Новосибирск 2.6 °C

Академический масштаб

13.08.2009 00:00:00
Академический масштаб
Пока Асеев проработал на этой руководящей должности всего один год. И для прессы был малодоступен. Председатель Сибирского отделения входил в новые обязанности, и его постоянную занятость за минувший год вполне можно считать безразмерной, если принять во внимание, что после полного рабочего дня в президиуме отделения, а также ранним утром и по выходным, как нам удалось узнать, он еще едет по обыкновению в свой родной институт физики полупроводников, где Асеев директорствует много лет. Институт активно развивается, и в нем тоже забот полно.




Учитывая эту отдаленность на сегодняшний день академика Асеева от прессы, мы позволим себе хотя бы вкратце представить нынешнего руководителя сибирской науки не только как ученого, но и как человека, рассказать о его корнях и становлении в жизни.

Асеев — первый из председателей Сибирского отделения — коренной сибиряк, образование получил в нашем НГУ. Род Асеевых, сформировавшийся из крестьян, заметно о себе заявил еще в девятнадцатом веке как купеческий, предпринимательский. Один из основателей рода, тамбовский купец первой гильдии Василий Асеев, согласно документам был старостой при церкви духовной семинарии и «содействовал благолепию храма своими крупными личными пожертвованиями».


Нельзя не сказать еще хотя бы о двух фактах из рода Асеевых. До революции Александр и Михаил Асеевы были крупнейшими бизнесменами в Центральной России, владельцами процветающих фабрик и редкостных для провинции красивых дворцов. До сих пор сохранился и очень красив белоснежный дворец в центральном парке Тамбова. Теперь это памятник архитектуры, охраняемый государством.

Другая ветвь Асеевых, ничуть не менее трудовая, тоже из почитаемых и известных. Дмитрий Асеев был машинистом. Его сын, Семен Дмитриевич, безупречно проработал машинистом в Забайкалье 41 год. Внуки Дмитрия стали потомственными железнодорожниками. Семена Асеева в 1952 году удостоили Сталинской премии. В музее локомотивного депо Улан-Удэ, а это город, в котором новый председатель СО РАН родился и вырос, до сих пор стоит паровоз, который водил один из Асеевых в суровое лихолетье и в любую погоду, перевозя грузы из глубокого сибирского тыла на фронт в годы Великой Отечественной войны.

Беседа едва уложилась в три часа
В начале беседы с удовлетворением сообщил Асееву, что мне по-прежнему очень нравится нынешняя научная молодежь Сибири. В ее среде нигде не слышал нытья по поводу заработков. Это совсем не означает, конечно, что все наши молодые кандидаты наук вдруг разбогатели. Но они явно стали зарабатывать больше. И у них есть перспектива дальнейшего увеличения достатка. При этом требования к себе и к работе, которой занимаются молодые ученые, постоянно возрастают. Всем подавай современное оборудование, хорошие расходные материалы и свободу в исследованиях.

Хотя молодежь тут же отмечала, что в последние годы в сибирской науке оснащение выросло в разы.

Александр Леонидович подтвердил, что так все и есть, но с некоторыми оговорками:

— Да, положение нового поколения в науке укрепляется, — сказал он, — у нас молодежь действительно очень креативная, что, кстати сказать, признается во всем научном мире, но в меньшей степени, однако, все же у нас. Сейчас вроде бы наметился масштабный поворот к интересам и запросам молодежи, но хорошо бы, чтобы он стал постоянным и не замедленным.

— Многое столь важно в сегодняшней науке, — продолжал председатель СО РАН, — что за год работы в новой должности мои личные впечатления, а вы о них спрашиваете в подготовленных вопросах, сложились попросту ошеломляющие. Я поначалу думал, что хорошо знаю и понимаю проблемы СО РАН, работая в нем с шестидесятых годов. Увы! В новой должности мне пришлось понять, что недооценивал масштаб Сибирского отделения и квалификацию кадров, которые в нем работают. Этот масштаб впечатляет. Громадное число научных направлений, специалистов высочайшего класса, институтов, других объектов. И едва ли в этом числе есть случайные и ненужные цифры.

СО РАН, в сущности, огромная корпорация по выработке новых знаний, технологий и научных направлений. Смею утверждать, как ученый, побывавший во многих научных центрах разных стран, что это одна из крупнейших научных корпораций в мире даже в сравнении с США, например, Японией или Англией.

