Выложенное в Интернет новосибирским руфером видео с его очередного «подвига» бьет по популярности все рекорды — больше 50 тысяч просмотров только за первые 24 часа. На этот раз «покоренной» оказалась знаменитая на весь мир 38-метровая статуя Христа в столице Бразилии. Насколько уместен выбор? Многие пользователи, кстати, вместо привычного лайка в комментариях отметили: «покусился на святыню» и «перебор». Но любителя высоты негативные отзывы не смущают. Почему? Какие цели преследовались? И сколько восхождений еще впереди? Об этом и многом другом мы расспросили автора нашумевшего видео — новосибирского фотографа, а по совместительству руфера Вадима МАХОРОВА, пригласив его на разговор в редакцию ИД «Советская Сибирь». После чего он отправился в новую командировку.
Не перегибаем
— Вадим, мы тоже хотим знать — почему такой выбор? Конечно, все то, чем вы занимаетесь, есть нарушение закона, а во многих странах на вас объявлена «охота». Не боитесь еще и обвинений в оскорблении чувств верующих, ведь многие относятся к статуе Христа в первую очередь как к религиозному объекту, а не шедевру архитектуры?
— Мнение, что мы, мол, нынче покусились на святое, я слышал, но могу с уверенностью сказать, что это чисто российский тренд. За рубежом подобных разговоров нет. Вообще эта статуя очень часто становится предметом внимания не только руферов, но и экстремалов, промышленных альпинистов и просто туристов. Например, год назад наверх забрался известный фотограф, путешественник и блогер Ли Томпсон, прославившейся тем, что сделал на вершине монумента селфи. Но в отличие от нас это было совершенно легально, с ним было сопровождение и страховочное оборудование.
Ранее мы забирались на Кельнский собор в Германии, очень почитаемый в этой стране и известный на весь мир. Его настоятель ни разу не сказал, что мы оскорбили чьи-то чувства или посягнули на святыню. Святой отец лишь предостерег других руферов, чтобы они не пытались повторить то, что сделали мы. Хотя мы ничего не ломали и никому не помешали. Думаю, в России реакция была бы совершенно другой.
— Этот объект (если можно так назвать статую Христа) отличался какой-то повышенной сложностью?
— Главная сложность заключалась в том, что это было все-таки не в России, а в Бразилии, где даже на английском языке говорят не много людей. Больше на португальском. И мы до конца не могли себе представить, какое там отношение к этому, какая будет реакция.
Днем к статуе Христа в Рио-де-Жанейро можно добраться на поезде, однако ночью нам пришлось идти два часа пешком в полной темноте. Вокруг слышались голоса животных, птиц, летали какие-то насекомые, было ощущение, что мы в джунглях. В общем, жутковато.
Кстати, статуя Христа и по внутреннему устройству, и по тому, как туда залезать, очень похожа на памятник Петру I в Москве, которому мы также «пробрались» в голову.
Не забывается такое…
— В вашей копилке уже много достижений Есть среди них для вас особенные? Например, самый первый или опасный маршрут, который забыть нельзя?
— Мы вместе с братом Виталием Раскаловым занимаемся этим уже больше шести лет, и за это время было много всего: и в Новосибирске, в России, и за границей. Наш первый «звездный час» состоялся в Красноярске. Была зима, минус тридцать градусов, но мы облазили весь город, сделали очень много крутых снимков, в том числе и из запрещенных мест. Когда их опубликовали, многие жители города очень положительно это восприняли, потому что до нас ничего подобного никто не делал. Могу вспомнить и легендарную звезду Московского государственного университета, расположенную на высотке в 240 метров. А ваши читатели наверняка вспомнят восхождение на 650-метровую Шанхайскую башню в Китае. Тогда об этом много говорили в СМИ.
— В одном из видео на записи слышно, как вы говорите: «Хорошо, что мама этого не видит». Она до сих пор не в курсе, чем вы занимаетесь?
— Поначалу родители не знали, но после того, когда на это стали обращать внимание все те же СМИ, пришлось рассказать. Был у них страх за мою жизнь, наверное, и сейчас боятся, но поддерживают, не считая меня каким-то безумцем. Однако заранее я не предупреждаю, что куда-то планирую забраться. Во-первых, это лишние переживания для них. А во-вторых, мы не всегда готовимся к покорению того или иного объекта, часто это случается довольно спонтанно.
— Не притупилось ли со временем чувство самосохранения, все-таки без страховки работаете?
— Чувство самосохранения никуда не девается еще и по той причине, что «восхождения» мы совершаем не каждый день. И весь адреналин, все эмоции переживаем как в первый раз. Наверное, если бы я лазил ежедневно, то уже давно бы страха никакого не было.
— Вы же с покоренных вершин еще и фотографии делаете. Были предложения от известных изданий перекупить их? Ведь туда, куда попадаете вы, даже не самого известного журналиста пустят...
— Да, такие предложения поступают. Но я бы не стал называть руферство своей профессией или работой. Хотя однажды это действительно вышло на первый план в моей жизни, ведь нас пригласили сниматься в телесериале. Пока не буду говорить, где и когда будет премьера.
Дело все в том, что мы не знаем, что выстрелит и что будет иметь общественный резонанс: фотографии, видео или, может быть, просто посты в социальных сетях. Что касается мнения, что «мы там, куда не попасть», это правда. При этом мы всегда ищем легальные пути и вандализмом не занимаемся. Иногда удается даже договориться, но чаще всего у людей срабатывает так называемый «синдром вахтера». Термин придумали не мы, но он нам очень подходит, особенно когда работаем в России. Заключается в том, что зачастую люди ведут себя, как хозяева мира, и с ними очень сложно о чем-либо разговаривать.
Необходима опора
— По определению Википедии, руферы — отдельная субкультура мальчиков и девочек от 15 до 22 лет, после чего это увлечение у них проходит. Согласны?
— Наше движение сформировалось не так давно, хотя и до этого люди лазили по крышам. Те, кто стоял у истоков этого движения, делали то, что делаем мы: проникали на крыши, небоскребы и делали оттуда захватывающие видео и фото. Сейчас растет новое поколение, и для многих это становится лишь забавой, поводом покрасоваться перед друзьями или понравиться девушке. Они активны, у них нет авторитетов. Ничего хорошего я в этом не вижу. Именно из-за этого в обществе есть ощущение, что руфер — это такой школьник, вскрывающий замки.
— А еще многие путают вас с людьми, занимающимися промышленным альпинизмом…
— Это точно не мы. У нас изначально разные цели. Для альпиниста это профессия, будь то мытье окон или монтирование рекламных баннеров. Они не преследует целей, связанных с искусством. А для нас выходит на первый план именно творчество, перформанс… Наши фотографии выставляются в галереях, в центрах современного искусства. Высота позволяет показать нам мир с другого ракурса.
— В прошлом году в Новосибирске сорвался с крыши и погиб руфер-фотограф. И это, увы, далеко не единственный случай. Не повезло? Физической подготовки не хватило? Почему, на ваш взгляд, происходят подобные трагедии? И как их можно избежать?
— Подробности именно этой трагедии не знаю, поэтому и оценивать не буду. Но действительно, подобные ЧП не единичны. Думаю, что проблема в излишней самоуверенности людей, которые поднимаются на высоту. Когда человек думает, что он все умеет и ему все по плечу, уменьшаются его бдительность и аккуратность. Не стоит себя переоценивать. Что касается физической подготовки, то она не обязательна, но лишней уж точно не будет. Например, когда надо пройти сто этажей вверх.
— И напоследок вопрос: есть у вас в мечтах какой-то объект, который хотелось бы покорить, но который пока недосягаем?
— Любая крыша, любой небоскреб для нас — это своеобразный квест, который нужно пройти. Новосибирск мы облазили уже с ног до головы, но я не против был бы снова забраться на трубу ТЭЦ-5. А что касается каких-то небоскребов или памятников архитектуры других стран, то я какой-то список не веду. Сейчас мне больше интересны такие страны, как Мексика, Панама, Австралия. Туда путь и держим.