Пассажирские поезда-«передачи» стояли подолгу, пропуская эшелоны и скорые. Их прихода ждали, встречать приходили с кастрюлями горячей картошки, посыпанной укропом. Ее продавали на капустных, лопуховых и подорожниковых листьях. Продавали бабушки огурчики «живые» и малосольные, пучки моркови, лука, бутыли молока, груздочки, рыжики, букетики цветов, ягоды в кулечках и махру — табак-самосад и подсолнухи. Словом, роскошный по тем временам можно было бы накрыть стол из торговых запасов. Всего было понемножку, но было. Можно было продать и можно было купить — немножко, но домашнего, добротного и без обмана. А какие девчата выходили на перрон! Разнаряженные, в лучших платьях, в буклях и кудряшках, на каблуках по шпалам прыгали, как воробушки, щеки свеклой подкрашенные. Невестились. Время брало свое, а женихи уезжали мимо их объятий в объятия войны! Бывало, обменивались адресами, писали друг другу, потом забывали, или смерть разлучала, перечеркивала вдруг возникшую любовь, рвала связь, безжалостно обрекала на пожизненное одиночество девчат. А потому, боясь его, рисковые девчата заводили дорожные, случайные романы и, порицаемые окружением, растили себе утеху — дите внебрачное, как воспоминание об очень коротком миге близости с мужчиной. Женщины пополняли новую социальную прослойку нашего общества, рожденную войной, — матери-одиночки.
Поезд лишь замедлял ход
«Красный Крест» выходили встречать все, кто был свободен, но он не останавливался на нашей станции, лишь немного замедлял ход. И тогда вдоль вагонов бежали женщины и в отчаянии выкрикивали имена и фамилии своих отцов, мужей, а матери — сыновей. Совали проводницам для передачи конверты с адресами, букетики цветов, кулечки ягод, семечек.