Бочка преткновения

А вот горожанину потешить свою древнейшую страсть куда сложнее! Надо выкроить два-три дня или даже недельку, как-то одолеть не меньше сотни верст… Хорошо, если ты прибыл в какое-нибудь приписное хозяйство, к егерю. Но таковые наперечет. Большинство же горожан берут путевки на месте — в райцентрах. И тут обступают тебя думки: где больше дичи, куда и как проехать, у кого при надобности попроситься на постой? Вот и получается, что зачастую городскому охотнику без сельского никак не обойтись. Почти у каждого в районе есть в помощниках хорошие знакомые, а то и друзья.

Есть они и у меня. В Куйбышевском районе многие годы я встречал охотничьи зори с Гошей Шихалевым — матерым, всепогодным следопытом, да к тому же прекрасным рассказчиком. У костра его не переслушаешь.

После наваристой похлебки на троих-четверых, за чаем, мы по привычке ждали, что Гоша попотчует нас какой-нибудь историей, и не ошибались. Только выдавал их Гоша не на тарелочке, а заставляя быть соучастником ситуаций, в которые заводили его неустанные скитания с ружьем.

— Вам знакомо такое: подъедешь к озеру, а в нем черно от уток, только они недоступны — сутками торчат на середине плеса и ни с места? — спросил однажды Гоша своим глуховатым голосом, в котором, однако, угадывалась живая нотка азартного охотника.

— Сколько угодно, — едва не хором согласились мы. И наперебой стали дополнять картину:

— Особенно, когда тепло и тихо.

— А утка готовится к отлету на юг.

— Верно, — подтвердил Гоша. — Ваши действия?

— Облизывать губы.

— Такую утку не взять. К берегу ее ни чучелами, ни калачом не выманишь.

— Я это знал, — сказал Гоша, — но смириться не мог. Какой же ты охотник, если ничего не придумаешь? И придумал.

У одного местного охотника — Феди Густокашина — под строгим секретом выпросил трехсотлитровую бочку, привязал ее к четырем длинным кольям. Когда стемнело, погрузил эту приладу на лодку и повез на место, где скапливалась дичь. Переполоха там не произошло. Та утка, что ночевала на воде, заслышав шум, отплыла в сторонку, а я принялся за свое. Утопил бочку и вбил по ее бокам колья. Воды в озере — три четверти метра, а ниже — илистая грязь. С учетом тихой погоды оставил у бочки небольшой бортик, сантиметров 15 — 20. Вычерпал из нее воду и уплыл к Федору.

Заинтригованные, мы помалкивали, а Гоша продолжал:

— Задолго до рассвета Федор повез меня к засаде. Глядим, а бочка плавает на боку! Дно-то озера, я говорил, было хлипкое, вот ее и выперло вместе с кольями. Пришлось всю операцию повторить. «Теперь не всплывет», — успокаивал меня Федор, помогая залезть в бочку. Да, забыл еще сказать — вокруг бочки мы выставили 20 чучел, а на выступы кольев насадили снопики камыша.

Федор уплыл, будто растворился. Было еще темно, и туман стоял густой, как в парной. Теперь ничто не мешало уткам вернуться на привычное место.

Тут стало светать. И началось! Подплывая или падая к чучелам слева, справа, сзади, утки буквально атаковали меня. Стоя в бочке на коленях, я «отстреливался», не успевая перезаряжать ружье. Какой-то час с небольшим пролетел, как минута. Это была, пожалуй, самая удачная и упоительная зорька. И хотя норма отстрела в октябре и ноябре не ограничивается, я выкинул «белый флаг» — условный знак для Федора.

Тот приплыл и, повторяя «Вот это охота!», собрал тридцать пять уток! И не каких-то худосочных, с «пеньками», как на открытии охоты, а справных, отъевшихся на зерне. И нырковые утки были в теле. Такие, если падают не в воду, а на землю, иногда лопаются от жира. Короче говоря, за все муки я был вознагражден сполна. А самая большая, не поверите, ожидала меня по окончании охоты. Федору пришлось буквально извлекать меня из бочки. Колени онемели настолько, что я не мог подняться на ноги.

— Надо было раскладной стульчик захватить, — заметил самый молодой из нас, Василек.

— Ну, это вы в своих бочках устроите, — улыбнулся Гоша. — Могу и адреса дать, где их раздобыть. А я, когда испытывал новый способ охоты, об удобствах не думал.

— Дядя Гоша, а почему под строгим секретом испытывали? — не унимался Василек.

— Так могло не получиться. И тогда вы бы первые меня осмеяли. Еще бы Диогеном прозвали. Охотникам только дай повод позубоскалить. Не поглядели бы, что я седьмой десяток разменял.

— По вам не видно.

— Видно не видно, только я так решил: если помирать буду, то в камышах...