Новосибирск 2.9 °C

Молитва Ефрема Сирина

07.10.2009 00:00:00
Молитва Ефрема Сирина
Старость как явление она ненавидела. До отвращения. И в одном не понимала Бога: почему он допустил такой период в человеческой жизни? Зачем, для чего? Эта старческая немощь так унизительна... Уйти в свой срок — раз неизбежно — в силе, здравии, так нет — вот тебе дряблая кожа и сотни морщин, вот тебе скрюченные суставы и сгорбленная спина. А не приведи господь с головой что, так и вовсе становись обузой детям. Нет, что-то недоглядел Создатель.

Спорить с Ним она, конечно, не смела, но и сдаваться так просто не собиралась. Она спорила с существующей физической природой человека, яростно сражаясь за жизнь без болезней. Она была из породы борцов. «Подумаешь, девятый десяток, — отвечала, если дети лезли с надоедливой заботой, — даже не 100!
Профессор Углов в этом возрасте еще оперировал!» Доктор Углов был её знаменем, под которое она собирала всех своих подружек. Только становились они все моложе — ровесники давно завершили свой земной путь…

В последнее время часто стали всплывать картинки из детства. Вот она, девятилетняя девчонка, с закадычной подружкой Полиной кладет мостки через дождевой ручей. А переход — копеечка! Горожане платили предприимчивым «бизнес-леди», ноги-то мочить не хочется. А потом девчонки, довольные и счастливые, бежали покупать мороженое… В Воронеже это было. А еще раньше семья жила в Днепропетровске, Саратове. Отец по приказу партии и в Новосибирск приехал, а может быть, думает она сегодня, его, человека принципиального, горячего, из первых коммунистов, что дрались с царизмом за светлое будущее трудового человека, специально «сослали» сюда, ведь шел 1937 год...

А в Новосибирске тоже шли дожди… И они с Лиркой, новой подружкой (дружба оказалась длиною в жизнь), носились во всю прыть по улице Горького по глубоким лужам, по чистому пенящемуся потоку. Почему-то помнится беззаботное детство чистыми дождями, когда можно было бегать босиком по городским улицам… Да помнятся «малинки» по копейке — помадные конфетки, по форме напоминающие нынешние трюфели, — которые ребятишки покупали у уличных лотошниц, теток в белых халатах…

С началом войны детство закончилось. Уже в июле 1941 года отец ушел воевать. Потом, тридцать лет спустя, она вместе с детьми, племянниками и братом стояла у витрины музея боевой славы в Доме офицеров и сквозь слезы смотрела на половинку тетрадного листочка. Как образец патриотизма советского народа лежало заявление отца, где он просил отправить его добровольцем на фронт. И стояла дата: 22 июня. Узнаваемый, родной почерк. Через четыре месяца отец погиб в боях под Ленинградом... А через год тихо скончалась от голода и болезни мать. И остались они с двенадцатилетним братом одни на белом свете.

Не любит она вспоминать это время. Есть хотелось всегда, даже во сне. Обменивали, пока не кончились, старые вещи на продукты. Когда голод припер совсем и брат впервые украл изюм из товарного вагона на главном вокзале Новосибирска, она пошла в горком партии, где отец работал до войны, и его сослуживцы помогли устроить «начинающего» воришку в военное музыкальное училище на полный пансион. А сама она работала на военном заводе, точила снаряды.

Музыкантом братишка не стал, но музыку любил самозабвенно. В генах, видать, что-то было. Ее тоже природа наделила великолепным меццо-сопрано, и жившие у них на квартире в годы войны эвакуированные артисты Ленинградской филармонии настоятельно советовали поступать в консерваторию, приглашали поехать после войны с ними в Ленинград и помочь с учебой. Но она не могла бросить брата. Худо ли, бедно ли, но выкарабкались — в детдом брат не угодил, по кривой дорожке не пошел. А любовь к музыке осталась с ними. Уже в зрелые годы вместе ходили в оперный театр, пели на семейных праздниках, она в сельской школе с учениками сцены из оперных спектаклей устраивала. А брат еще и играл на трубе в духовом оркестре своего НИИ на демонстрациях. Для души.

