная кожа, потому что технологий приживления на постоянной основе искусственной кожи не существует. В ряде ожоговых центров пересаживают кожу, например, от матери — ребенку, но это тоже только временный этап, не более того. Что касается клонирования кожи, то мне кажется, что это не для ежедневной практики терапии острой термической травмы. Японцы, конечно, заявляют, что работают в этом направлении. Но, посетив ряд крупных ожоговых центров нашей страны, я не получил этому подтверждений.
Спасти, чтобы не выгореть
— Психологи утверждают, что в список врачебных специальностей, наиболее подверженных синдрому эмоционального выгорания, входят реаниматологи. Где вы черпаете положительные эмоции?
— Каждый спасенный пациент является для нас стимулом для дальнейшей работы. Это одновременно и способ борьбы с эмоциональным выгоранием, и компенсация за нашу физическую усталость, за полуторасуточные дежурства и работу, которую приходится выполнять иногда и без выходных. Хорошую эмоциональную разрядку мне дают путешествия с семьей, отдых на природе. Я убежден, что каждый врач обязан пропагандировать здоровый образ жизни, поэтому занимаюсь в тренажерном зале и бассейне, а зимой катаюсь на лыжах. Еще один допинг для меня — моя дача, которую я построил своими руками. И если мне удается в выходные отдохнуть на участке, то испытываю настоящее наслаждение.
РАЗВЕИВАЯ МИФЫ
Говорят, что…
…наркоз отнимает пять лет жизни.
— Безусловно, наркоз — это серьезная процедура, связанная с определенными рисками, но сам по себе он не отнимает ни минуты жизни. В первую очередь, это защита всех органов и систем пациента во время операции. Необходимо понимать, что любой наркоз проводится всегда только по строгим показаниям. Свести к минимуму риски анестезии как раз и является задачей врачей моей специальности.
…при проведении наркоза пациенты видят «тоннели» и «ангелов».
— Вряд ли. Но люди, пережившие клиническую смерть, которая всегда связана с гипоксией тканей, могут об этом говорить. Например, тот пациент, которому на 36-й минуте восстановили сердечную деятельность, потом рассказывал, что он летел в каком-то «черном тоннеле».
