Здравствуйте, уважаемые любители поэзии, здравствуйте, постоянные читатели рубрики «Стойло Пегаса»!
Сегодня у нас, в некотором роде, необычный день. Потому что сегодня впервые у нас в гостях не поэт, а поэтесса. Молодая новосибирская поэтесса Ирина Федоськина, чьи стихи уже успели потрясти и порадовать многих сибирских мастеров писательского дела. А вот теперь и мы, в свою очередь, представляем творчество Ирины Федоськиной вашему, дорогой читатель, вниманию. Стоит отметить, что несмотря на нежный возраст и обычные в таком возрасте невинные девичьи заботы, Ирина уже успела выпустить книжечку стихов, которая имела достаточно большой резонанс среди профессионалов. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать - поэтому давайте прекратим разговоры и все вместе насладимся чудными стихами Ирины Федоськиной. Давайте попытаемся услышать, давайте попробуем понять, что же именно хочет нам сказать молодая и красивая девушка с трепетным сердцем...
С уважением, Аркадий БОБИН, администратор «Все мы немного люди...» Звенят витрины на ветру, В руке зонта холодный стебель - Я стану сталью. Я умру... Он любит женщину, как мебель, И «Таймс» читает поутру. *** Мир неуютен: север, слякоть, Дождинок светлые стада. Предсмертных строчек нацарапать И не проститься... Лишь тогда Хозяин жизни сможет плакать. *** Но дни, что листья: мимо, мимо, Я все, наверное, отдам За звон дождя в таких мужчинах... Кого найдут они, когда Из близких вычтут нелюбимых? Невеста Тихо едем, тихо едем, Деревенской орде нет места. Травы в осени, точно в меди, Убегают в сторону Веста, Чай с баранками пьют соседи, С ними еду и я, невеста. *** Не теряя покоя - любим. Церковь в ливне сулила беды... Отдала я фату. В Люблин, От стыда умирая, еду. *** На ногах - жемчужные туфли, В сундуке - индийские веды. Ничего не хочу, не знаю, Пусть звучит далекое скерцо! Четки юности. Я живая. Был жених, далеко не Герцен, Грезил: дети, жена ручная, Грядка репы да грядка перца. Мне просторы земли без края, В царство трав потайные дверцы... Где найду, а где потеряю Пассажиров своего сердца. По дороге в ООН Как это было? Трое ближних было, Беседа шла на языке случайном. Товарищ Брайтон ел овес уныло, Монгол разогревал конину в чае, Китаец кушал огурец тушеный И был похож на толстого грузина. И я, как жест от смысла отвлеченный, Была не в счет и ела апельсины. Смыл тишину сырой туманный голос: «Вот фунт упал, и обмелела Темза». «Как ублажатель массового спроса, Скажу: от сплина помогает пемза». Монгол молчал. Носатый и несытый Украдкой ел меня горящим глазом... «Что Вам сказать? Что я живу забытой. В обской глуши тяну на круге вазы». «Фарфор и снег, - китаец обернулся, - Пришли с небес, и век очень хрупкий». «Как совесть власти и стабильность курса», - Добавил мэн, попыхивая трубкой. Монгол зевнул, запил зево кумысом И лег вздремнуть часок на нижней полке. А мы гадали, есть ли в юртах крысы, Календари, розетки и двустволки. И поезд шел сквозь сумерки и снег, Мы на троих распили все веселье. И каждый был обычный человек, И ни один не вспоминал о цели. Поезд Внутри у всех проходит тихий поезд, Сквозь сумерки и ковыли, и камни... На верхней полке мысли едут в повесть: «Вкус яблок самых спелых, самых ранних», А в яви - мор и затяжная морось. Твори усталый, с рюмкой визави, Вливая грусть в придуманных героев. Есть дикий край несбывшейся любви, Где ветер свеж, но все всегда чужое, Где светлой сталью рельсы пролегли. От легкой боли пишется легко, А окна - мгла - от сырости прекрасны. Неровен путь, пробитый высоко - Дрожат в руках сиреневые астры... Состав ушел от яви далеко, Полупустой, намокший и неясный. Версия Смотрю на графику настенную, На толстых барышень с авоськами, На тараканий глаз монгольский В солонке фирменной пельменной. Стряпухи в белой пыли носятся, Косятся на пустые столики, Со мной почти не церемонятся И гонят из пельменных тропиков. Очки мои в слезах и в инее. Живет сквозняк в кармане драповом, Со скатерти ромашки синие Хочу срывать, срывать охапками... За дверью стужа новогодняя, Иду сквозь хохот, жар и чад, И пьяницы с глазами кроликов Латынь какую-то кричат. *** Все мы немного лошади, Вороные и рыжие: Тащим мечты отжившие, В сердце надсаженном - лишние. Скалим зубы, гремим подковами, Ищем вслепую цветы медовые На забытых полях Всевышнего. Все мы немного птицы, Домашние и перелетные. Строим дома высотные, Бывает, к кормушке с зернами Ходим кланяться, лишь бы Быть сытыми и в стае нелишними. А весною порхаем, парим влюбленные... Все мы немного птицы. Все мы немного кошки, Подлизы и лизоблюды. Едим и пьем из чужой посуды, Считаем очень большой причудой Поступаться свободой. Знаем Толк в тепле у печи, в сметане, Живем по принципу: «не наследи», Но счастливы только, когда нас - любят. В общем, все мы немного люди. Цветы зимы Такой обыденный маршрут: Рассыпан утром снег творожный, По скользким рельсам осторожно Трамваи льдинами плывут. Под цедрой солнца побелевшей Искрится куст в бутонах снежных, В бутонах первых снегирей. Как я не замечала прежде Цветов зимы заиндевелых? Ведь я сама цвету несмело! Кусты похожи на людей.