Душа, душа… Не стареет душа, вот ведь как любопытно жизнь устроена. Так и кажется, что тебе лет 36, не больше. Если бы не предательская слабость, ломота в суставах… Тоже оттуда, из военных лет напасть. Одни чулки на четыре года да курточка из перелицованного маминого старенького пальтишка. И парусиновые тапочки. Оттого и в педагогический институт после войны учиться пошла — рядом с домом находился, зимой и в плохонькой одежонке добежать до аудитории можно. Не по призванию, конечно, учителем стала. Но пару медалек дали за труд, звание отличника народного образования присвоили. Не сосчитать, сколько детей выучила! И все практически в институты поступали. Работала на совесть. В деревне, конечно. Тогда всех выпускников распределяли в сельскую местность, квалифицированные кадры ценились выше золота.

Иногда случается пройти мимо своего бывшего дома в центре Новосибирска. И всплывет в памяти незабываемое… Отец, энергичный, красивый, высокий — господи, только 40 лет исполнилось! — прибежал домой: «Доченька, на фронт ухожу, быстрее собирайся, к маме на работу беги, скажи, ведь не знает она ничего!» Она кинулась к матери. Но мать даже не вызвали — она работала на телеграфе и принимала в это время важные правительственные сообщения из Москвы. Так и не простились родители… А она с братом побежала на вокзал, где на дальней площадке стояли воинские эшелоны, готовые к отправке на фронт, все искала в толпе отца… Увидела. Он только и смог помахать детям рукой... Таким и остался в памяти. Осталась и по сей день хранится его зачетная книжка студента заочного отделения педагогического института исторического факультета, где по всем предметам одна оценка — «отлично». Не закончил. Она за него отдала полвека школе, детям...

Как она живет сегодня? Свой угол есть, не хоромы, квартирка в сорок метров на четверых на селе. Дети, внуки и правнуки хорошие выросли. Есть сад, где она любит покопаться в земле. Глаза еще видят, и она может читать любимых авторов. Пенсии на самое необходимое хватает, но потому лишь, что с детьми живет. Вот если бы внимания к здоровью стариков со стороны государства побольше, тогда бы морально полегче стало. А то ведь даже в больницу не кладут! Приедет «скорая», уколов навтыкает, а «показаний для экстренной госпитализации нет», отвечают. Только что без сознания престарелый человек находился, сердечный приступ пережил или давление зашкаливало, а госпитализировать не надо. Как это понять? Разве, когда тебе за восемьдесят, жить не хочется?

К старости, смирившись и приняв, что ты гость на Земле, благословляешь каждый прожитый день, когда еще дышишь, видишь голубое небо и зеленую траву, слышишь любимые голоса... Живой о жизни думает. А жизнь эту лечением качественным поддерживать надо. И изощряются близкие как могут, укладывают в платные клиники, консультируются, естественно не за бесплатно, с хорошими специалистами, чтобы только продлить годы дорогих состарившихся людей… А если средств нет? Что-то неправильное в сегодняшнем отношении к старикам происходит...

В такие нерадостные минуты она достает свою записную книжку и перечитывает выписанные в разные годы понравившиеся строки. Почитает, подумает с благодарностью о талантливых людях, подаривших человечеству прекрасные слова, и на душе легче становится. Особенно укрепляет дух, примиряет с жизнью, удивляя своей глубиной и мудростью, молитва сирийского поэта, святого Ефрема Сирина. Написанная в IV веке нашей эры, пройдя через тысячелетнюю завесу времени, она вдохновила гениального Пушкина. Он тоже молился, прося Господа оградить от неправды жизни, от грехов вольных и невольных...

Отцы пустынники и жены
непорочны,
Чтоб сердцем возлетать
во области заочны,
Чтоб укреплять его средь
дольных бурь и битв,
Сложили множество
божественных молитв;
Но ни одна из них меня
не умиляет,
Как та, которую
священник повторяет
Во дни печальные Великого
поста;
Всех чаще мне она
приходит на уста
И падшего крепит
неведомою силой:
Владыко дней моих!
Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи
сокрытой сей,
И празднословия не дай
душе моей.
Но дай мне зреть мои,
о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня
не примет осужденья,
И дух смирения, терпения,
любви
И целомудрия мне в сердце
оживи.


P. S. Я не называю по имени героиню моих заметок, потому что она — типичный представитель нашего славного старшего поколения, о котором мы так много говорим в памятные даты, в декады пожилых. Их тысячи и тысячи, бедовавших в тылу во время Великой Отечественной войны, а потом поднимавших страну из руин. Голодавших, замерзавших, надрывавшихся на непосильной работе. Проживших в бедности. И остается их с каждым днем меньше и меньше. А великой России все не хватает средств на достойную старость великому поколению наших отцов и матерей...

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: