Второй год литературная премия Гарина-Михайловского присуждается женщине и поэтессе. Прежде лидерами на литературном олимпе Новосибирска признавались исключительно мужчины и преимущественно прозаики. Нинель Созинова - автор 16 поэтических сборников. Последний «Пока умею...» выпущен в прошлом году.
«ВН»: Нинель Ильинична, с чего все началось, когда написано первое стихотворение? Вопрос банальный, но его никак не обойти.
- Об этом, действительно, часто спрашивали на литературных встречах, в конце концов я даже написала стихотворение, которое называлось «Начало»... Первое свое стихотворение я написала во время войны, когда мне было 10 лет. Родители отправили меня в деревню Алтайского края, к бабушке, на свежий воздух и молоко. Там я впервые по-настоящему увидела, как восходит солнце, а еще меня потрясли стихи в газете, привезенной из райцентра (в деревне даже не было радио), кажется, это был Сурков, написанные от лица ребенка, и рефреном там шло: «Папа, убей фашистов...» И все! Я села писать письмо отцу на фронт стихами. Потом были стихи в школьной стенгазете - первый соцзаказ. В стихах я воевала, ходила в разведку, бросала гранаты... Когда о стихах узнали учителя, поражены были необыкновенно: откуда ЭТО взялось в глухой деревне? Я и сама часто спрашиваю: откуда? Мама у меня была женщиной необразованной, папа - бухгалтер, самоучка из деревенских счетоводов...
«ВН»: Вашу первую книжку стихов редактировали две большие поэтессы - Вероника Тушнова и Елизавета Стюарт...
- Книжка была моим дипломом в Литературном институте, редактором с московской стороны действительно была Вероника Тушнова, с нашей - Елизавета Стюарт...
«ВН»: Кстати, об учебе в Литературном институте. В нем действительно можно выучиться «на писателя» или «на поэта», или это все же дар от Бога?
- Признаться, я посылала в Москву свои стихи с надеждой получить развернутую рецензию, нет пророка в своем отечестве, как известно. Казалось, что в Москве уж точно знают и скажут, надо или не надо мне этим заниматься. Это уж теперь я знаю, что по первым вещам определить ничего нельзя - бывает, и гадкие утята превращаются в лебедей, а бывает, подающие большие надежды кончают ничем. Вместо развернутой рецензии я получила маленький клочок бумаги с приглашением на вступительные экзамены в Литинститут и оставила НИИГАиК, где тогда училась, и поехала. Сейчас я понимаю, что учиться там было совсем не обязательно - то, что сказано, было бы сказано и без того. И вообще, это был пятидесятый год, в институт пришли люди с большим жизненным опытом, фронтовики, им было что сказать, и они уже знали, как это сказать. У многих уже вышли книжки, и Литинститут и Москва были возможностью установить контакты с журналами, редакциями и издательствами. Они дописывали рукописи, они издавали книги... А я была никто, и мне было очень неудобно, казалось, что у них такие (!) стихи, а что у меня, кому нужно это легковесное, щенячье... И если здесь я еще писала, то там почти замолчала. А надо было к каждому семинару что-то приносить (училась в семинаре Михаила Светлова - Т. К.). В конце концов я перевелась на заочный.
«ВН»: Общеизвестно, что заработать на жизнь писательством практически невозможно, не берем исключительные случаи. Писательство как хобби, занятие для души, плюс к основной профессии. Вы, насколько мне известно, долгие годы работали редактором в Новосибирском книжном издательстве...
- И я любила свою работу, это было мое. А литература для литератора - главное дело жизни, действительно, всегда между делом, ночами или в отпусках. Я и теперь пишу ночами, хотя нет такой необходимости. День занимаю чем угодно - вплоть до вязания и «ящика», ничто не делается днем. Это уже вошло в кровь - писать только ночью. Ночью и настроение, и состояние, и тихо, и никто не окликнет, не позвонит.
«ВН»: Работа редактора, когда пропускаешь через себя множество чужих текстов, - мешает это или помогает личному творчеству?
- Конечно, мешает. Хотя, если посмотреть поверхностно, то должно было бы помогать, стимулировать. У Стюарт есть стихотворение: «И ответная песня уже расправляет крыло» - бывает, прочтешь хорошее стихотворение, загоришься им и чувствуешь, что и тебя давно сподвигало об этом сказать, только иначе и по форме, и философски иначе, но это только иногда, крайне редко, а чаще пишешь и ловишь себя на мысли, что что-то похожее где-то у кого-то уже читал, это бьет тебя по рукам, и ты отставляешь это стихотворение... Редактируя, не просто пропускаешь через себя тексты, а влезаешь в них, это становится твоим и уже мешает писать свое...
«ВН»: А как вы относитесь к нынешней ситуации, когда в большинстве издательств институт редакторства практически упразднен, автор издает за свой счет практически все что угодно?
- Потому такая профанация искусства сейчас и есть. Вы же прекрасно это сознаете. Полнейшая профанация, особенно поэзии. Возмешь книжку в руки, как говорила Елизавета Константиновна (Стюарт - Т. К.), «это же бешеная собака в зубы не возьмет, а мы берем и читаем». Раньше этого не было. Сама планка литературы была поднята высоко. Графоманство, конечно, всегда было, но не в таких массовых масштабах. Сейчас ощущение, что пишет и считает себя поэтом практически каждый третий или второй. Все несут, несут, несут и несут...
«ВН»: Если сравнить первые и последние сборники, то ваша поэзия очень изменилась - стала менее камерной, более гражданской...
- Это есть. Друзья, которые прежде упрекали меня в камерности и отсутствии гражданской позиции, теперь ругают за «некамерность», говорят, это не поэзия, а политика... Но я считаю, что это лирика чистой воды, так как у кого что болит, тот о том и говорит...
«ВН»: Тридцать лет назад, в книге «Писатели о себе», которую я специально пролистала перед нашей встречей, вы сказали, что в поэзии прежде всего должны быть искренность и красота. Тогда это было очевидно не только вам. Теперь многое изменилось, подпишетесь ли вы сегодня под теми словами?
- Конечно! Красота - это обязательно, она может быть не заключена в содержание, в философию, но по форме это должно быть обязательно красиво.
Из новых стихов Нинели СОЗИНОВОЙ
Уверенный сонет Сегодня так: что в перьях, то и птица, а серенькая - то уж соловей. Что в гнездышке пригрезится-приснится, про то и свист взовьется из ветвей. Но было б грех за эту блажь сердиться на самозванцев из полудетей: из них, быть может, впрямь поэт родится, какого ждут на Родине моей. Они еще не жили - только были на терпящем крушенье корабле! Где ж было взять любовь к родной земле или почтенье к дедовой могиле? Но в ком такой не загорелся свет, тот - что угодно, только не поэт... Ночные размышления Одна голова не бедна, а если и бедна, так - одна. (Присловье) Не с каждым днем, так с каждою неделей, становится яснее и ясней: в развинченном измаявшемся теле душе все неуютней и темней. Уголья в очаге моем чуть тают, еще стремясь изображать уют. На них зола и пепел нарастают, но им угаснуть люди не дают. Уже от старых дружб, как мышь в амбаре, таюсь; в норе ль сижу, как старый крот, ан все равно - не тот, другой одарит, а там и третий что-нибудь несет. Ах, люди, люди! Если б в состоянье вы были осознать, что я из-за случайных этих ваших подаяний ночами не могу сомкнуть глаза. Да нет - я рада вашим голосам и калачам... И для моей кручины и этих размышлений по ночам вы - только повод. Повод - не причина. И не о том я плачу, что нищаю, я, словно тычка на кругу, - одна, а значит, до могилы не бедна... Но сердце все болит и не прощает врагам твоим, беспечная cтрана! Как мы легко чужой хомут надели, под гром чужих там-тамов побрели по кругу той проклятой карусели, что рынком в перекройке нарекли. И надо из последних сил с рассветом грести сквозь барахольную волну, любить свою несчастную страну и ненавидеть рыночную «эту». Когда ж? Когда устанем мы по кругу катать врагов, предателей, расстриг, себя стыдясь, и сторонясь друг друга, благословив своих детей-барыг... Родимая... Россиюшка святая... Доколе же в ярме влачиться ей? Распрячься, словно, силы не хватает, и силы, может, именно - моей? Последовательный сонет Я вздрогну при слове «дорога». Я вспыхну при слове «костер». Но вдруг неоправданно-строго минувшее глянет в упор: - Что, сиро живешь? И убого? Но где ж твой вчерашний задор? - «Стремительность», «смелость», «простор»... Слова - не для строк эпилога. Всему свое место и срок - мечте и ее воплощенью, прекрасным грехам и прощенью... Ничто не засахаришь впрок. В копилку - лишь боль да усталость. Из них и сплетается старость. Банальный сонет Когда о жизни знаешь все давно и блажь мечтаний больше не дурманит, грядущее - как некогда - не манит: оно неотвратимо и темно. Но все о жизни ведать не дано, и даже самый смысл ее туманен. Лишь чувствуешь: он должен быть гуманен. Но истины не вызнать все равно. Зачем, взойдя, живем не как трава? - Взыскуем, любим, мучаем, страдаем, дерзаем дух преобразить в слова и музыку и храмы созидаем. Мы обживаем этот свет, как Боги! Чтоб как трава уйти во прах в итоге?..