Та книга, на которой я себе погадаю

Признаемся, гадая по книге, мы рассчитываем не на помощь в реальных ситуациях, а, скорее, ищем утешения. Для этого более всего подходит поэзия, которая по определению откликается на запросы живой души, в ежедневном режиме решающей свои сокровенные задачки. По старой студенческой привычке открываю наугад новую книгу стихов нашей землячки Ольги Григорьевой «Летоход»: На цыпочках, не разбудивши чад, передвигаясь по ночному дому, любую книгу выбрать наугад, прильнуть к стихотворению любому. Перенестись в Тарусу. За Окой бродить по их следам — Марины, Беллы… О, это чудо — словом и строкой преображать, удерживать от бездны! Голос Ольги Григорьевой — из тех, что звучат негромко, но тем сильнее различим чутким слухом, чем больше вокруг шумовых эффектов. Страна этого поэта — знаменитый Серебряный век: его эстетика, проникновенность и вечная отзывчивость к тем, кто «прильнет». Творчеству Марины Цветаевой посвящены циклы стихов, литературоведческие исследования, пьеса… Закономерности прослеживаются и в том, что Ольга Григорьева — лауреат престижной международной премии имени поэтессы, и в том, что творческий юбилей и презентацию «Летохода» она провела среди единомышленников в московском Доме-музее Цветаевой. После прочтения ее стихотворений поначалу складывается впечатление, что столь хрупкому миру уже нет места в клацающем и лязгающем веке: Жизнь опять протащила волоком. Я не верю уже в добро… Только в небе перистым облаком Реет пушкинское перо. Но разве не очищается одна душа и целый мир «века-волкодава» самим существованием поэзии и призванных ей служить? Разве не перед их чистым взором остановится в первичном недоумении самый далекий от словесности субъект? Разве не слабость покоряет силу, в конечном счете меняясь с ней местами? …А после, осмыслить успев Закон справедливый и древний, растаять весною, как снег, Питая цветы и деревья. Ольга Григорьева родилась в Новосибирске, живет в Павлодаре, пишет о сибирских горах, городах и реках… Границы родины для нее пролегают не по земным меткам: Что нужно мне еще, жива пока, Чтоб душу живу в суете сберечь? Чтоб за окном моим текла река. Чтобы во мне текла родная речь... Словарь у наших предков был — «речник». Реченье, речь, речной — так корень схож! У Иртыша или у полки книг — Там, где РЕКА, всегда меня найдешь. Читая последние страницы, удивляешься: пребывание в координатах других жизней и конструкциях пересотворенного мира делает вдруг яснее все режимы и проблемы реального времени. И желание «пересотворить» себя, очнуться от морока навязываемых ценностей, «нагадать» дорогу, с которой не свернешь, настолько сильно и живо, что не хочется далеко прятать книгу. Но что бы уже ни было, она останется в контексте бытия «читающей паствы».