Фото в старом семейном альбоме

Как только взгляд падает на это фото, не только на лице моего собеседника, Геннадия Ивановича Землянухина, но и на моем собственном расцветает улыбка. Так забавно искать и находить в юном лице на стареньком снимке черты вот этого, сидящего перед тобой, человека. Да, морщинки. Да, нет юношеского задора и бесшабашности. Но та же мягкость в чертах, та же теплота и открытость во взгляде. Будто и не было этих пятидесяти с хвостиком лет. А на снимке бравый паренек в темненькой спецовочке с непокорным чубом, выбившимся из-под такого же темного форменного берета (или кепки?), подкручивает что-то в чреве лежащей на железном боку швейной машинки старого образца. Его лицо серьезно и сосредоточенно. А в плотно сжатых губах спряталась улыбка, видно, от смущения перед объективом фотографа. Молодой Гена Землянухин, только начинавший свой трудовой путь, не мог знать, что в будущем придется привыкнуть к такому вниманию: его фотографии не раз будут появляться на страницах печати и украшать Доску почета. «В пятьдесят третьем году окончил семь классов. В связи с трудным материальным положением пришлось пойти работать. Устроился в швейную мастерскую учеником механика. В пятьдесят шестом работал самостоятельно…» — напишет он об этом периоде своей биографии в воспоминаниях «Мы сердцем прирастаем к городам». Неудивительно, что паренек на снимке выглядит совсем юным. Мальчишка! Рано лишившись отца, Гена видел, как тяжело маме одной поднимать двоих детей, чувствовал, что именно на его плечи со временем должна лечь часть забот. Когда началась война, Анна Павловна Землянухина устроилась на железную дорогу рассыльной по выносу предупреждений. Эта работа позволяла время от времени забегать домой и навещать ребятишек, кормить их. Большую часть времени малолетние Гена с сестренкой сидели в комнате под замком. Они жили тогда на Владимировской улице в видавшем виды стареньком бараке с двумя рядами небольших комнат. Жили небогато, как и все соседи. Одно из самых ярких воспоминаний раннего детства — то, как солдаты прибывали на воинскую площадку, располагавшуюся на последнем пути станции Новосибирск-Главный. «Интересно было смотреть на них и хотелось самому встать в строй, — вспоминает Геннадий Иванович. — Они были добрые, привечали нас, детишек. Если было время обеда, щедро делились с нами супом или кашей». Учиться нашему герою нравилось. Заметно легче Геннадию давались точные дисциплины, особенно математика и физика. Только русский язык у него «похрамывал», потому что из-за недостатка времени Геннадий мало читал. Кроме знаний, школа дала еще очень важное: систему ценностей, понятие чести и достоинства, умение дружить. «Наш классный руководитель была очень доброй и мудрой женщиной, — рассказывает Геннадий Иванович. — А главное, она была справедливой. Не терпела лукавства и непорядочности. Не любила, когда ей начинали что-то сочинять, выкручиваться. А за правду уважала и за умение отстаивать свою точку зрения». Юность вспоминается первыми трудовыми буднями, теми самыми, что запечатлел старенький снимок в семейном альбоме, и еще учебой в вечерней школе. Как ни крути, а среднее образование необходимо было получить. Тем временем наш герой профессионально рос. Сначала он был учеником, со временем научился хорошо разбираться в устройстве всех швейных механизмов, и его зауважали. «Машинка вроде небольшая на вид, а механизм-то у нее непростой, знать надо было все детально», — с улыбкой говорит мой собеседник. Пытливость юного ума, дотошность, а также с детства отличавшее Геннадия высокое чувство ответственности за доверенное дело были ему подмогой. Вскоре он стал механиком и уже работал самостоятельно. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло время надеть солдатские сапоги и послужить своей стране. Интересно, вспоминал ли Гена тогда солдат Великой Отечественной, виденных им в детстве и ставших для него образцом мужества и жизненной стойкости? Воинское подразделение, в котором служил наш герой, располагалось под Омском, однако вскоре его перебросили в Восточную Европу, в Польшу. Попав в авиационный полк, где пришлось иметь дело со сложной, но очень интересной техникой, Геннадий, наверное, впервые позволил себе по-настоящему мечтать. Он решил для себя, что, отслужив, вернется домой и станет работать не где-нибудь, а на знаменитом Чкаловском авиационном заводе. Возможно, так бы и сложилось, но, видно, не судьба. Сначала документы демобилизовавшегося паренька очень долго ходили по кабинетам закрытого завода, из-за чего он, чтобы не сидеть на шее у мамы, сначала поработал на стройке, а потом переквалифицировался в ученики фрезеровщика. А когда до мечты оставалось полшага, оказалось, что просто невозможно ежедневно вовремя добираться от родного барака на Владимировской до глубинки Дзержинского района. «В то время транспорт ходил кое-как. Один трамвай «тройка» полз туда через полгорода, да еще автобус ходил от вокзала, тоже «тройка». Набьются в салон так, что дышать трудно. То на ступеньках висишь, то, рискуя свалиться под колеса, едешь на «колбасе» сзади трамвая»,— вспоминает он. Когда Геннадий, скрепя сердце, принял решение сменить работу, мастер не хотел его отпускать, говорил: «Смотри, парень, пожалеешь. Лучше Чкаловского завода работу не найдешь!» Таким извилистым путем в шестьдесят седьмом году судьба привела нашего героя в локомотивное депо, которое, в отличие от завода, находилось в непосредственной близости от дома. Геннадий Иванович вспоминает, что просто пришел и спросил: «Где я могу у вас работать?» Сказали: «Пойдешь в автоматно-автостопный цех». Принял новичка мастер локомотивного депо Павел Ефимович Поломошнов. Посмотрел, что парень толковый и уже с неплохим опытом по части разной техники, и сказал: «Будешь работать по манометрам». — Манометры были и на паровозах, и на электровозах, и в кочегарке, так что дел хватало. Но я достаточно быстро освоил разные их типы, и через год государственный проверяющий, осуществлявший проверку, уже полностью доверял моей работе и оценку ставил «отлично», — без малейшего хвастовства, как о чем-то само собой разумеющемся, говорит Геннадий Иванович. Заглянув в трудовую книжку, видим, что каждый год наш герой повышал свой профессиональный разряд. А как достиг потолка, как говорится, стал посматривать на сторону: ходил по цехам и присматривал работу поинтереснее. Ему всегда нравилось осваивать что-то новое, незнакомое, сложное. И больше всего Геннадия влекла работа помощника машиниста. Вот тут-то Павел Ефимович и проявил свой твердый характер. Землянухин напишет заявление, отнесет его секретарю… Поломошнов следом идет: «Геннадий был? Ну-ка покажи мне его писанину…» И заберет листок или порвет тут же. А самому Геннадию по-отцовски втолкует: «И ты меня пойми, мне кадры грамотные нужны, как же я тебя отпущу?! Жизнь долгая, еще успеешь поездить помощником». Так продолжалось какое-то время, а потом, можно сказать, повезло. Над Геннадием сжалился заместитель начальника депо по ремонту. Он сказал, что подпишет его заявление, только… точь-в-точь перед отпуском, чтобы разгневанный бегством воспитанника мастер не нашел его и не высказал свое возмущение. Хитрость удалась. А Павел Ефимович Поломошнов сердился недолго. Опытный железнодорожник понимал, что молодым надо развиваться, профессионально расти. — Я решил для себя: начинать надо с азов, чтобы все детально знать. Отучился в Тайге в техшколе и поехал, — рассказывает Геннадий Иванович. — Помощник отвечает за безопасность движения. Когда машинист берет помощника, он должен на все сто процентов быть уверен, что рядом человек грамотный, что не полезет куда не надо. Напряжение в 3000 вольт — это вам не шутка, только коснулся — уголек останется. Мне все машинисты, с кем довелось работать, доверяли. Ценили, что я даже по ходу движения мог неисправность устранить. Остановились, пантограф опустили. Поработал. Дальше поехали. К тому времени наш герой уже обзавелся семьей. И личная его история не менее примечательна, чем трудовая биография. С будущим супругом Антонину Владимировну познакомила подруга, с которой они были знакомы еще по школе. Оказалось, что новая знакомая живет совсем рядом, в соседнем бараке, и каждый раз, когда шел за водой, Геннадий проходил мимо ее окон. Но надо же так, молодые люди раньше ни разу не встретились. — Помню, я пригласил ее в оперный театр на спектакль. Я вообще был большим любителем и кино, и театров. Потому, не тратя время даром, в тот же вечер после спектакля потащил ее в кино, как сейчас помню, в «Победу». Не хотелось расставаться, вечер был замечательный… Только потом, спустя время, я узнал, что она тогда была страшно уставшей и еле стояла на ногах, но стеснялась признаться и безропотно пошла за мной... — с улыбкой вспоминает мой собеседник, и Антонина Владимировна, заглянувшая в комнату, тоже улыбается. После десятилетки она работала секретарем-машинисткой в райисполкоме. А потом перешла в один из ОРСов дорожного центра рабочего снабжения, где проработала много лет до самой пенсии. Да вот беда, когда эта структура выделилась из состава дороги, новое руководство не сохранило для бывших работников льготы, которыми пользуются ветераны-железнодорожники. «Словом, наказанная осталась», — печально шутит Геннадий Иванович. Но вернемся в середину семидесятых, когда наш герой, успешно окончив Тайгинский техникум и получив права машиниста, поехал в свой первый рейс. — Меня практически не «обкатывали», потому что уже хорошо знали и доверяли. Раз только машинист-инструктор проехал со мной, чтобы профиль пути показать: где подъем, где спуск, где притормозить надо… — вспоминает Геннадий Иванович. Первый рейс был на запад. В дальнейшем он очень полюбил это направление. Хотя дорога до Барабинска может показаться несколько скучной в сравнении со сложным профилем пути на Кузбасс. Зато у нее есть (и в те времена было) неоспоримое преимущество — скорость. «Миновал город Обь, а там можно дать сто и даже сто двадцать километров в час», — говорит Геннадий Иванович. На восток он тоже водил грузовые поезда. Профиль там действительно гораздо сложнее. Наш герой, проверяя свое мастерство, иногда специально останавливался и пробовал тронуться: возьмет такой вес или нет?! Всегда удавалось. Через некоторое время Землянухина перевели на пассажирские поезда. Этот период тоже есть чем вспомнить. — В дороге я не только машинист, но и проводник, и слесарь… Был такой случай. Сорвали стоп-кран в пассажирском поезде. За окном уже темнота, ничего не видно. Помощник прошел, посмотрел: все в порядке. Тогда я сам пошел по составу. В одном вагоне слышу: в купе проводника кто-то плачет. Стучу, спрашиваю: «Что случилось?» А тогда проводниками часто студенты ездили. Что плачешь? Девчушка всхлипывает: «Механика никак не могу найти, а у меня щит загорелся…» Так ты его отключи, говорю. «А как отключить?» — спрашивает. Да от соседнего вагона отключи! Сразу найдут и механика, и всех, кого нужно! Оказалось, вставка накалилась и край доски уже стал дымить. Ребят из студенческого стройотряда инструктировали, что вагон сгореть может за считанные минуты. Вот потому она так испугалась. И это чистая правда, действительно так может случиться. Так что она вообще-то правильно сделала, что сорвала стоп-кран. Но только ей надо было не в купе сидеть плакать, а красный сигнал выкинуть, чтобы мы видели, в каком вагоне проблема и не бегали по всему составу, — говорит Геннадий Иванович. В другой раз едва не случилось настоящее ЧП из-за того, что какой-то сельский пастух заснул в поле и стадо, оставшись без присмотра, направилось через железнодорожные пути. «Летим мы с Барабинска, скорость сто двадцать километров в час. Смотрю, что-то туман какой-то странный впереди. Помощнику говорю: присмотрись. А он в ответ: «Нормально все! Туман как туман». Но что-то мне не давало покоя. Притормозил на всякий случай. Скорость скинул, и тут уже очевидно стало, что на пути — коровы. Конечно, экстренное торможение. Остановились. Но двух коров все-таки сбил. Привод скоростемерный был сломан. Но, можно сказать, все обошлось, хотя могло закончиться гораздо хуже», — вспоминает мой собеседник. Когда через шестнадцать часов Землянухин со своей бригадой ехал в обратном направлении, увидел рядом с местом происшествия грустную фигуру. Расстроенный пастух сидел и плакал. Похоже, он просидел тут полсуток. Наверняка парню придется нести материальную ответственность как перед хозяевами погибшего скота, так и перед железной дорогой. Осознавал ли этот человек, что его ошибка могла обойтись значительно дороже, ведь если бы поезд на полном ходу врезался в стадо, он мог сойти с рельсов… Даже страшно представить, как бы тогда исчислялись потери. Сложенный газетный листок, бережно хранящийся в альбоме, приоткрывает еще одну страницу жизни нашего героя. На фото Геннадий Иванович Землянухин в возрасте лет сорока с небольшим, а под снимком — типичная для конца семидесятых — начала восьмидесятых заметка: «Коммуниста Геннадия Ивановича Землянухина называют среди передовиков социалистического соревнования Новосибирского локомотивного депо. Он — машинист электровоза и работает в составе пассажирской колонны № 3. Почти полтора десятилетия отдал он транспорту, с 1972 года трудится машинистом. Умело эксплуатирует доверенную ему технику, экономит электроэнергию. За отличные производственные показатели ему присвоено почетное звание Ударника коммунистического труда. Он награжден знаком отличника социалистического соревнования». Таких публикаций было немало в жизни Землянухина, и портрет его не раз украшал не только газетные полосы, но и Доску почета, неоднократно коллеги и руководство признавали его «Лучшим по профессии». Геннадий Иванович — заслуженный работник локомотивного депо, «Ветеран труда», а также «Отличник социалистического соревнования на железнодорожном транспорте», лучший общественный инспектор по безопасности движения поездов и т.д. Но не менее ценны для каждого ветерана уважение товарищей и добрая память, которую человек оставляет после себя. В числе своих коллег, с кем его связывали не только профессиональные, но и дружеские отношения, Геннадий Иванович называет Василия Лепихина, Василия Бочарова и многих-многих других. Он искренне благодарен своим наставникам Анатолию Денисовичу Казакову, Николаю Сергеевичу Пахомову. С большой теплотой вспоминает всех начальников депо, которые были настоящими профессионалами, требовательными, но справедливыми, ведь на работе главное — дело. А в обыденной обстановке проявляли такие качества, как человечность, мудрость и хорошее чувство юмора. — С одним из начальников депо мы всегда соперничали на лыжне. Перед стартом он мне говорил: «Ладно, на прямой и на пригорке ты меня точно обгонишь… А на спуске я тебя все равно обойду!» Он действительно классно ехал с горы, а я на подъем хорошо шел: духа во мне больше было! — с улыбкой вспоминает наш герой и в его глазах загораются озорные огоньки. Этот мальчишеский азарт в сочетании со стойкостью всегда помогали Геннадию Ивановичу. И в работе, и в спорте, которым он увлекался с детства. Неудивительно, что как только наш герой решил открыть для себя пенсионно-дачный сезон, его тут же привлекли к общественной деятельности — предложили поработать с ветеранами. «Недельку думал. Решил: ну что на диване сидеть и телевизор смотреть! А тут все ж при полезном деле и всегда среди людей», — говорит Землянухин. Пять лет он руководил работой совета ветеранов локомотивного депо. Трудное это дело, говорит. Люди в совет ветеранов чаще с проблемами, просьбами идут, а кто и с обидой. Каждого надо выслушать, понять, объяснить, постараться помочь. — Меня привлекало то, что машинисты того, старого, поколения были… настоящими, что ли, знающими дело досконально и очень уважаемыми людьми. Ничего не чурались, могли по делу сделать замечание даже начальнику дороги. Тогда ведь не было такой техники для контроля за состоянием пути, как сейчас. Только машинист, который постоянно ездит по этому маршруту, мог рассказать, где «бросает», где еще какой дефект. И к нему всегда прислушивались, потому что речь шла об общем деле. И я мог поспорить, убедить. Даже статья, помню, как-то в газете была, «Лед тронулся» называлась, а в чем суть, уже не припомню... С людьми той закалки мне легко было находить общий язык. А потом произошла смена поколений. В обществе шли активные перемены, люди менялись, менялось отношение к труду, к родному предприятию. Мне тяжелее стало находить общий язык с более молодыми ветеранами… Уставал очень морально. Да еще жена сильно заболела, надо было заботиться о ней и по дому помогать. Словом, ушел, — признается ветеран. Но сегодня он снова на посту. Трудится в совете ветеранов Железнодорожного района. Опять же курирует столь любимую им «старую гвардию» — участников войны. «Ребята все хорошие! — говорит. — Взаимопонимание находим легко». Летом Геннадию Ивановичу дают каникулы: на даче поработать, супруге по хозяйству помочь, побольше пообщаться с семьей — сыном, внуком и крошечной правнучкой. А по осени будь добр — снова на общественное поприще. Под конец нашего разговора я спросила Геннадия Ивановича: «Что нужно, чтобы быть хорошим машинистом?» и услышала такой ответ: — Не только знание дела требуется. Не только внимательность и ответственность. Машинист должен всегда быть на своем месте. Как бы это точнее выразить… Он должен не только видеть, но и предполагать, что может быть. Эта осторожность, или, как сейчас говорят, интуиция, очень помогает ему. И мне всегда помогала. А еще хороший машинист должен отвечать за все, что происходит. Не ссылаться, даже если помощник что-то сделал не так, не перекладывать ответственность. Вот тогда помощник, видя его пример, исправляется, не старается увильнуть и четко выполняет свои обязанности. У меня помощники всегда были хорошие, я им доверял. Если вижу, что-то не так с настроением у парня, возьму и посажу его за руль, хоть это и не разрешалось. А сам присматриваю за ним. Гляжу — ожил, повеселел. Многие из тех, с кем я ездил, сами в дальнейшем стали машинистами! А я добавлю: некоторые из тех, кому он помог в становлении, потом присылали письма с благодарностью. И это, наверное, самое лучшее признание заслуг мастера.