Уточню при этом, что наша «огромность» не всех устраивает. То сверху, то снизу раздаются слова о том, что надо бы сибирскую науку ужать, придержать, поджать и т.п. Да, у нас есть институты, скажем так, разной подготовленности к современным реалиям.

Но сравнивать их — все равно что сравнивать боксера с исполнителем бальных танцев.

Практика СО РАН показала, что оно устроено достаточно продуманно, взвешенно и сбалансированно. Да еще с учетом того, какие задачи перед наукой стоят сейчас и что нас ждет в будущем.

(Сделаю маленькое отступление: недавно прочел полный текст президента США Барака Обамы перед учеными Национальной академии страны и другими известными специалистами Америки. «Опорные точки» в этой речи свелись к тому, что наука в кризис нужна как никогда раньше. Что на развитие таких направлений, как медицина и здоровье населения США, будут выделены средства без оглядки на кризис. И наконец речь Обамы пронизана оптимизмом и уверенностью «на тему», что США сохранят свои передовые позиции в мире. И прежде всего за счет усилий науки, талантливых ученых. Наука и талант в этой речи «обрисованы» как главный приоритет страны. — Р. Н.)

Но вернемся к беседе с Александром Леонидовичем Асеевым.
— Сейчас Министерство образования и науки проводит «круглые столы», — рассказывал Александр Леонидович, — посвященные оценкам эффективности научных организаций.

Участвуя в них, понял, что даже те академические институты, например, институт биологических проблем криолитозоны в Якутии, который раньше казался мне, физику, не особенно важным, на самом деле совершенно необходимы для развития. Особенно нашего Севера. В Якутии настолько много проблем и природа там столь хрупка, что без участия науки никаких задач развития там не решить. Скажу даже больше: без науки Север ждет катастрофа.

Вспомню и еще про один якутский академический институт — космофизических исследований и аэрономии имени Юрия Шафера. Сейчас он практически не востребован.

Хотя после его организации институт плодотворно исследовал фундаментальные физические проблемы мироздания, решал задачи Северного морского пути, связи, ионосферы и т.д. Ныне все это отошло на второй план. И по канонам, которые исповедует наше Министерство образования и науки, этот институт как бы потерял значение с точки зрения развития инновационной экономики, как она понимается нашим правительством. А раз так, то почему бы его не закрыть?! Но это ошибочная позиция. Потому, в частности, что буквально в последние месяцы обострился интерес к Арктике, к исследованиям на арктическом шельфе, к таким проблемам при освоении Севера, как глобальное потепление, явления в ионосфере. Для решения их наверняка понадобится и пригодится накопленный интеллектуальный потенциал института имени Шафера. Здесь замечательные и редкие кадры. Они еще не раз понадобятся при новом значении и подходе к Арктике. Это еще один аргумент к тому, как толково было организовано Сибирское отделение такими учеными, как Лаврентьев, Христианович, Марчук, и другими отцами-основателями. СО РАН выдержало все испытания последних десятилетий и только укрепилось. Для примера сошлюсь на свой институт физики полупроводников. Мы не растеряли кадры и сейчас обеспечены заказами. К нам не потеряли интерес зарубежные ученые.

Приведу вам и еще один, достаточно частный пример, но характеризующий перемены в академической науке в лучшую сторону. Раньше составлять ежегодный отчет да еще выпускать буклетики по итогам года было целой мукой, головной болью. Приходилось десятки раз звонить в отделы и лаборатории и напоминать о том, что это необходимо.

Сейчас совсем не так. У нас идет соревнование, кто лучше напишет эти отчеты и покажет результаты своих исследований. Потому что достигнутые результаты отбираются по конкурсу для дальнейшего использования. По ним судят, когда заключают контракты, получают гранты. И головная боль быстро сошла на нет.

Первый вывод
— Александр Леонидович! Какой бы вы сделали первый вывод на новой должности за год работы?

— Это, — сразу же ответил Асеев, — недооценка накопленного в СО РАН интеллектуального потенциала и неумение им воспользоваться. Системная проблема, скажу вам, но она очевидна. Ее «питает» то, что ученые — люди увлекающиеся и весьма плохо понимают многие реалии жизни. Между тем эти реалии диктуют сейчас одно: надо повернуться науке лицом к практике и вносить заметный вклад в модернизацию экономики России. Буду откровенен: в широких научных кругах такого понимания пока нет. Большинство ученых считает, что они и так выполняют все, что полагается при том финансировании, которое выделяется науке. А требование власти формулируется иначе: ценность фундаментальной науки будет определяться ее вкладом в инновационную экономику. Стоит напомнить, что Михаил Алексеевич Лаврентьев, выдающийся математик, говорил и требовал того же самого: увеличить вклад науки в развитие страны. Он был и выдающийся инноватор, все помнят сварку взрывом, гидроимпульсную пушку, кумулятивные заряды. Мой опыт как директора института помог понять, как важно работать с правительственными структурами, с корпорациями, участвовать в различных целевых программах, чтобы «перевести» знания в конкретные планы, проекты и разработки. К сожалению, многим нашим ученым это вчуже, словно лишнее для них.

При таком убеждении мы многое проигрываем. Строго говоря, та же электроника в России одно время словно была никому не нужна. Считали так: мы, мол, все купим. Кроме, положим, систем управления ракетами. Хотя тогда, в советское время, на оборонку наша наука, да и вся экономика, потратила столько сил, что народ надорвался. Зато, правда, мы получили пятьдесят лет стабильности и мира в период после Отечественной войны и до войны 90-х на Кавказе.

Я вспоминаю об этом потому, что в работе СО РАН многое было упущено в сотрудничестве не только с силовыми ведомствами, но и со многими другими структурами, которые могли помочь науке и приблизить ее к практике. Мы с явным опозданием «задружили» с государственными корпорациями, с банком экономического развития, со многими предприятиями. Так что мой второй вывод за год работы председателем СО РАН состоит в том, что я обнаружил: системы сотрудничества по связям науки с практикой, с инновационным обновлением экономики в Сибирском отделении на уровне, соответствующем требованиям нашего жесткого времени, просто нет.

Конечно, это задача сложная и мгновенно ее не решить, потому что на связи, на наработки контактов и на умение входить в крупные проекты требуются годы. Такое умение необходимо для развития, в том числе и науки. К счастью, меня как-то научили понимать эту необходимость предшественники в институте на посту директора — А. Ржанов и К. Свиташев. Но в целом, несмотря на отдельные крупные достижения, например, в институтах ядерной физики, сильноточной электроники, катализа, нефтегазовой геологии и геофизики, сибирская наука еще далека от школы современного менеджмента. А жаль.

Заброшенная инфраструктура
Есть и еще одна проблема, которая, признаюсь вам, «отравила» мой первый год работы на посту председателя СО РАН. Это почти полностью дезорганизованная и заброшенная инфраструктурная система. У нас четыре академгородка в отделении. В них огромное хозяйство. Это сети, тепловые станции, различная энергетика и т.д. Все это страшно обветшало. В советское время инфраструктура была построена стремительно, но сейчас она словно сразу вся устарела. Проблем с инфраструктурой несть числа.

Раньше мы получали средства на ее поддержание и латание. Сейчас мы их получаем только на науку и лишь частично на жилищно-коммунальное хозяйство.

К сожалению, у нас разительный разрыв между тем, что есть сейчас у науки, и тем, что есть для жизни людей, жителей тех же академгородков: облупленные фасады жилых домов, сантехника ржавая, транспорт изношенный… Инфраструктура, если честно признаться, у нас провалена, и это в городках науки и инноваций. Спасаясь от провала, Президиум СО РАН пошел сначала по пути так называемого частно-государственного партнерства, то есть на организацию бизнес-структур в виде государственных унитарных предприятий (ГУП), которые умеют подзарабатывать и как-то помогать инфраструктуре обновляться. Но, откровенно говоря, это нововведение сработало плохо. Потому что при ГУПах были созданы частные фирмы, которые быстро «перекачали» к себе все активы, и жизнь кипит только в них, а инфраструктура, которая служит всем, если и обновляется, то... в час по чайной ложке. Мне эта ситуация была понятна по своему институту. Это крупная академическая «ячейка». У нас только три больших корпуса, два филиала, очень большое хозяйство: экспериментальный цех, транспортная группа, очень сложный технологический корпус («термостат»), сейчас полностью обновленный, так что в нем электрики и сантехники работают как научные сотрудники, используя информационные технологии, различные датчики и т.д. Мы сумели в институте убедить людей, что им выгоднее и интереснее работать в большом коллективе, чем разбиваться на мелкие группы и фирмочки. Поэтому у нас частно-государственное партнерство, хотя и у него есть свои преимущества, все-таки малоперспективно. От него не жди быстрого и эффективного обновления. Часто мелкие фирмы надеются только на себя и... на удачу. А удача — материя ненадежная.

Между тем наука становится индустриальной. И стоящие перед ней задачи очень масштабны. Именно они финансируются государством в первую очередь. А решать их успешно трудно без создания крупных и достаточно открытых систем. В том числе и при решении инфраструктурных задач и проблем. Да и люди сейчас изменились. Они не работают по приказам. Они работают по убеждениям, что тоже важно учитывать, не пренебрегая их личными интересами. Понимая это, мы всячески стимулируем в институтах и на ученых советах рассмотрение наиболее сложных и широко обсуждаемых проблем. Причем в широком диапазоне — от научных задач до... инфраструктурных. Я давно убедился, что закрытые, кабинетные обсуждения — путь в тупик. Наука делается не в кабинетах и офисах, которые, конечно, необходимы, а в лабораториях, в дискуссиях, сообща.

Пренебрежение к инфраструктуре, вольно или невольно, но в отделении достаточно давно сложилось. Мол, дело десятое, нам наукой заниматься надо. Батареи в доме теплые — и ладно. Но бытовые и хозяйственные проблемы так ударили по жизни ученых, что из второстепенных они стали главными. Вот только тогда пришло понимание, что виды деятельности, связанные с инфраструктурой, вполне доходные и могут приносить средства, нужные для обновления той же науки, для перехода на новые и более экономичные технологии, на инновации и в сферах энергетики и ЖКХ.

Пока мы пренебрегали инфраструктурой, СО РАН теряло многие источники финансового усиления. Как с опозданием выяснилось, сибирская наука «приобрела» эту системную проблему.

Выходить из проблем с помощью инноваций
— Скажите, Александр Леонидович, а можно ли из застарелых проблем выходить с помощью инноваций?

— Не только можно, но и нужно, — заверил Асеев. — Первая инновация, которую мы предложили, связана с тем, что СО РАН в основном работает на Сибирь, которая, как известно, сейчас не в самом хорошем состоянии и по экономике, и просто по жизни.

Видя и зная это, мы сформулировали новую концепцию взаимодействия с сибирскими регионами. У нас в каждом регионе есть свои научные центры или отдельные академические институты. Но набор и направленность их далеки от совершенства.

Например, Иркутск, а это второй по масштабу после Новосибирска научный центр, «кроился» не вполне под те проблемы, решать которые нужно сейчас. Это, в частности, проблемы рационального природопользования, региональной экономики, экологии, применения и производство кремния и некоторые другие. Но в Сибирском отделении в целом есть подразделения и институты, которых достаточно для решения и этих проблем. Почему бы их не использовать на пользу Сибири масштабнее, шире?! И мы решили, что проблемы любого региона Сибири по силам СО РАН и необходимо решать всему Сибирскому отделению, независимо от того, где какой институт находится.

В первую очередь мы стали пробовать наше инновационное предложение на проблемах Кузбасса, где многие проблемы, как говорится, просто вопиют. Хотя до последнего времени Кузбасс был регионом-донором. Но системой Сибирского отделения он, в сущности, не был охвачен, хотя и имел в своем составе два небольших института и свой научный центр. Было решено центр усилить. Тем более что основа у него уже была. Для института угля и углехимии отделение совместно с регионом построили хорошее новое здание, где находится и институт экологии человека. Есть в Кузбассе и другие небольшие академические ячейки, но для решения очень сложных проблем нашего соседнего региона этого совершенно недостаточно.

Монопрофиль Кузбасса — добыча угля. Она усложняется год от года, экстенсивное развитие сопровождается нарастанием экологических проблем, происходят катастрофы с человеческими жертвами, да и добываемый уголь уже не соответствует современным требованиям. При добыче угля растут потери. Необходима глубокая переработка этого топлива. Для всей мощной промышленности Кузбасса нужны новые подходы, и администрацией области разработана программа по его развитию.

В Сибирском отделении под руководством выдающегося ученого академика Алексея Эмильевича Конторовича уже в январе нынешнего года была подготовлена программа работ по научному и технологическому обеспечению социально-экономического развития Кемеровской области. Пришлось принимать и радикальное организационное решение. Руководителем научного центра в Кемерово стал академик Конторович, который недавно получил премию «Глобальной энергии». Руководство этим центром — тяжелая для него дополнительная нагрузка, но он взялся, и не сомневаюсь, что многое в проблемах Кузбасса будет решено. С углем, который едва ли когда-то уйдет из энергетической триады (нефть, газ, уголь), связаны и другие задачи.

Одна из них — это получение микроугля, а в последующем и наноугля. При измельчении до микро- и наноразмеров уголь становится подобным взрывчатке или бензину, его теплотворная способность возрастает в разы. И за гораздо меньшее время, чем при стародавнем сжигании угля.

Наши физики и другие специалисты уже работают по этой теме.

Назначение академика Алексея Конторовича выявило и еще одну проблему. Его уговорили возглавить научный центр в Кемерово мы и губернатор Кузбасса Аман Тулеев еще и потому, что на место председателя этого центра не нашли безусловно достойного руководителя среди сорокалетних ученых. Хотя и искали, и хотели. Как тут снова не повторить, что менеджмент в науке развит слабо! Хорошие ученые есть, но им не хватает такой масштабности и энергии, какая присуща Конторовичу.

— Словом, со специалистами, имеющими почтенный возраст, надо обращаться осторожно. Не так ли?! А то сократишь, а им замены нет.

— Молодежи ко всем постам двери открывать необходимо, но нельзя забывать, что есть ветераны труда, которых по энергичности и опыту буквально некем заменить. Их нужно очень беречь. Наша программа на период до 2015 года по Кузбассу впитала более сотни проектов. Некоторые из них уже реализуются в рамках технопарка. Многие из проблем связаны с геодинамикой и сейсмикой. Кузбасс весь изрыт. В нем при проведении работ используется самое разное оборудование — поляков, китайцев и поставщиков других стран. А это путь в тупик. Нет состыкованности, синхронности в работе. Нужны новые методы горных работ. Подключаются к исследованиям по углехимии институты катализа, химии твердого тела, химии и химической технологии и другие.

Есть и еще одна головная боль для Кузбасса и для науки — утилизация метана. Это скорее не проблема, а проблемища. Метана очень много в землях и выработках Кузбасса. Это газ-убийца и он же ценное топливо. Но как его взять, обуздать? Только наука даст ответ на этот давний вопрос. И она старается. Уже есть перспективные разработки.

Инициатива вместе с мэром
Вторая инновация, с инициативой которой мы выступили вместе с мэром Новосибирска Владимиром Городецким, — разработка инновационной программы развития промышленности Новосибирска. Она у нас отстает по разным причинам и показателям. В последние годы Новосибирск развивался в основном как логистический и транспортный узел. И именно сейчас, в кризис, удобный момент пересмотреть сложившиеся взгляды на развитие промышленности и на то, как новосибирские предприятия могут проявить себя в новых условиях. Программа создана, так же как и рабочие группы, определены важнейшие направления работ. Об одном из них вы не раз писали.

— Вы имеете в виду силовую электронику?

— Конечно. К сожалению, мы потеряли недавно директора ПО «Север» А.Ю. Храмова, который многое сделал для развития у нас этого направления.

Еще одно направление — приборостроение. Новосибирск вполне может стать центром по производству техники ночного видения. У нас все для этого есть: предприятия, разработки, кадры ученых и инженеров. Кроме того, имеющиеся предприятия бывшей оборонки вышли из провала 90-х годов и начинают получать заказы на производство техники ночного видения и других важных изделий.

Третье направление — авиационное. В нем много задач для механики, материаловедения, машиностроения. Но о нем тоже уже не раз рассказывалось. Чем больше новых гражданских и боевых самолетов будут выпускать в Новосибирске, тем чаще, как я полагаю, потребуются научные знания и поддержка институтов НАПО имени Чкалова.

Хотя эти связи уже давно налажены. Как, впрочем, и с ведущим предприятием Росатома — ОАО «НЗХК».

Так что Новосибирск вполне может претендовать по своим возможностя на роль инновационного промышленного центра. Сибирская наука обязательно внесет свой вклад, чтобы промышленность Новосибирска вышла на новый уровень. Мы постараемся уйти от перекоса последних лет, когда лицензии на новые разработки и технологии уходили за границу и не работали на отечественное производство, а если и применялись, то преимущественно на предприятиях в окрестностях Садового кольца Москвы. Конечно, и впредь не откажемся от совместной работы с предприятиями Центрального региона, но постараемся не забывать и свои заводы, новосибирские. Работа на промышленность Новосибирска определена нами в качестве важнейшей.

Приведу еще один пример. Когда у нас недавно был директор «Роснано» Анатолий Чубайс, я пригласил на встречу с ним директоров всех наших заводов. И когда мы все Чубайсу показали, что у нас в Новосибирске делается и может быть освоено и выпущено, то Анатолий Борисович был не только удивлен, а поражен. В Москве ему сказали, что в РАН ничего дельного и ценного, в том числе и в Сибирском отделении, не осталось. А оказалось, что у нас абсолютно все есть для дальнейшего развития. Ясно, что развитие идет очень сложно, но важно, что оно становится все заметнее, очевиднее. Например, в корпорации «Роснано» успешно прошел экспертизу целый ряд заявок с участием институтов СО РАН, и первые из них приняты к финансированию.

— Заканчивая эту часть нашей беседы, — заметил председатель СО РАН, — я хотел бы особо отметить работу института экономики под руководством академика Валерия Владимировича Кулешова. Его вклад и вклад института в обеспечение социально-экономического развития города и области очень значителен. Мы видим, что наша область достаточно успешно развивается и преодолевает кризис. Видим по бюджету, по строительству, по успехам сельского хозяйства, по достижениям культуры. Убежден, что этому способствовала и разработанная нашим институтом экономики и организации промышленного производства программа социально-экономического развития области. В ней одиннадцать проектов. Они реализуют оптимальные решения и разработки экономической науки и положены в основу стратегии развития Новосибирской области, используются при подготовке областного бюджета. Что, бесспорно, дает повышенную эффективность в сравнении со многими другими регионами страны. Замечу, что принятые у нас направления по развитию области мы планируем постепенно расширять и применять по всей Сибири. Не чохом, конечно, и уж точно, что не в обязательном порядке, а с учетом местных условий и особенностей. В начале августа состоялось подписание соглашения Сибирского отделения с администрацией Алтайского края и подготовлена программа взаимодействия края с сибирской наукой.

В этом большом крае всего два академических института. Научная помощь для его развития давно назрела. Проблем развития в крае достаточно много.

А кто дает деньги на инновации?

— Если обобщенно ответить, — сказал Асеев, — то дают те, кому они нужны. Это, конечно, и регионы, и федеральная власть, и министерства, и корпорации. СО РАН тоже вкладывается. Мы на интеграционные проекты расходуем десять процентов, отпускаемых из бюджета на науку. То есть миллиард рублей. Согласитесь, что приведенное перечисление уже говорит о том, что по сути научно-техническая поддержка и инновации нужны всем и повсюду. Без них у нас модернизация экономики не состоится, что хорошо понимает власть. Кузбасский губернатор даже пообещал для руководителей проектов, а их в программе по Кузбассу 118, выделить средства и построить в элитной природной зоне... сто восемнадцать коттеджей. Его обещание было сделано, когда кризис уже наступил. Потому, наверное, что проблемы Кузбасса уже наступают на горло региону.

В начале сентября мы едем в Республику Саха (Якутию), для которой тоже подготовлена программа работ по поддержке научно-технического развития региона. И не только программа… Руководством республики принято решение выделить средства в размере два миллиона долларов для приобретения новейшего оборудования для якутских академических институтов. Это легко понять: республика крайне заинтересована в помощи и инновациях СО РАН. На очереди соглашение с Забайкальским краем, куда мы поедем в ноябре. Так, шагом за шагом, усиливается влияние науки на всю Сибирь.

— Александр Леонидович! Ваш рассказ, естественно, стал намного масштабнее, чем личные впечатления. Как говорится, обязывает новая должность. Но мне хотелось бы услышать ответ и на такой личный вопрос: зачем вам, известному ученому, признанному в научном мире физику, вся эта маета... с председательством, руководством СО РАН?
— Ну, во-первых, меня выбрали. И надо оправдывать доверие людей. Хотя вы правы в том, что я и без новой должности мог бы, заверяю вас, работать в любом месте земного шара.

Например, в Оксфорде. Я в нем был и работал четыре раза. Они там все удивлялись даже тогда, когда уже уехал оттуда, почему Асеев не остался. По обыкновению многие русские стремятся там остаться и работать. А я отчего-то уехал. Странный какой-то... Но в ответ всем говорю: у нас лучше, масштабнее и интереснее. Не говоря уже о том, что Сибирь просто родной край. Да и учат у нас хорошо. В том же Оксфорде чувствовал себя совершенно уверенно. Спасибо НГУ. Кроме того, я должен оправдывать сейчас ожидания людей, которые верят в сибирскую науку. А верили в нее даже те бабушки, которые очень хотели, чтобы я окончил университет. Как же было не вернуться?!

В Америке у меня был годовой контракт, но я проработал в ней всего четыре месяца, читая лекции.

— У меня, — рассказывал далее академик Асеев, — есть мнение и убежденность, что Сибирь должна стать тем местом, где люди должны жить очень хорошо. И даже лучше, чем во всех остальных регионах страны. Мы все этого заслуживаем. Нельзя жить плохо в крае, где сосредоточены огромные богатства. Это несправедливо. Сибирское отделение много сделало для стратегии развития Сибири. Идет работа над стратегией развития Дальнего Востока и Байкальского региона. При обсуждении всех этих задач «сыплются» большие искры, идет тяжелая борьба и сталкиваются многие интересы на самых разных совещаниях высокого уровня. Почему-то так получается, что Сибирь всегда должна себя отстаивать, доказывать и пробиваться. Нам нередко предлагают и даже планируют в столице совершенно дикие варианты развития, не зная ни реальной жизни у нас, ни возможностей Сибири.

Мы должны вмешиваться в решение очень многих вопросов.

Например, есть технико-внедренческая зона в Томске. Она без СО РАН полноценно не заработает. В этой зоне сосредоточены фирмы (в технопарке Академгородка), которые практически все вышли из институтов Сибирского отделения. То есть «питаются» разработками науки. Это и хорошо, и... опасно. Если способная молодежь перейдет в фирмы и не придет в институты, то академическая наука у нас закончится. Поэтому все надо умно и толково организовать. В Томске это удается. В нем сложилась достаточно продуктивная инновационная система.

Обнадеживающие перспективы у нас появляются в совместной работе с крупными корпорациями. Это Газпром, «Роснефть», «Роснано», «Ростехнологии» и другие. В сотрудничестве с ними тоже все надо поднимать на новый уровень. В том числе и для того, чтобы менять многие представления. Даже на правительственном уровне. Например, представления о современной геологии, которая стала совершенно другой, инновационной, наукой, чем была когда-то. Ученые в геологии совсем теперь не бородатые мужики, идущие по тайге с рюкзаком и киркой, которых когда-то воспевала вся страна. Сейчас на службе у геологии сложнейшие приборы и установки. Геологи предлагают идеи, в которых используются новейшие достижения науки — физики, химии, материаловедения.

К примеру, недавно предложено закачивать в скважины нанопорошковые растворы, чтобы они, растекаясь по горизонту, могли дать информацию о том, что там, в пластах, есть: где глина, где песок, где вода, а где нефть. В сущности, это своеобразные нанопорошковые информаторы.

Вторая идея состоит в том, чтобы для поиска полезных ископаемых в тундре, над шельфами северных морей использовать беспилотные летательные аппараты, оснащенные современными геофизическими приборами. Запустить его, положим, над шельфом Карского моря и пусть высматривает — он на это способен. Тем более в Сибири еще есть что искать. В деталях она «недоизучена». Новые месторождения у нас еще появятся. Особенно в Восточной Сибири, которая у академика Конторовича — любимый конек. В месторождениях здесь нефть и газ смешаны вместе с гелием, который никак нельзя, думая о будущем, выпускать в воздух. Гелий — самый дорогой и редкий элемент, значение которого трудно переоценить. Без него, например, не работает ни один современный магниторезонансный томограф.

