Супчик

— Спасибо, милая. Не увижу тебя больше, так правду скажу. Вы, санаторские, воздухом от радости дышите, я — от голода. Супчику бы мне. Мимолётному знакомому тайны доверяют. Так и произошло... Одна осталась на земле, сначала вдова, потом несчастная мать. Сын бесцветно жил, бесцельно. С тем на тот свет и ушёл. Бедность одолела старенькую. За квартиру отдай, за свет и газ заплати, как нарочно, замок не входит в двери, пришлось сменить, сапоги к весне надо бы — старые ссохлись от древности, нога не входит. На чёрный день по десяточке в глиняную поросюшку кладёт бабушка. Говорит: — Сегодня последнюю картофелину в кожуре порезала, замутила ее водичкой. Сполоснула пустую бутылку из-под масла, потрясла ей над кастрюлькой. Кинула лаврушечки огрызочек. Духмяной пар пошёл. Осенью соседи урожай с дачи привезли, мелкие морковины и свеклины к мусорным бакам положили. Усмотрела старенькая такое дело — и прямо в мягких домашних тапочках к находке, чтобы никто не опередил. Перемыла дома Божий подарок — двадцать две морковки оказалось, семь свёклин, тридцать пять корявых луковиц, десять чесноковин. Что тонко нарезала, что на тёрке обработала и пересушила находку на батарее. Есть запас на чёрный день и Божий праздник. Сосновые иголки ранним летом заготовила — из них питьё бесплатное, полезное, витаминное. Мечтает купить сапоги. Чулки да носки обновить бы, опять же оправа на очках сломалась и стёклышки уже смотреть не помогают, другие надо. Соседи рядом хорошие жили. Из начинающих новых русских, но добрые. Даже что ненужное никогда в мусорные баки не бросали, а рядом складывали. Супчик своему Рексу варили. В эмалированной горшковой кастрюльке. Только за порог железной двери вынесут — бьет запах мясной кости через дверные щели старенькой. Просили иногда соседку, мол, покормила бы остатками бездомных собак. Кинет, бывало, огрызочек лаврушки, воды подольёт, картошки или манки в наваристый суп Рекса. Вкусно, есть потом долго не хочется. И собакам хватало, и ей. Сожалеет бабушка: — Из-за этого супчика дворовые, бездомные собаки знают меня. Подходят, в глаза заглядывают. Что им дать? Со своей Муркой последним делюсь. Соседи те уехали. Ты, милая, замёрзла, что ли? Пойдем, погреемся. За бедность извиняй, на правду не пеняй. Однокомнатная квартира — что сад. Цветы на плюшевом диване шестьдесят лет смотрят на хозяйку. Цветы на двух венских стульях, на шкафу с книгами. Телевизор недавно продала — лекарства были нужны для глаз, сосед пожалел, мол, на запчасти сгодится. Ничего, радио есть. В пол-литровых банках на кухонных полках остатки сахара, манки и полная — пшенки. Я достала сотню — всё что было у меня. — Нет-нет, милая, всех не пережалеешь. — Супчику сварите себе да «дворовым» знакомым. — Нет-нет. Собаки не люди. — Старушка низко склонила седую голову передо мною, неожиданной незнакомицей. Слезы капали на её дырявые тапочки. До санатория шла через бор. Но уже не замечала величественных сосен, их боярских шуб и свежих шапок. Слезы застывали от тревоги: не дай Бог такую старость, которая и у меня не за горами. Шла и знала, что обязательно воспользуюсь приглашением старушки зайти и обогреться. Через неделю попала на обед. Четвертушка лаврушки угодила мне в чашку. Хозяйка бережно вернула её назад в кастрюльку: — Супом и собачек накормила, и Мурку. Им, конечно, пожиже развела. Сотня твоя в дело пошла. Набегалась с ней по Бердску — ноги гудят, руки стонут. Первым делом старенькая в церковь пошла и свечку в память о сыне поставила — пять рублей. Двадцать пять — за ведро картошки, которую в три приёма несла до дома. Двадцать — за бутылку масла, семнадцать — сахар, а уж остальное — мясо и сальце (это на 33 рубля). Охнула старенькая, увидев мой гостинец ей к Новому году. Яблоки, рассуждала бабуля, можно есть, кожуркой чай заваривать, зернышки в землицу припасённую посадить. Ко времени и пакет соли — её и осталось, что в солонке. Конфеты уже год не ела, последний раз на поминках подруги. Вдруг она всплеснула руками: — Зачем много лаврушек в пакет кладут? Поменьше — подешевле! А мясо, что на суп не ушло, я на батарейке сушу. И верно, на батарейке в коробочке, волокна не шире и не длинней иголки швейной. На прощанье она сказала: — Супчик-то отменный получился...