Психологическую службу в обычной общеобразовательной школе по нынешним временам не организовал разве что какой-нибудь нерадивый директор. Хотя чем, собственно, так уж полезен психолог и какую реальную роль в жизни школы играет, может объяснить далеко не каждый родитель и ребенок.
Ну, иногда проводит тесты по классам, ну, какую-нибудь лекцию на классном часе прочтет. Еще приглашает зайти к себе в кабинет, но к таким визитам ребята относятся настороженно: не привыкли решать проблемы с помощью постороннего дяди или тети. Да и обычные школьные проблемы - дело хоть и серьезное, но более-менее просто решаемое. Другое дело - колония для несовершеннолетних. А ведь там тоже есть школа, в этом году за партами в ней сидело более двухсот «проблем» - одна другой сложнее. Тут на занятия ходят все, а первый класс (есть и такой) по возрасту не уступает одиннадцатому. Проблема психологической помощи и поддержки здесь выходит на качественно иной уровень. Это действительно необходимость для детей, которые не то что профессиональным, даже обычным вниманием не избалованы. О том, как работает служба психологической помощи в воспитательной колонии, нам рассказала заместитель директора школы Елена Горланова.
- Некоторые считают, что условия жизни, обучения в колонии улучшать совсем не обязательно: мол, тогда ее бояться не будут. Мы считаем иначе: нельзя воздействовать на человека, тем более на совсем юного, только страхом. Это не метод перевоспитания. Мы попытались создать у себя в школе оригинальную методику психологической помощи подростку, которого наказал закон.
Задача, согласитесь, не из легких. Как чисто по-человечески помочь вору, насильнику, убийце. Честно признаюсь, собственные мои ощущения от воспитанников школы были двойственными. Например, сидит в одном из классов ушастенький паренек, старательно раскрашивает дощечку с ками-то народными узорами, улыбается. А потом узнаю: сидеть ему девять лет за разбой, сначала в классе, а потом на взрослой зоне. И как прикажете к нему относиться? 20 педагогов школы, похоже, решили эту проблему. По крайней мере, так говорят.
- Для меня, - продолжает Елена Васильевна, - они просто дети. Естественно, я знаю, что они здесь не прсто так. Но в процессе живого общения забываешь о том, за что их наказали. А иногда просто не знаешь, потом очень удивляешься, когда узнаешь статью и срок. Сюда попадают дети, которые в нормальной школе всю жизнь просидели на галерке, которых называли только по фамилии. И когда обращаешься к ним по имени - они вздрагивают. Основа нашего подхода - индивидуальная работа учителя и ученика, в процессе которой должна складываться непроизвольная мотивация изменить жизнь. Педагог говорит: «Я хочу помочь тебе! Но сначала помоги мне узнать как можно больше о тебе». И насколько бы замкнутым, озлобленным ни был ребенок, рано или поздно он все равно пойдет на контакт.
Первый этап работы - дневник, который ведет каждый ученик. Это не тот дневник, куда выставляют двойки. С другой стороны, это и не лирические заметки в духе сентиментальных барышень. Это - форма работы над собой, метод самопознания. Кстати, в обычной школе учителя такого практически не делают. Для начала новичку-школьнику предлагается написать автобиографию. Понятное дело, это сложно. В любой общеобразовательной школе немногие дети свяжут пару предложений без подсказки. Поэтому ребятам предлагаются вопросы, из которых они могут выбрать любые. Как правило, о совершенных преступлениях никто распространяться не любит, более подробно рассказывают о семье, особенно о маме. И даже если мать пила и вообще была необразцовой, все равно напишут: «Мама ко мне относилась хорошо». Никто и не рассчитывает, что с первых строк ребята начнут изливать душу, но за скупыми строчками отчета часто угадывается скрытый смысл. Например, вот что запомнил о школе 17-летний Андрей: «В начальной школе я учился хорошо. Да! И мне нравилось. Учителей я любил за то, что они ко мне хорошо относились, все подробно объясняли». И тут же без перехода: «Когда я учился в третьем классе, один раз разговаривал на занятиях, мешал учителю вести урок. Учитель ударил меня ладонью по лицу и выгнал из класса и потом долгое время не пускал на этот урок». Может быть, сам Андрей и не понял, но именно третий класс стал для него переломным. Читаем чуть выше: «Когда я учился в третьем классе, я начал курить. И как-то раз пришел домой накурившийся. И отец заметил, взял шнур от кофеварки и им бил меня по спине». Этот шнур он запомнил надолго, но курить не бросил. «А когда отец умер, мама не стала меня трогать», - продолжает Андрей. А курить девятилетнего ребенка научил старшеклассник, который сказал просто и доступно; «Кто не курит - тот лох!»
