Отчёт «сибирского медведя»

Привезя из солнечной столицы Узбекистана положенный объём впечатлений, я бы хотела рассказать не о том, что на улицах здесь всё-таки вольготнее автотранспорту, из которого доносятся мелодичная восточная музыка. Хочется рассказать о трансформации мусульманской провинции в переплетении исторических вех моей семьи, часть которой, собственно, в этом городе я традиционно навещаю. И дабы мой рассказ не казался читателю нелогичным, сразу уточню: мой дед сначала проживал в узбекском поселении, находящемся в Казахстане, а затем — непосредственно в посёлке Узбекистана.

«Кара» — по-узбекски «чёрный». «Тау» — «горы». Или наоборот»? — в последние дни перед отъездом я силилась вспомнить азы узбекского и родственного ему казахского. Оказалось, ничего не напутала. Впрочем, это неважно. А важно то, что существовала под Казахстаном местность под названием Каратау — Черные горы (собственно, местность именована по названию расположенных здесь гор Каратау), где верблюды прятались в скалах от зноя, а местные жители трудились с утра до ночи на радость Создателю и будущим поколениям. Здесь, среди низкорослых безлиственных растений с экзотическими названиями, которые служили подтопкой для коптящих раскалённый воздух буржуек, и поселилась семья моего прадеда.


Каратау существует и поныне, а негласным центром его является одноимённый город, являющийся родной землёй небезызвестных Ергена Умирова, Героя Социалистического Труда, а также популярного писателя-фантаста Сергея Лукьяненко (не повлияла ли родина со сказочными ландшафтами на выбор жанра автора «Ночного дозора»?).

Раньше местность Каратау состояла из множества посёлков и деревень. Высокогорье занимали казахские поселенцы, ниже располагались узбеки. Безусловно, многое изменилось в мусульманских селениях с тех далёких времён, когда мой дед, будучи рано осиротевшим, был завидным приемышем для всех местных семей — юный работяга «пахал» на сельском хозяйстве буквально на износ. А трудился он, как и его соседи, в небольшом узбекском посёлке Карнак (ранее — Атабай). В годы войны это было тихое пристанище, где страшнее голода, от которого жители едва спасались упорным трудом, могли быть только бомбёжки, не доступные слуху местного обывателя. Сегодня на географической карте Узбекистана точки, подобные этой, то и дело становятся горячими. Температура — локальной войны...

Отучившись в сельской школе, мой дед отправился покорять столицу Узбекистана. Политехнический университет, специальность — геология. В советском Узбекистане студентам-провинциалам учебные успехи давались нелегко: большинство предметов — на русском. Таком загадочно-назидательном, непонятно-императивном языке. Свободное от учёбы время приходилось посвящать самообразованию в усиленном режиме (благо, вопрос об оплате обучения и, соответственно, подработке, тогда не стоял). Основному, конечно, довелось научиться на практике, но результаты упорного труда не заставили себя ждать: новое месторождение свинца под Алма-Атой и почётная грамота первооткрывателя...

Меня поразило, что вопиющие события в Андижане мировая общественность, подогреваемая прессой, объясняет борьбой с исламскими экстремистами. Равно как и то, что, помимо андижанских событий, пресса не упоминает ни одного подобного случая, которые между тем на сегодняшний день повторялись неоднократно в отдалённых районах Узбекистана. Хотя, впрочем, на политической арене на то свои причины, о чём говорить сейчас не будем. Местные жители шёпотом произносят название города Термез, где произошёл второй инцидент, как-то ещё упомянутый в СМИ. Здесь, как известно, также не так давно пролилась кровь голодных повстанцев. И только местные знают, точнее, видели, что это: распухшие от болезней животы недоедающих детей из больших узбекских семей, огромные испуганные глаза мирного населения посёлков — а вдруг завтра и у нас!..

Цветущая европеизированная столица среднеазиатской страны — вот лицевая сторона сегодняшнего солнечного «стана». А вот отъехать от центра — страшно...

Мне повезло: мы живём здесь недалеко от города, в посёлке Геофизик. Здесь проходит «президентская» дорога — та самая, по которой Ислам Каримов ежедневно отправляется на службу и обратно.

Проезжает милицейская машина-разведчица (нет ли «неугодных» на пути?), ровно через минуту появляется ряд служебных машин блюстителей порядка. Одна из них, центральная, и есть та самая машина, на которой президент совершает свои ежедневные вояжи. Впрочем, неизвестно, что скрывается за этим опасливым официозом — глава правительства под охраной или же просто бутафория? Ведь президенту легче замаскироваться, а не бряцать оружием. Однако уже в этом году мне показали бетонную стену (так и хочется сказать — «великая узбекская»), огораживающую президентский путь. А по уверениям здешних жителей, недавно выстроенный близ дороги коттедж местные власти постановили попросту снести: уж очень сильно возвышался над президентской дорогой.

Завершить хочется, конечно, на позитивной ноте. Только в узбекских деревнях и посёлках — пусть даже городского типа — я встречала такие (!) цветы. Дикорастущие, а в основном в многочисленных палисадниках, они навсегда остаются в сердце заезжего, покоряя невиданным сочетанием экзотики и простоты. А ещё здесь, как и раньше, очень сердечные и приветливые люди, много просто воспитанных людей — ну где вы ещё видели, чтобы мужчины уступали место в метро молодым дамам? И не верьте, кто говорит, что после распада Союза в Ташкенте люди «не те» — я верю: большинство — именно такие, какие здесь встречались мне.

Впрочем, я и не заметила, как плавно перешла от мусульманских провинций непосредственно к Ташкенту. Не знаю, как здесь сложится жизнь дальше, но мне почему-то хочется сохранить в памяти то, что есть здесь сегодня. И — перевезти своих родных оттуда к себе, в Новосибирск. На всякий случай.