Страницы воспоминаний

Глаза пробегали по строчкам, а сердце сжималось от боли. Однофамильцы… Бойцы и офицеры, которых он никогда не встречал. А вот имя, от которого пересохло во рту, — Александр Степанович Кротов. Умер от ран в сентябре 1944 года. Захоронен на воинском кладбище города Рига. Это двоюродный брат. А рядом — дядька, Степан Михайлович, отец Сашки, погибший под Сталинградом.

Афанасий Андреевич нашел всех своих близких, сложивших голову на полях сражений, и вдруг… натолкнулся на собственное имя. Может, полный тезка? Да нет же! Вот, черным по белому написано: «Кротов Афанасий Андреевич, 1922 года рождения. Призван Первомайским райвоенкоматом. Пропал без вести в декабре сорок первого года…»

Ветеран отложил книгу, провел рукой по лбу, словно стараясь отогнать невидимую завесу, возникшую перед глазами, но мысль уже помчалась через годы, вдаль, бередя воспоминания военных лет.



«Поздно вечером 3 января наш 2-й батальон 41-й стрелковой бригады был сосредоточен в лесном массиве, из которого утром 4 января после непродолжительной артиллерийской подготовки из нескольких 76-миллиметровых орудий пошел в наступление с задачей — выбить противника из населенного пункта. Название этой деревушки не сохранилось в памяти, но из разговоров ротных командиров слышал, что она находится недалеко от города Волоколамска.

Расстояние от опушки леса до населенного пункта было не более километра, местность открытая и ровная. Быстрому продвижению вперед препятствовал снежный покров толщиной 50 — 70 см. Вышли из леса на открытую местность, противник открыл по нам плотный автоматно-пулеметный и минометный огонь. Часто приходилось залегать в снег. Мне, как наводчику ручного пулемета, трудно было вести огонь, погрузившись в снег. Тем не менее короткими перебежками наша рота, а численность ее была равна в то время половине прежнего состава, продвигалась вперед.



Были уже убитые и раненые. При очередном огневом налете залегли. Справа от меня находился командир отделения — сержант Музыченко, лет на десять старше по возрасту, имел семью, бывший учитель и директор начальной школы из-под Абакана. Я, младший сержант, был у него помощником. Отношения между нами были дружеские, несмотря на разность возрастов.

В случаях, когда находишься под интенсивным огнем противника, появляется неодолимая тяга закурить. Что мы и сделали, вдохнув несколько раз табачного дыма. Стрельба со стороны противника стихла, нужно было продвигаться вперед. Я сказал: «Ну что, пошли!» Он не ответил. Я подполз к нему и вижу, лежит, уткнувшись лицом в снег. Поднял его голову, из-под каски по лбу и по лицу стекает кровь. В верхней части лба оказалось входное пулевое отверстие. Я понял, что он мертв. Заплакал, вернулся к своему пулемету, схватил его, выругался в адрес противника, выкрикнул громко: «Ну гады, получите сполна!», и побежал вперед.



До канавы, отделяющей поле от огородов, оставалось метров 50, как вдруг почувствовал сильный удар в бок грудной клетки, пулемет выпал из рук, сделав полный оборот вокруг своей оси, я упал лицом вниз».

Так описывает фронтовой эпизод сам Афанасий Андреевич в книге «Воспоминания пехотинца», выпущенной к грядущему 65-летию Великой Победы.

В районе левой подмышки ощущалось сильное жжение, из носа и рта ручьями хлынула кровь, он потерял сознание. Находившиеся поблизости бойцы стащили товарища в канаву. Афанасий еще неоднократно приходил в себя, и снова силы оставляли его. Один раз даже удалось оглядеться. Своих рядом уже не было, похоже, отступили, а враг продолжал обстреливать хорошо просматривавшуюся местность, так что о том, чтобы крадучись доползти до леска, не могло быть и речи. Он дождался сумерек и потихоньку, в меру остававшихся сил, начал пробираться к своим.

«Стой! Кто идет?» — раздался оклик часового.

Перевязав бойца на скорую руку, его усадили в повозку, где уже лежали двое раненых, и отправили в ближайшую деревню. Кони неспешно ступали по разбитой дороге, повозку постоянно потряхивало, и боец Кротов время от времени шел пешком, придерживаясь за борт, чтобы не отстать. Так боль ощущалась чуть меньше.

Новенькие присоединились к десятку ранее прибывших раненых и, лежа прямо на соломе, стали ожидать обещанную полуторку, которая должна была доставить бойцов в медсанбат. Машина пришла примерно через полтора часа. Дальнейшую дорогу наш герой не помнит — от усталости сморило. Помнит только, как откинули борт остановившейся машины, сказали спускаться, как зашли в какой-то большой крестьянский двор, весь уставленный партами, и медик, устало махнув рукой, сказал: «Мест нет, размещайтесь вон в той избе!» Что они и сделали, без оформления документов, без перевязки, без ужина.

Марлевая повязка сползла вниз, и вся одежда, пропитавшись, источала неприятный запах. Утром, когда санитар принес завтрак, Афанасий сказал ему об этом, и был срочно отправлен на осмотр врача.

Две женщины в белых халатах поверх полушубков приветствовали бойца улыбкой. «С чем пожаловал?» — спросили. Военврач, осматривая рану, что-то тихо говорила медсестре, а потом вдруг спросила: «Что за шишка на спине, пониже левой лопатки?» «Не знаю, — замялся боец, — раньше не было…» «Понятно, — низким голосом проговорила она, глядя в глаза раненому. — Сейчас будем пулю извлекать».

Потом, рассматривая пулю, подаренную на память докторшей, Афанасий отметил для себя: трассирующая. Полкорпуса пустые. По всей видимости, пуля прежде чем войти в тело, была уже на излете — горючее вещество выгорело. Повезло.

А потом был госпиталь в Клину, едва войдя в который и назвав медсестричке свое имя, Афанасий услышал из угла окрик: «Крот! Это ты?» Это кричал Морохин, приятель по Томскому училищу, с которым нашему герою и воевать довелось в одном взводе. Дальше была Москва и госпиталь, расположившийся в Четвертом Вятском переулке в помещении двенадцатого родильного дома, а потом отправка на выздоровление в тыл, в Северный Казахстан.

Как получилось, что Кротова зачислили в без вести пропавшие? Сам наш герой думает, что это произошло из-за того, что на батальонном перевязочном пункте, куда Афанасий попал, самостоятельно выбравшись с поля боя значительно позже других раненых — затемно, его не внесли в список солдат, которым была оказана первая помощь. И в медсанбате, где его из-за нехватки мест отправили ночевать в другую избу, тоже должным образом не отметили документ. Сам же он из Москвы отправил родным открытку: не волнуйтесь, мол, жив. Кто бы знал, что допущенная тогда ошибка так неожиданно всплывет через много лет и попадет в «Книгу памяти».

Крот. Это прозвище, наверное, хоть на время, прилипало к каждому мужчине в их роду. Еще бабка по отцу, Матрена, рассказывала любопытному внуку, как давным-давно их предок получил такую фамилию. Из ее рассказа выходило, что фамилия родилась где-то полтора века назад, когда еще родитель ее мужа получил от помещика надел земли в самом непригодном для возделывания месте. Прадед с сыновьями до седьмого пота трудились, корчуя пни, срезая кочки, осушая болотца, всю земельку, считай, в руках своих перетерли. Соседи за такое упорство и усердие и прозвали Кротами. А когда стали крестьянам фамилии давать, долго не думали — Кротовы.

По столыпинской реформе семейство Кротовых, традиционно многочисленное, многодетное, перебралось в далекую Сибирь. Герой нашего очерка родился 1 октября 1922 года в небольшом поселке Каменской волости, примерно в 25 километрах от Новониколаевска.

— Как вас воспитывали родители, — спрашиваю Афанасия Андреевича. — Что старались заложить в своих детях?

— Они были малограмотными людьми, но честными и трудолюбивыми. Воспитывало не столько слово, сколько то, что я видел вокруг себя, пример их жизни, их способность работать до седьмого пота, их взаимное уважение и их мудрость, умение уступать и не замечать мелочей… И для родителей, и для бабушки, и для дядьев, и для нас, детей, всегда был труд. На лошади верхом ездить я начал едва ли не раньше, чем ходить. Весной жеребенок появлялся, к лету набирался сил. Старший брат посадит меня ему на спину — еду. С отцом на покос часто ездил, на пашню, ходил по борозде. Помню устану, лягу возле телеги и гляжу в небо. А жаворонки… Сейчас я их не слышу, хоть 35 лет дачу имел на станции Крахаль, словно исчезли куда. А как бывало? Повиснет в воздухе, крылышками трепещет и поет…

В 1935 году семья перебралась в Барнаул — отцу предложили работу во Вторчермете. Окончив школу, Афанасий поначалу хотел пойти учиться в ФЗУ вагоноремонтного завода, но накануне первого сентября на последней странице «Алтайской правды», где печатали объявления, прочел: «Трехгодичная техническая школа дорожных мастеров Томской железной дороги объявляет прием учащихся не моложе 17 лет с образованием не ниже 7 классов». Судьба его была решена. Паренек подал документы и успешно сдал вступительные экзамены на специальность дорожного мастера по текущему содержанию верхнего строения пути. Через год школу перевели в Новосибирск, так наш герой оказался на Инской.

