Ольга КИЕВСКАЯ

Первым шёл постарше, тёмно-русый, Всё при нём: и силушка, и стать, А за ним второй — пацан безусый, Слишком юный, чтобы умирать. Ну а сзади, еле поспевая, Семенила старенькая мать, О пощаде немца умоляя. «Найн, — твердил он важно, — растреляйт!» «Нет! — она просила, — пожалейте, Отмените казнь моих детей, А взамен меня, меня убейте, Но в живых оставьте сыновей!» И ответил офицер ей чинно: «Ладно, матка, одного спасайт. А другого расстреляем сына. Кто тебе милее? Выбирайт!» Как в смертельной этой круговерти Ей сберечь кого-нибудь суметь? Если первенца спасёт от смерти, То последыш — обречён на смерть. Зарыдала мать, запричитала, Вглядываясь в лица сыновей, Будто бы и вправду выбирала, Кто роднее, кто дороже ей? Взгляд туда-сюда переводила... О, не пожелаешь и врагу Мук таких! Сынов перекрестила. И призналась фрицу: «Не могу!» Ну, а тот стоял, непробиваем, С наслажденьем нюхая цветы: «Помни, одного — мы убиваем, А другого — убиваешь ты». Старший, виновато улыбаясь, Младшего к груди своей прижал: «Брат, спасайся, ну а я останусь, — Я пожил, а ты не начинал». Отозвался младший: «Нет, братишка, Ты спасайся. Что тут выбирать? У тебя — жена и ребятишки. Я не жил, — не стоит начинать». Тут учтиво немец молвил: «Битте, — Отодвинул плачущую мать, Отошёл подальше деловито И махнул перчаткой — расстреляйт!» Ахнули два выстрела, и птицы Разлетелись дробно в небеса. Мать разжала мокрые ресницы, На детей глядит во все глаза. А они, обнявшись, как и прежде, Спят свинцовым беспробудным сном, — Две кровинки, две её надежды, Два крыла, пошедшие на слом. Мать безмолвно сердцем каменеет: Уж не жить сыночкам, не цвести... «Дура-матка, — поучает немец, — Одного могла бы хоть спасти». А она, баюкая их тихо, Вытирала с губ сыновних кровь… Вот такой — убийственно великой — Может быть у Матери любовь. Не полагалось воинских наград Я вспомнила сегодня о солдатах, Что не в бою, не на передовой — Бесславно пали где-то в медсанбатах, Униженно сражённые тобой. Военных лет окопная подруга, Ты под кромешным выжила огнём: И кровью набивала брюхо туго, И под солдатским лопалась ногтём. Ты не боялась дыма злой махорки, Ядрёна вошь, ты — лихолетья знак! Тифозной брошью липла к гимнастёрке, Среди служивых сеяла сыпняк. Когда б не ты, они б сражались стойко. Пасть смертью храбрых каждый был бы рад, А вот за смерть в инфекционной койке Не полагалось воинских наград. Жаль, были подлым, будничным укусом Герои битв грядущих сражены. Во все века кровь воинов со вкусом Лакало Насекомое Войны. Кинохроника войны Кинохроника войны Опалила душу. Вся история страны Вырвалась наружу. В кадре льётся через край Кровушка народа. Он с июня в светлый май Шёл четыре года. Ленты чёрно-белый вид Цвета не имеет: С неба серый «мессершмитт» Зёрна смерти сеет. Вижу, как солдатик встал Вровень с небесами, «За победу!» — прошептал Чёрными губами. Заслонил советский дом От фашиста, гада, Гнал по-русски, сапогом Немца до Рейхстага. А потом вокзал, цветы. Над Москвою круто Небывалой красоты Вспыхнули салюты. От восторга хоть кричи, Чувствам нет названья, Слились радости ручьи В море ликованья. Фильма близится конец, Я сквозь слёзы рада Видеть доблестный венец Славного парада. Шлёт мне прошлое привет Мощно, многогранно — Настоящий звук и цвет В сердце бьёт с экрана. Ясно вижу: горд и смел, Маем обогретый, С Красной площади взлетел Белый конь Победы!