«Предвосхищение стиха» внимательный и вдумчивый, ценящий слово читатель (а именно таковым и адресует свое творчество автор), не мог не заметить еще в первой книге новосибирца Игоря Шубникова «Турачак». Книге, обозначенной им самим как «опыт описания» дорогого его сердцу места — маленького поселка на Алтае. Многие страницы «Турачака» напоминали стихотворения в прозе — своей образностью, особым строем письма.
Поэзия пронизала страницы и вышедших вслед за «Турачаком» книг Игоря Владимировича «Новосибирск» и «Кийск».
А затем случилось то, что и должно было случиться, — один за другим вышли в свет два сборника стихов Игоря Шубникова, которые сам он называет, как называли стихи на Руси издревле — гранами. Именно так, считает он, будет по-русски: «Сначала говорили: граны, потом переменились — на стихи. Досадно, но покойно: первым было собственное, русское».
Этим «собственным, русским» он и стремится пользоваться в своих сочинениях, проза это или стихи-граны, сохраняя по мере своих сил и возможностей родной язык, который мы все более и более утрачиваем, заменяя чудовищным новоязом или иностранными словами.
Предлагаем вниманию читателей поэтической рубрики «Вечерки» новые граны Игоря Шубникова из только что увидевшего свет сборника.
Не хочу тебя помнить, Забывайся скорее. С пустотой мне удобней, Пусть она каменеет. Неудобно с улыбкой На губах искривленных, Пребывающей гибко — То никак, то казенно. Как-то смотришь сверхчинно, Вчуже вдруг и надменно. Вижу: чья-то личина День за днем без замены. Кто-то дружбе в охрану Говорить не боится, Будто в ней, что мне странно, Не меняются лица. И что святостью узы Меж приязнящих вечны, Что порукою служит Им людская сердечность. Хи… вчера у помойки Два бомжа неразлучных В кровь издрались за корки, Им достаточных в куче. Возражай, если хочешь. Спорь, словами упругий. А надежен и прочен — Шар подножный на круге.***
Люди ходят в башмаках, Кони — чаще на подковах. Гуси плавают в шагах. Восемь стоп в одной корове! Голубь дрыгает ногой. Птица-вор идет скачками. Пес, нам сторож дорогой, — Бегает, когда не с нами. Все вороны без прыжка. Бродит по ветвям сорока. Коршун с легкостью пушка Виснет на небе высоко. Кошка катит колобком. Мышь ползет, и лапки скрыты. Крот в земле неглубоко Лазит в норах, им нарытых. Бабочкам летать дано, Мухам и букашкам — тоже. Всем природное одно: Не ходить никто не может. Спросишь: ну а как цветы? — Их в ладонях нам нести.Врач
Казаться, что не есть на самом деле (Другим, во-первых, кто вне ремесла; Себе, второе, в царстве красно-белом, В котором стать случайность занесла) Тайновладельцем, ведуном при боли, С дитя до старца плотей знатоком. С чужой бедою пребывая в доле, Умельцем, вьющим вспять болезни ком. А что действительность — лекарства, раны, Покойницкая с прахом мертвецов. Поля боев, сражений окаянных, — Всего-то лишь служебное лицо; И, подпогонное, — под власть расстрелу. Без оных ежели — под бред суду. И нищим жить по русскому уделу, Чуть не последним в бедственном ряду. И ныне, в век, равно другим жестокий, Подобно знахарю, как знаем, встарь Слыть колдуном с его волшебным оком… Так избранный правитель — врио-царь.Ёле
Сегодня солнце в облаках; Так быть до ночи. Сегодня холодно рукам; Не дома, впрочем. Сегодня ветер в деревах, И лугом скачет; Вороний редкий крылий взмах В ветру невзрачен. Грохочет кровельная жесть. Дым — тягой малой. И утром на рассвете в шесть Восход был алым. Под бурю замереть на день Одной в сиротство. Ждать в нем погодных перемен, С тоской бороться. Дождаться солнца и тепла. И крик веселый За речкой. Чтоб перевезла: «Эй!.. Ёла!.. Ёла!..»Норе
У тебя под обрывом река И под окнами, ближе, — рябина. Я с опушки, что всем далека, Свои стены туда не продвину. У тебя во дворе мурава. У меня — щавели коневые. Ты для дома — всему голова, Я ему — что мне стукнет по вые. У меня ястреб выбил скворцов. Обрастает меня лес берёзный. Скоро станет мне выход крыльцов Одинаков, что в солнце, что в поздно. Мы моложе домов, где живём. Их творцы ушли в предки народа. Мы за ними идем день за днём По наклонной всеобщего свода. А давай-ка сегодня свернём С большака на проселочный вроде, По распадку вдвоем за грибьём Дружно-мирно соседями сходим.Бусе
А я-то думал, ты так просто — Леса-грибы, река-дрова… Но ты сказала: и с погоста Тебе здесь в приворот трава. И приворот-трава — репейник. И приворот она — полынь. И черемховое кипенье Лишь горных признаёшь долин. Я тоже так. Я так же, здешний, Там замираю на весну. И каждый год, пред Богом грешник, Пред ней язычно шею гну. Отсюда вдаль, где в снег над Бией Едва вошла парная прель, Многоверстовой долгой выей Тянусь под вешнюю метель. Со взбитой памятью о зимнем, Вживаться смея в свежий свет, Там — вольный вновь, здесь — не таким им, Влеку привычный старый след.Сагалу
Воды весенний говорок Из тиши вытаял. Бежит, как тайна между строк, Словами скрытая. Просторней солнцу над землей, Земле просторнее. Вот-вот снега совсем сольет — И станет горная. И станет ждать таких шагов, Услышать поступью. И будет каждый шаг твой нов Ей после просыпу. Пойдешь тогда ходить землёй Нежнее кошьих лап, В весеннее чтобы гольё Груз ног траве был слаб. И зрящий вкруг, и зря в себя, Протальник миновав, Уже за водопол зайдя, Замрешь, ни лжив, ни прав. Ни кем перед, ни перед чем — А пред живым во всём, Пред чем благоговейно нем Жив-здрав на свете сём.***
Востоком нить прядется — в утро Воткать порядок жития. Подобно выверенной сутре* Сводить «как надо», «быть» и «я». Под новый луч и с вечным словом Всесветной Книги Бытия Вставать и на день быть готовым Блуждать в неведомых путях. Ходить, есть мясо, пить хмельное, Часы до ночи в дело скать**. Плыть, зная всё о мелях, но и Бездонья помнить — вспять, не вспять. Мольбой (беречься, к мантре*** близко; А также помнить, что есть что, В европо-индости сибирской) Иметь себе «Храни Христос».* Сутра — нить; древнеиндийское научное сочинение с предписаниями
** Сучить, вить
*** Мантра — часто повторяемое заклинание.