— Где-то 25 — 26 мая 1940 года мы с ребятами стояли вечером на крылечке своего общежития. Смотрим, идет военрук. Очень добросовестный был лейтенант, главный наш воспитатель. Как бы между прочим, в мужском разговоре, он нам сказал по секрету, что получено указание из военкомата: десять человек направить в Томское артиллерийское училище. «Давай нас!» — раздалось дружное в ответ.

Эти и другие воспоминания детства и юности всплывали перед глазами бойца не раз за время его скитаний по госпиталям.

«Ну что, молодой человек, завтра будем выписываться?! — то ли спросила, то ли поставила точку военврач павлодарского госпиталя. Уже на другой день команда выздоровевших была рассажена по вагонам и отправлена в Андижан, в пехотное училище. Начинался март сорок второго.

Генерал-майор, руководивший училищем, принял новеньких тепло. «Вы уже, считай, готовые командиры. Так что учитесь прилежно, а мы выпустим вас по первому требованию командования!» — сказал он. И они стали учиться с тем же упорством и ответственностью, с какими шли под пули врага. После отбоя валились с ног и засыпали в считанные минуты. Не часто в сводках Совинформбюро появлялись оптимистичные нотки. Афанасий, полгода живя в Узбекистане, неплохо освоил язык и мог самостоятельно читать новости в «Правде Востока».

Обстановка на фронтах в конце июня сорок второго была крайне сложной. Враг находился на ближайших подступах к Сталинграду, рвался на Северный Кавказ. В это время Афанасий получил письмо от родителей, в котором сообщалось о гибели старшего брата Андрея. «Конечно, я заплакал, — вспоминает Афанасий Андреевич. — Мне было очень жалко его. Мы были не просто братьями, а хорошими друзьями. Вечером того же дня я написал рапорт начальнику училища с просьбой направить меня на фронт, в действующую армию. Не скрывал, что хочу отомстить за погибшего брата…»

Мудрый командир в беседе с Афанасием сначала посочувствовал его горю, сказал, что всецело разделяет его порыв и готов удовлетворить просьбу, но по-отечески посоветовал бойцу завершить учебу, получить под командование взвод и тогда поквитаться с врагом. «Есть!» — ответил Кротов.

А потом была 99-я стрелковая бригада, расположенная у станции Геок-Теж, где наш герой вскоре был назначен командиром взвода пешей разведки. Поезд. Высадка в Астрахани. Переправа на другой берег Волги. И марш на Сталинград.

Много военных дорог прошел Афанасий Андреевич Кротов. После освобождения Ростова он воевал уже командиром минометного взвода. Как забыть ветерану тяжелый путь с боями от Донбасса до Днепра, освобождение Житомира, Тернополя, Львова в составе Первого Украинского.

Отправка на трехмесячные курсы усовершенствования офицеров штабной службы в Ульяновск стала для Кротова неожиданностью. Оставлять боевых товарищей, с которыми прошел путь от Волги до Вислы, ему не хотелось, но приказ есть приказ.

Долгожданная Победа для всех одна, но воспоминание о ней у каждого свое. Весной сорок пятого курсы перебросили в Белоруссию, в Гомель. В ночь с 8 на 9 мая наш герой дежурил в классе. Взял со своей койки одеяло, подушку и отправился в учебную аудиторию…

«Информацию о положении на фронтах мы слушали ежедневно, знали, что Берлин взят и со дня на день ожидается капитуляция Германии, — рассказывает Афанасий Андреевич. — Часов до 23-х с другими дежурными поговорили, покурили, разошлись по своим классам. Я сдвинул, как обычно, два стола к двери, как бы забаррикадировал ее, улегся и вскоре задремал. Вдруг слышу шум, свист на втором этаже. Мигом все отодвинул, выскочил в коридор… Товарищ, бежавший навстречу, обнял меня, расцеловал и со слезами на глазах сказал: «Победа!» Я глянул на часы — было ровно два ночи».

Возможность увидеть родных выпала Афанасию Кротову только в начале августа, когда он получил отпуск на 25 календарных дней. Несмотря на отосланную из Москвы телеграмму, на вокзале его никто не встретил. Сам дошел до дома на улице Карьерной. Мама была во дворе. Обняла, заплакала, долго целовала и разглядывала сыночка. А потом нагрела воды, заставила скинуть гимнастерку и сама стала поливать ему. В этот момент и влетел в калитку, улыбаясь во весь рот, почтальон: «Радуйся, Прасковья! Сын Афанасий едет в отпуск!» И только еще через год штабной службы Афанасий Андреевич приехал домой окончательно, чтобы открыть новую, мирную страницу своей биографии. За плечами был воинский путь от рядового до помощника начальника штаба стрелкового полка, а впереди — большая интересная жизнь.

Афанасий никогда не забывал про два курса трехгодичной технической школы железнодорожных мастеров, которые успел окончить до фронта, потому никто из родных не удивился, когда он отправился в дистанцию пути. Начальник отдела кадров внимательно выслушал фронтовика, похвалил за верность железнодорожной профессии и направил бригадиром на тракционные пути. Кротов освежил в памяти правила технической эксплуатации, без труда сдал экзамен и вскоре приступил к работе.

Люди, прошедшие войну, и в мирной жизни распоряжение руководства принимали как приказ к действию, не рассуждали и не капризничали, потому, когда через год Афанасию Андреевичу предложили стать начальником паспортного стола, он тут же приступил к новым обязанностям.

Как человеку, имевшему большой опыт штабной работы, ему многое было знакомо, главное — он знал ценность каждого документа и цену ошибки, если бы таковая вкралась в важные бумаги. «В то время в отделах кадров предприятий железнодорожного транспорта имелись свои паспортные столы, — вспоминает ветеран, — так как у рабочих и служащих паспорта изымались и хранились в сейфах отделов кадров, а взамен им выдавались на руки удостоверения установленного образца, содержащие еще более подробные сведения о гражданине, чем паспорт. Эти удостоверения были документами строгой отчетности».

Как-то, принеся в управление дороги документы на награждение работников, наш герой встретился с бывшим летчиком-штурмовиком, Героем Советского Союза Геннадием Ивановичем Новиковым, который высоко оценил точность и правильность оформления представленных бумаг. Была и еще одна тема, которая очень сблизила фронтовиков, — война.

Первого января нового, 1947, года Афанасия Андреевича пригласили на работу инспектором в отдел кадров дороги, а уже через полгода он стал старшим инспектором группы по присвоению персональных званий и наград. Это была ответственная и интересная работа, требовавшая прекрасного знания трудового законодательства, постановлений и приказов руководства страны и руководства отрасли, высокой концентрации внимания и, безусловно, ответственности.

Перемены в жизни героя нашего очерка и многих его коллег настали, когда сменилось руководство страны. Хрущев в числе прочих перемен отменил персональные звания для работников железнодорожного транспорта, награждение орденами и медалями за выслугу лет и прибавку к заработной плате за стаж работы на транспорте.

В мае пятьдесят шестого Кротов, сдавший госэкзамен в техникуме и получивший диплом техника-путейца, попытался вернуться на работу в дистанцию пути, но, увы, вывод медицинской комиссии был суров: для работы, связанной с движением поездов, непригоден по зрению. А новой страницей его трудовой биографии стала работа в Дорстройтресте, сначала мастером на Новосибирском строительном участке, затем мастером растворобетонного цеха, пока в 1961 году коллектив не избрал его председателем профкома третьего стройучастка Дорстройтреста.

— Я часто бывал на всех прорабских участках и строительных объектах, следил за охраной труда и соблюдением техники безопасности, — вспоминает Афанасий Андреевич. — Как раз в мою бытность председателем профкома повсеместно начало развиваться соревнование за коммунистический труд предприятий, цехов, бригад, отдельных рабочих. Работа эта кропотливая и ответственная. К примеру, как организовать такое соревнование в бригаде, которая наполовину состоит из ранее судимых?! То-то и оно. А сверху требовали постоянно увеличивать количество бригад, завоевавших право называться коммунистическими…

Но Кротову было не привыкать к трудностям, да и опыт работы с людьми он уже имел приличный, так что дело ладилось. Главным для него было всегда — отстаивать интересы трудового человека и коллектива, бороться с несправедливостью, и люди это ценили. А руководство уважало. Закономерным стало выдвижение Афанасия Андреевича Кротова кандидатом на избрание в Дорпрофсож. В 1961 году он был избран и на первом же пленуме утвержден в должности заведующего отделом Дорпрофсожа.