С большой надеждой мы смотрим на сотрудничество и с корпорацией «Ростехнологии», которая вобрала в себя четыреста предприятий страны. Многие из них уже вышли на самые разные институты СО РАН. Но это только, на мой взгляд, начало работы с мощной корпорацией. Большинству предприятий надо переоснащаться под новые задачи. Например, нашему приборостроительному заводу. Если этого не будет, то завод Новосибирск потеряет окончательно. И подобных проблем множество. Без научной, технической и технологической проработки предприятие вывести на новый уровень невозможно. На нынешнем этапе развития страны у науки именно в наступающих переменах есть некая историческая миссия.

Прорывы
— Александр Леонидович! Сегодня я не могу не задать вам последний, хотя и надоевший многим, вопрос — о нанотехнологиях. Каковы тут перспективы развития у науки и у промышленности?

— До визита Анатолия Чубайса в Новосибирск у меня были с ним четыре встречи. Довольно обстоятельные и плотные.

Первый раз мы с ним встретились на нанофоруме в декабре прошлого года. Он произвел впечатление очень опытного делового человека и менеджера. Чубайс сразу спросил: «Что делать с российской электроникой?» А я ему перед этим подарил свою книжку с рисунком «Дерево электроники». И, показывая на ветви этого дерева, пояснил, какая ветвь уже отмерла, какая в нашей электронике живет и может еще плодоносить, а какая имеет большие возможности для дальнейшего роста. Он выслушал все и сказал: «Спасибо. Я за пять минут об электронике узнал больше, чем за всю предшествующую жизнь».

Буду объективен: корпорация «Роснано» сделала на самом деле революцию, о которой у нас еще мало знают. Из шести основных веток центрального ствола дерева, о котором мы говорим, две «ветки» уже очень масштабно поддержаны. «Роснано» одобрила два проекта по солнечным элементам (отечественным батареям) на основе арсенида галлия (это разработка коллектива под руководством академика Алферова). Очень эффективные батареи, но весьма дорогие. Как говорит Алферов, самые дорогие в мире источники самой дешевой энергии. Они требуют так называемых концентраторов солнечного излучения. И два проекта поддерживаются по кремниевым фотоэлементам для солнечной энергетики. Здесь ситуация похуже — разработанной своей технологии применения кремния, несмотря на все усилия в этой области, у нас пока нет. Для этого мы покупаем целый завод в Швейцарии и поставим его в Чебоксарах. Рассматривается проект с покупкой второго кремниевого завода. Так что корпорация «Роснано» развернулась. В нашей стране производство исходного кремния металлургического (не «солнечного» или полупроводникового) качества есть только в Сибири. По инициативе Чубайса вкладывается огромная сумма денег в проект по производству поликремния в городе Усолье-Сибирское. Там будет производиться основа для получения «солнечного» кремния. А производить кремниевые солнечные элементы уже можно будет где угодно: в Иркутске, Красноярске, Бурятии... Масштаб намечаемых работ огромный. Вот что я имел в виду, когда говорил о революции, начатой «Роснано».

Второй прорыв — это светодиоды, уже хорошо нам известные. Используя их, мы повышаем намного эффективность осветительной техники по сравнению с лампами накаливания. И деньги для этого второго прорыва тоже выделяет «Роснано». Уточню еще, что светодиоды — это точно продукт нанотехнологий. Пока что лампы на светодиодах используются в автомобилях и для освещения VIP-салонов, куда приглашают особо важных персон, а вскоре светодиоды станут основными источниками света как в технике, так и в быту. Я как член научно-технического совета «Роснано» немного горжусь указанными достижениями в организации наноиндустрии.

В заключение нашей беседы расскажу вам об одной книге, которая издана в Америке. Она называлась так: «Какие уроки мы должны извлечь из коллапса советской науки». Меня в ней удивили некоторые наблюдения. Американцы ожидали, что советская наука исчезнет, потому что ученым в России фактически перестали платить зарплату. Но они не знали, что тут же у нас появился анекдот: если денег в институте нет, то надо платить за вход в него. Русские ученые при всех обстоятельствах продолжали работать. Причем везде: кто-то сосредоточился на работе в лаборатории, кто-то подрабатывал на огороде, кто-то на время ушел в торговлю, закупая в Китае ширпотреб. Сейчас большинство из них вернулось в институты и вузы. Вывод примерно такой в книге: в России наука никогда не исчезнет, а ученые не только выживут и сохранятся, но и удивят всех новыми открытиями и решениями мирового уровня. Вот давайте на такой оптимистической ноте мы и закончим нашу беседу.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: