А однажды мы увидели целую «живую поляну» — сидящих на земле и невысоко летающих над ней оранжево-коричневых бабочек. Это была необыкновенно живописная живая цветочная клумба. Подобную картину мне посчастливилось увидеть только один раз в жизни. Если не считать необычайно трогательный танец любви, который довелось мне наблюдать в 1951 году во время путешествия по реке Каме. Там бело-бирюзовое продолговатое живое облако бабочек-однодневок окутало наш плывущий теплоход, усыпало трупиками этих эфирно-нежных существ всю палубу и длинным шлейфом, опускающимся на воду с жирно-розовым, в лучах заходящего солнца, отливом, долго-долго тянулось за нами… Но то было какое-то фантастически-грустное зрелище, а тут был праздник красоты и радости! Брат Стасик, решивший спугнуть бабочек, отбросил прутик и восхищенно сказал: — Вот это да-а-а-а! Сколько их тут?! Красотища-а-а! И так было во всем. Казалась, сама природа, в преддверии большой общечеловеческой беды, кричала людям, щедро демонстрируя свою красу и изобилие: «Люди, поберегите жизнь. Смотрите, как она прекрасна!» ...Чернику и бруснику мы брали в «заветных местах» по сигналу. Кто-то из взрослых, чаще всего наш дедушка Тихон Симонович, шел в лес чуть свет, возвращался к раннему завтраку. Пили чай из самовара (раздутого старым сапогом), со свежим хлебом, который мама пекла на поду на капустных листьях. Пили с блюдечек вприкуску с крохотными кусочками комкового сахара, отщипнутого щипцами от «сахарной головки». Дедушка неспешно объяснял: — У южной опушки брусничник хорош, ягода крупная, как клюква. Выборочно брать можно. А на левом склоне не дозрел: ягода крупная, но белая. Погодить надо денька три-четыре, пусть дойдет... Позавтракав, мы шли за дедом в лес. Солнце поднималось и, как пленку с переводной картинки, поднимало, стирало с земли туман. Контуры деревьев проявлялись, становились четче, краски сочнее, травы сохли, выпрямлялись, воздух наливался пряным ароматом. Начинался день. Ягоды брали не жадно, но споро: только крупные, только зрелые. Часа через три-четыре садились на поляне, отмахивались ветками от комаров, неспешно жевали хлеб, запивая его молоком из литровой бутыли или забрасывая в рот горстку за горсткой отборную, сочную, вишнево-бурую бруснику! Неизъяснимая истома и удовольствие разливались по телу: мир казался таким вечным, прочным, спокойным и радостным...
Заветные места
Роскошное знойное лето 1941 года катилось по стране. Пшеничные, ржаные, овсяные хлеба заколосились, обещая изобилие. Высоко-высоко в небе звенели жаворонки. От земляники краснели поляны. Набрав корзины, мы валились в высокую траву и лениво собирали ртами ягоды.
Оглушительно стрекотали кузнечики, пчелы сытно жужжали, тяжело перелетая с цветка на цветок, и деловито перебирали всеми шестью лохматыми лапками каждую тычинку и пестик. Бабочки — летающие цветы — беззаботно танцевали в прогретом солнцем воздухе.