Подобные истории практически в каждом дневнике. Встречаются и вовсе клинические, в которых бы с удовольствием покопался Фрейд. Например, в том же дневнике писали сочинение «Смешной случай в моей жизни». Семнадцатилетний Евгений, осужденный на семь лет за разбой, пытается выдать рассказ за свой сон. Попытка сама по себе нетипичная: «Дело было летом. Я встал утром, оделся и пошел поесть, взял булку хлеба, нож и разрезал ее. Я увидел в ней на одной половине что-то белое и мягкое, я отколупнул ножом, это оказался нос. Я подумал тогда: «Ничего себе, пекаря допеклись. По-любому, кого-нибудь убили, а части тела в тесто засунули. Потом я хотел почесать свой нос, когда я дотронулся до лица, я громко закричал и прыжками подскочил к зеркалу. И увидел свою физиономию без носа. Мое лицо было не в себе: уши торчали торчком, глаза большие и узкие, а рот почти до ушей. От такого сна я проснулся с криком и подскочил к зеркалу. Я был рад, что это только сон». Сюжетец явно Гоголевский. Но психологу важно, что подросток именно его «примеряет» на себя и вообще почему-то считает смешным. Вот и поле для работы специалиста.
Такие «аномалии» поражают и заставляют посмотреть на этих детей с совершенно иной стороны признать и в них личность, способную фантазировать, творить, видеть не только деструктивные стороны. Но определить проблему - полдела. Надо что-то менять. И тут опять дневники. Следующий этап работы - постоянные психологические тесты, которые проходят ученики. Ничего особенного для многих, но для воспитанников ВК нечто очень важное. После каждого теста педагог пишет в дневнике его результаты для ученика. Получается, что какой-нибудь Петя Иванов уже не осужденный, не трудный подросток, не головная боль комнаты милиции, а «спокойный человек, который реально смотрит на жизнь, легко относится к стрессовым ситуациям, внимательный и может постоять за себя». Этот явный диссонанс для подростка, который заставляет по крайней мере задуматься о самом себе.
Педагоги проводят в школе ВК и собственные исследования. Еще Ломброзо пытался определить преступников по антропологическим характеристикам. Елена Горланова с этим мэтром не особенно согласна.
- За 20 лет работы в этой сфере я не научилась определять с виду, в чем провинился подросток. Лично мое мнение: чем-то отличаются только насильники. В них, действительно, мне видятся особенности и во внешнем виде, и в поведении. Но это тоже относится только к тем, кто тщательно планировал преступление, подстерегал жертв. Бывает же так, что мальчишка просто не справился с эмоциями.
...С другой стороны, мы ведем статистику психологических типов ребятишек, которые попадают к нам. Больше всего встречается молодых людей с гипертимной организацией нервной системы. Это очень подвижные, активные дети. Лидеры. стремящиеся к внешнему общению. Немало конформистов, легко поддающихся чужому влиянию. Есть циклоиды: подвержены резкой смене настроений, эмоциональным перепадам. Практически нет сензитивов, чувствительных, впечатлительных, с богатым воображением. Так же нет «родительских любимчиков». Зато романтики есть. Был у нас мальчик Сережа. Никак мы не могли найти с ним общий язык. Известный нарушитель дисциплины. И только когда он стал заниматься в драмкружке, ребенок нашел себя и раскрылся. Так он рассказывал, что больше всего любил чувствовать себя хозяином в чужой квартире, когда шел воровать. Войти в темноте, надеть чужие тапочки. Испытать ощущение вседозволенности...
Мы заметили, что экстраверты чаще воруют, причем в сговоре с другими. А вот интроверты, замкнутые, долго таящие злобу, могут убить. Так у них происходит разрядка.