Новосибирск 4.8 °C

Растите, дома, большие и маленькие

20.08.2009 00:00:00
Растите, дома, большие и маленькие
Баба Тома все такая же, несмотря на восемьдесят с хвостиком лет, подвижная, как девчонка, только присядет — через секунду подскочит и дело найдет своим натруженным рукам. И дома у нее все по-прежнему: ветхая мебелишка, повсюду склад вещей и вещиц, кому-то оказавшихся без надобности, но еще обещавших сгодиться в хозяйстве, и... тот же, что и в феврале, старенький полиэтилен на окнах, трепещущий даже от слабого дуновения. В нескольких местах он подклеен или подбит заново гвоздиками — это следы устранения аварий, когда сильные порывы ветра безжалостно рвали на части его непрочное тело.



— Баба Тома, вам же в феврале обещали в течение двух недель весь дом остеклить, а прошло уже полгода...

— Никогда не поставят, — спокойно и твердо, замерев на минутку, говорит Тамара Андреевна. — Я это всегда знала. Они ж не отказывают, заявляют: «Девять тысяч давай — будет окно». А откуда у меня деньги?

Сейчас по пострадавшим районам Цхинвала ходит комиссия Спецстроя России, главной организации, занимающейся восстановлением разрушенных домов и социальных объектов. Есть надежда, что побывает она и здесь, хотя... если эксперты осматривают только те сооружения, ремонт в которых еще не начался, то в пятиэтажке, где на первом этаже проживает баба Тома, они не появятся. Сгоревшую крышу на новую здесь заменили еще зимой, так что не исключено, в отчетах напротив данного адреса уже стоит оптимистичная «галочка». Дескать, сделано.

На московской пресс-конференции в канун годовщины августовских событий в Цхинвале один из участников советовал журналистам, чтобы оценить ход восстановительных работ, поехать туда и взглянуть на столицу Южной Осетии с прилегающего холма. Почему? Потому что новенькие цветные крыши радуют взгляд. И это правда. В одном из февральских репортажей мы рассказывали о малиновых крышах, хотя у меня при взгляде на них из Дубовой рощи на южной окраине Цхинвала возникали совсем другие, отнюдь не радостные, ассоциации. Эти багровые прямоугольники казались мне повязками, пропитанными кровью на теле расстрелянного города. Сразу обозначались места, где людям пришлось особенно «жарко», и как много таких мест.

Сегодня картина, безусловно, ярче. Не только малиновые, но и синие, зеленые жестяные и черепичные крыши раскрасили Цхинвал, как на веселом детском рисунке. Дело движется. И все же, чтобы оценить перемены, на мой взгляд, все-таки не с птичьего полета глянуть надо, а пройти по улочкам и поговорить с людьми.

Маленькая узенькая улочка за храмом, чуть петляя, постепенно забирается выше, к еврейскому кварталу. С этой стороны, как бы навстречу мне, сейчас движущейся на юго-восток, в город заходила одна из танковых колонн, безжалостно расстреливавшая все на своем пути.

Квартал по-прежнему называют еврейским, хотя большинство коренных жителей этого цхинвальского микрорайона уехали отсюда после первой грузинской войны, чувствуя, что она не последняя. Многие жалеют об их отъезде. Один пожилой мужчина сказал откровенно: «Здесь всегда был порядок и царили хорошие, добрососедские отношения. Евреи — работящие. Хорошо бы, чтобы они вернулись. Может, бизнес какой откроют, рабочие места появятся...»

С работой в Цхинвале по-прежнему очень сложно. Власти рапортуют о том, что вновь открылся местный завод «Вибромашина», а люди как-то скептически пожимают плечами: «Открыться он вроде как открылся, а толку-то...» — и ироничный взгляд в пространство.

Сейчас повернуть направо и по узкому, змеевидному проходу между домами, который и переулком назвать трудно, подняться выше и выйдешь на улицу Тельмана, как раз на тот ее участок, где были сожжены сорок два дома и несколько кварталов превратились в руины.
Я не могла ошибиться, где-то здесь, прямо на этом месте, был двор, в котором стоял железный вагончик, ставший временным жилищем Сони Гаглоевой.

Ни двора с вагончиком нет, ни «осколков» расстрелянных домов... И на той, и на этой стороне улицы грудится и шумит строительная техника. В больших котлованах кипит работа — возводят фундаменты многоквартирных домов. Два цхинвальца, присевшие на лавочке у уцелевшего домика, внимательно смотрят не это шевеление и, что-то обсуждая, одобрительно кивают головами. Они мне рассказали, что из экономии решено ставить не отдельные дома на одного хозяина, а большие коробки. Например, вот в этом, по соседству, разместятся сразу тридцать семь семей. Говорят, что жилье дадут именно тем, кто здесь жил раньше и лишился крова. Вопрос распределения нового жилья, хоть пока и не встал во всей остроте, будоражит умы многих, и, судя по тому, как шло распределение гуманитарки прошлым летом и осенью, не случайно.

В местной газете я прочла, что американский режиссер, автор «Крепкого орешка», намерен в сентябре снимать здесь историю про злоключения американских журналистов в августе 2008-го, причем проводить съемки на местах реальных уличных боев. Судя по тому, как на глазах меняется облик улицы Тельмана, ему очень не повезет. Хотя отдельных домов, один взгляд на которые способен привести в трепет благополучную американскую публику, в Цхинвале еще хватает. И на улице Героев, и на улице Сталина, и на Табулова...

Обгорелыми уродцами смотрят на мир здание парламента, цхинвальский театр, Дом пионеров. Очень медленно идет ремонт и восстановление республиканской больницы. Помню, в ноябре, увидев бравурный репортаж по Первому каналу о том, что там дела налаживаются, я заехала в больницу и увидела, что большая часть помещений находится в полной разрухе, окон нет, даже мусор не убран. Стационар — это всего лишь четыре палаты, приведенные в порядок. За прошедший период перемены, безусловно, есть, но они так малы и так медленно происходят, что ни врачи, ни пациенты (в стационар большая очередь) оптимизмом не дышат.

Что касается цхинвальских дорог, вдребезги разбитых, то официальная версия, почему их не ремонтируют, звучит так: совершенно устарели коммуникации. На их ремонт денег нет. А поскольку коммуникации проложены как раз под дорогами, нет смысла ремонтировать покрытие. Логично. Но как-то беспросветно. Мой коллега из «Известий» Юрий Снегирев, с которым мы встретились в Цхинвале, свой первый репортаж озаглавил так: «Цхинвал целый год «бомбили» деньгами. Следов пока не видно», и в чем-то он прав. К слову, о деньгах. По официальной версии, в послевоенное восстановление Южной Осетии на настоящий момент вложено порядка трех миллиардов рублей, из которых 1,8 миллиарда — на прокладку газопровода с территории Северной Осетии. Двадцать шестого августа, в годовщину признания Россией независимости Абхазии и Южной Осетии, должно состояться долгожданное событие — пуск этого объекта. Всего же Россия планирует выделить для молодой республики порядка десяти миллиардов рублей.

«Мертвой зоной», где нет даже намеков на возрождение, выглядят грузинские анклавы, такие как Тамарашени. Эти «деревни», некогда бывшие роскошным городом-садом, как сказал поэт, с богатыми коттеджами, торговыми и культурными центрами, были разрушены в первые дни после войны в отместку. Осетины не простили соседям-грузинам предательства и строительной техникой разрушили их жилища до основания.

Жителю Сибири очень трудно представить себе, что такое довоенное соседство цхинвальцев и жителей Тамарашени. Во-первых, в отличие от наших деревень, затерявшихся в полях и лесах, эти «деревни» могут называться таковыми только условно. Они непосредственно примыкают к городу, и уровень жизни в грузинских анклавах был на несколько порядков выше, чем в самой столице Южной Осетии. Причем осетин на их территорию просто не пускали. Представьте, что, к примеру, Первомайский район и Калининский стали вдруг запретной территорией, и вам, чтобы попасть в центр города, нужно делать крюк в двадцать с лишним верст и въезжать в Новосибирск с другой стороны. Трудно представить? Цхинвал жил в таких условиях более двадцати лет. Если кто-то отваживался проехать через Тамарашени, самое малое — его машину забрасывали камнями, хуже — вытаскивали всех пассажиров на обочину, избивали, заставляли есть землю или просто арестовывали.

Сегодня югоосетинские власти осторожно начинают вести разговор о возвращении грузинских беженцев. Ни сроки, ни цифры пока не называются, но, судя по всему, процесс этот медленно, с трудом, но начинает развиваться. На пресс-конференции в РИА «Новости» в Москве 5 августа два грузинских журналиста называли цифру в 20 тысяч беженцев (насколько она правдива, судить трудно). Правда, они не уточнили, что большинство этих людей ушли не во время войны и не после нее, а непосредственно перед началом военных действий, предупрежденные соотечественниками и спасшиеся от огня, оставив соседей осетин погибать. Если процесс возвращения беженцев с обеих сторон наладится, если смогут соединиться семьи (а здесь очень много смешанных браков), это станет веским аргументом в пользу того, что мир на Северном Кавказе прочен. Но, увы, ни один из моих собеседников не высказался оптимистично в этом отношении.

Чуть выше Тамарашени, там, где когда-то квартировал грузинский спецназ, сейчас центр огромной стройки. Микрорайон «Московский» обещает стать цхинвальской жемчужиной (очень надеюсь, что он не станет цхинвальской Рублевкой). Здесь строительство, полностью финансируемое правительством Москвы, началось еще в прошлом сентябре и движется успешно. Уже стоят несколько рядов готовых коттеджей, еще в двух десятках их собратьев идет отделка, правее, куда достигает взор, видны новые фундаменты; здание одного из детских садов, больше похожее на Дворец культуры, еще в лесах, но отделочные работы на нем уже в завершающей стадии. А первым сдаточным объектом станет роскошная школа, которая первого сентября примет первых учеников. Но подробнее о ней мы расскажем в следующем репортаже.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: