ПАВЕЛ

Но математика! Тут же вспоминал слова моего школьного учителя: — Ролен! Год назад твой родной брат Гена эту задачу решил за три минуты, а ты уже тридцать минут стоишь у доски пень пнем. Нет, математика не для меня! Больше нигде не подвергался такому учебному унижению... Однако пришлось встречаться и с математиками. Хотя бы потому, что один из лауреатов премии в честь 50-летия СО РАН был из института математики. И очень успешный. Это Павел Евгеньевич Алаев. Пока собирался на встречу с ним, он успел защитить докторскую диссертацию, которая уже утверждена ВАКом. В помощниках был академик Учитывая слабость своих позиций в предстоящей беседе, попросил директора института математики академика Юрия Леонидовича Ершова поприсутствовать на встрече. Как ученого, который о сложном может сказать просто. И он любезно согласился, за что ему искренне благодарен. Тем более что сам Павел был точен, но краток. Скорее даже — молчалив. Да и легко было понять его. Он получил премию за (привожу формулировку дословно) «полное описание сильно конструктивизируемых булевых алгебр с фиксированной элементарной теорией в терминах разрешимости формул ограниченной сложности». Попробуй все это объясни человеку с примитивной математической грамотностью. Когда прочел приведенную выше формулировку, то тяже-е-ло вздохнул. Для понимания не находил никаких «терминов разрешимости» даже в рамках «ограниченной сложности». Но Павел Алаев оказался молодцом: он попытался все-таки втемяшить в меня суть своей работы. — Ну начну с того, что такое булевые алгебры — ... тоже не без вздоха принялся объяснять Алаев. — Само название этих алгебр идет от английского ученого Буля. Он нашел класс некоторых очень интересных объектов, которые и были названы в его честь. — А чем они, простите, интересны математикам? — Если упрощать, то это, в сущности, абстрагированные законы логики. Когда мы начинаем работать (в самых разных областях) с математическими объектами, то возникают определенные и постоянные закономерности. Они часто оказываются очень похожими. С их возникновением возникла тяга к обобщению, к стремлению отойти от отдельных звеньев и ввести в оборот какие-то общие объекты. Они хорошо отражают те частные случаи, которые встречаются в самых разных разделах той же математики. Если дальше пояснять, то это, в сущности, обобщение математической практики. Булевые алгебры возникли давно, когда многого в науке еще не было. Например, не было информатики. Булевые алгебры тогда были продуктом развития математической мысли. И не более того. Сейчас появляются возможности и для применения их на практике. Поиск идет, но едва ли он будет широко результативным. Фундаментальная наука, как известно, добывает новые знания. Рано или поздно, но на них появляется запрос от практики. Теория первого порядка — А много ли специалистов в научной среде мира, которые занимаются такими алгебрами? Это узкий круг или широкий? — Их достаточно много. Несколько сотен. Булевые алгебры вызывают большой интерес. В математике это один из самых, скажем так, интересных и универсальных объектов. Он появляется в «разных ипостасях» и местах. Математики нередко занимаются построением логических теорий. Они еще называются теориями первого порядка. Булевые алгебры как раз отражают абстрактные свойства различных математических теорий, изучая общие законы, которые этими теориями управляют. — Иначе говоря, они помогают поиску новых знаний? — Да, помогают. — Мы, — продолжил рассказ Юрий Леонидович Ершов, — ведем речь об алгебре. Булевых алгебр много. Самую простую можно выразить двумя элементами: истина и ложь. Для простоты эту истину можно интерпретировать связками «и», «или», «не», «если, то» и т.д. Словом, существующее правило вычислений истинности после булевых алгебр в каком-то смысле было формализовано. Основная книга ученого Буля посвящалась теоретическим законам логики. Первым был еще Аристотель, который попробовал формально указать, какие есть способы рассуждений. Сейчас это называется силлогизмами. То есть попытка древнего мудреца сводилась к тому, чтобы некоторые логические рассуждения представить в более или менее формальном виде. Буль пошел дальше. Теперь немного о практике. Так называемые булевые функции в тридцатых годах использовались в разных странах, в том числе и в России, при разработке управляющих систем. Например, в лифтах. Они помогали разработчикам находить более простые решения. А для математиков алгебры Буля — еще один шаг в формализации законов правильного мышления. Кстати, есть любопытная связь между логикой и литературой... (Вот тут я уже облегченно вздохнул: математики явно выходили на мою стезю). Пересечение математики с литературой — Не удивляйтесь, — продолжил рассказ академик Ершов.— Буль не дожил до пятидесяти лет. У него была дочь. Заверяю вас, что вы о ней знаете. Это Этель Лилиан Войнич, написавшая знаменитый роман «Овод». ... Еще бы я не знал! Да не было мальчишки в нашем дворе, который бы не читал этот роман. — Так вот, — уточнял Юрий Леонидович, — дочь Буля родилась в год его смерти. И она прожила не сорок девять лет, как отец, а почти сто. Далее: автор знаменитой книги «Алиса в стране чудес» Льюис Кэрролл был специалистом по математической логике. Наконец, философ Бертран Рассел, лауреат Нобелевской премии по литературе, был человеком, который сделал еще один шаг в развитии формальной логики на рубеже девятнадцатого — двадцатого веков. Он по этой науке написал труд в три тома. И не по логике первого порядка, а гораздо более высокого. ...Вот это... пересечения! Предполагаемая сначала мною скучноватая беседа с математиками превратилась в чрезвычайно интересную. Этот интерес еще усилился, когда узнал, что немногословный и молодой Павел Алаев увлекается отечественной историей и философией. — Знаете, — заметил Ершов, — философия для математиков наука очень близкая, почти как родственница. У нас многие и увлекаются философией, и неплохо в ней разбираются. И тут, конечно, вспомнилось, что директор Института философии СО РАН по образованию физик и математик. Но больше меня интересовало, почему молодой доктор физико-математических наук Алаев увлекается отечественной историей. (Так же, как и я, родившийся в семье историков и в квартире, где исторические тома были главными книгами на всех полках.) Павел и после этого вопроса ответил не сразу, а подумав: — Потому, видимо, — ответил он, — что наша отечественная история самая загадочная. Мы с Юрием Леонидовичем, соглашаясь с Алаевым, дружно рассмеялись. Уж это верно: наша история настолько загадочная, что ее уже несколько раз переписали, а все равно ясности нет. Уточню еще, что и сама среда, в которой находился Павел Евгеньевич, с детства обращала его к загадкам, тайнам и ко всему тому, что еще непонятно. Он родился в Академгородке, он учился в нем (в НГУ, конечно), он родителей имел точно таких же, как и у многих его товарищей и друзей. То есть ученых. Правда, в физматшколе он не учился. Но в Академгородке практически все школы дают выпускникам такие знания, какие позволяют им поступать в вузы по призванию, а не по обстоятельствам. Кроме того, в те годы своих, академгородошных, в ФМШ не очень-то и пускали. Старались найти талантливых ребят на стороне, в других регионах. И знаменитую 130-ю школу Павел тоже не заканчивал. Он учился в 166-й, гораздо менее известной. Алаев до сих пор с благодарностью вспоминает замечательную учительницу по математике в своей школе Татьяну Константиновну Борисову. Именно она приучила его решать трудные, «загадочные» задачи и хорошо выступать на олимпиадах. Словом, среда с детства помогала ему выбрать путь в жизни. Прожив до седин, убедился, что благоприятная среда сначала обозначает, а потом коренным образом определяет и формирует всю жизнь человека. Многие наши беды и несчастья оттого, что в детстве счастья не было. Павлу повезло. Его жизненная нить плелась с помощью людей, которые и сами были личностями, и своих учеников делали такими же. Его учителем в науке был Сергей Севастьянович Гончаров, нынешний член-корреспондент РАН и декан НГУ. У него есть книга «Счетные булевые алгебры». А Гончаров — ученик академика Ершова. — Так что Павел, — улыбнулся Юрий Леонидович, — в науке мой внук. («Внук» на это не отреагировал — он по-прежнему был молчалив и серьезен.) — Напомню еще, — добавил академик Ершов, — что научная деятельность Гончарова тоже начиналась с булевых алгебр. Преемственность в фундаментальной науке напоминает лестницу, идущую вверх.