Татьяна Злыгостева

За неимением человека мы созерцаем след На листе — от ручки, карандаша: Так отсутствие делает пируэт, Но это лучше, чем ни шиша. И, пока цветные воланы юбки Цепляются судорожно о мебель, Я думаю: «Где же рюмки, И в какую вазу поставить цветочный стебель?» И нож объявляет свой приговор Румяной корочке пирога, И запинается о ковер В чулок затянутая нога. Черно-белые вещи ведут себя все-таки адекватней — Шашки, клавиши, мысли, в конце концов. А со звучащей речью мне ни черта не сладить — Этот сложный компот из слов (Персик, манго, клубника, киви) Все труднее заглатывать, четко артикулировать. Кстати, забыла тебе сказать, у людей, которых недолюбили, Глаза — начинают фосфоресцировать.

Третий этаж был логовом тополей: Раскроешь рамы — самая гуща веток. И вас, и ваших веселых деток Потом срубили. Учителей, Одноклассников — я не помню, Не помню, о чем учебники говорили. Сквозь воспоминаний каменоломню Только одно — срубили: Корни въедались в обшивку труб, И плавал по полу пух — И парк превратили в труп, И осенний огонь — потух, И весенний прилив — затих. С тех пор значительно изменились Контуры многих карт. Дни превращались в стих, А стихи — не переводились, И давно забылись трущобы парт. Теперь — каждый год наступает лето, И кто-то рубит, а кто-то сеет, И кто-то — здесь, а другие — где-то, Жизнь — не скудеет, но зреет, зреет. И снова-заново ждет, рожает Растит, лелеет сыра земля Каштаны, яблони, вязы, клены, И серебристые тополя. И то шумит водопад зеленый, Что пусть не скоро, но время подорожает — Не всем, не прочим — но для меня.

Пусть будет до цоколя облицовано Узорной плиткой стихотворение, Пусть будут тщательно прорисованы И животные, и растения, Пусть будет в порах слогов и букв Осенний воздух — осенний свист: Когда из древесных рук Выпадает последний лист. Пусть будут книги, которые не купить, Пусть будут овощи на базаре, Пусть будет что есть и пить И нищему на вокзале, И мне, и тебе, и вот этой тетке, Пусть никто не скудеет, не умирает, Пусть все покупают шмотки, Пусть дети всегда играют. Пусть. А Ты — незаметно спустишься С самых что ни на есть небес И скажешь — не зря я мучился, Не зря я умер, не зря — воскрес.

Железная мятая роза отеля Marques de Riscal, Цвета бензина, растекшегося по луже, Где спа — это только начало списка, И вино на завтрак, обед и ужин. Никто не останется равнодушен. Игрушечные ландшафты сонного Лангенберга, Где покой уставшему уготован, И розоватый клевер рассыпан мелко На зеленом газоне возле любого дома. Никто не будет заинтригован. Пьяные танцы бетонных многоэтажек В прибрежной части обычного Дюссельдорфа. Большое здание Эрмитажа, Фонтаны летнего Петергофа. Здесь красиво, а дома плохо. И тут, где нет никаких вопросов, (Архитектурой господь отслежен) — Собор, в оправе из контрфорсов, Массивный — в зуме, далекий — нежен. Никто не останется безутешен. И везде — где мрамор, стекло, гранит, Где любое виденье — для глаза лекарь, Только личный фактор способен испортить вид, Например,бессердечное равнодушие любимого человека.

Где баннер висит, разукрашен, Где в пластик зашит павильон, — Никто не бывает влюблен, Раздосадован, ошарашен. Где каждый твой шаг — не важен, Где каждая вещь — не Ваше, Где шляется наша раша По подъездам многоэтажек, Там — держишь в кармане фигу И боишься, чтоб друг не спился, А если чего добился, То руки умой, амиго. Где думаешь: «Как бы так бы?» А вслух говоришь: «Ну что вы!» Где выглядишь нездорово В тусклом свете казенной лампы, Там — осень пришла и села Со мной на одну скамейку И мне говорит: «Сестричка, У времени сети клейки, Но я все равно успела На последнюю электричку».

Сырость травы обещает ночь, Полную запахов до краев. Тишину пытается растолочь В пыль железнодорожный рев, А куст малины вздыхает спело. Вермут, сахар-песок, печенье. Не заметив, что солнце село, Георгин продолжает самосожженье. Вот комета (август!) ушла в пике — И куда-то туда, за крышу. Продолжай говорить на неведомом языке — Все равно я тебя не слышу.

На балконе, с яблоком, с сигаретой, Весной две тысячи седьмого года, Невыносимо, яростно согрета Апрельским солнцем, первой нотой Светло-зеленого курсива По всем деревьям — по всей округе, Я осторожно и терпеливо Вплетаю звуки В живые блики, в соцветья плоти Весенней дали, весенней мути, Когда в угаре, когда в полете Цветные нити. И вдруг, до жути Осознанно: тщетно и понапрасну, Зазря. Так странно, горько, но жизнь прекрасна — И без меня.