Многолетний друг героя нашего очерка, Степан Никитич Костенко, с которым они знакомы уже почти полвека, рассказывает о нашем герое так:

— Наши судьбы, как говорят, переплелись еще в начале войны и вьются рядышком до сего дня. Я добровольцем пошел в армию, еще до начала войны. Учился в омском училище, а он — в томском. По окончании попали: я — в 41-й стрелковый, а он — в 42-й. Под Москвой оба были, и под Сталинградом, и через Украину с боями, можно сказать, параллельно шли, вот только не встречались, это уж потом выяснили в задушевных разговорах. А опять встретились уже здесь, когда он работал в Дорожном комитете профсоюза. Одно время я был заведующим орготделом, а он — жилищно-бытовым. Потом я 16 лет был секретарем партийной организации Дорпрофсожа, а он председателем профсоюзного комитета, и опять душа в душу работали, советовались по сложным вопросам.

На пенсию только он ушел на годик-другой раньше. Но мы и сейчас в самых дружеских отношениях. Каждый день по телефону беседуем. О жизни, о болячках, о похождениях… то в больницу, то в поликлинику, — смеется Степан Никитич. — А о его деловых качествах я сказал бы так: исполнительный, добросовестный, знающий дело, ответственный. И, что очень важно, внимательный ко всем, кто к нему обращается с просьбой или проблемой. Всегда выслушает и постарается помочь. Это очень ценное человеческое качество.

На вопрос, какой жизненный девиз подошел бы его товарищу, Степан Никитич, на секундочку задумавшись, бодро ответил: «Никогда не сдаваться! Я ему звоню: «Вот вчера был у врача…» А он мне: «Никогда не жалуйся!» И я думаю: и вправду, не жаловаться, а жить надо! Мы с Афанасием оптимисты!»

На протяжении всей своей жизни и по сей день оставаясь человеком с высоким чувством гражданина или, как говорят сейчас, с активной жизненной позицией, Афанасий Андреевич и в годы своей трудовой деятельности, и на протяжении многолетнего служения в совете ветеранов всегда занимался патриотической работой. А сегодня, когда и личные утраты, и возраст, дающий жизненную мудрость, сузили круг интересов, оставив только самое важное, патриотическое воспитание молодежи стало для него основным. Афанасий Андреевич очень часто бывает в школах и лицеях, общается с молодежью. Я спросила его: «Что самое трудное в общении со школьниками?»

— То, что они почти ничего не знают о Великой Отечественной войне, — ответил ветеран, — педагоги сетуют на учебники. Их несколько, причем разных авторов, и везде по-разному подаются события. А когда приходишь на беседу, ребята слушают живую историю от очевидца и участника с раскрытыми ртами... Мне очень больно видеть и читать, как на телевидении и в некоторых недавно изданных книгах делаются попытки извратить историю войны, сместить акценты, тенденциозно переосмыслить ее итоги и уроки.

В прошлом году, как раз перед Днем Победы, мы с Натальей Викторовной Зубовой, преподавателем истории, подготовили обращение к учащимся, в котором затронули эту тему. А в декабре на ветеранском собрании при полном зале, в присутствии заместителей директоров всех школ района официально приняли это обращение.

Вот строки из документа, о котором говорит Афанасий Андреевич:
«Мы, живые свидетели тех трагических, героических и созидательных времен нашей Родины, обращаемся к вам, молодому поколению России, с желанием донести правду о самой жестокой и кровопролитной войне, которую вел советский народ и его армия против немецко-фашистских войск и их сателлитов, вероломно напавших на нашу Родину, несмотря на наличие договора о ненападении.

Война, длившаяся четыре года, победоносно завершена нашим многонациональным народом и его Вооруженными силами в мае 1945 года.

Это не нравится ни побежденным, ни нашим союзникам (Америка, Англия), ни большей части современной российской элиты. Потому сочиняются разные небылицы, чтобы принизить роль Советского Союза как победителя. Многократно завышается вклад союзников, открывших в июне 1944 года на территории Западной Европы второй фронт. Не только в западных школах, но даже в российских, учащиеся порой не знают о том, что Восточный советско-германский фронт был вообще.

Несмотря на то, что на Германию работала почти вся захваченная ею Европа, наша сила перемолотила фашистскую, и союзники поняли, что, если продлить с открытием второго фронта, можно опоздать к раздаче лавров победы.

Понесенные нами в этой войне жертвы и потери очень велики, но для нашей страны это была война на выживание…»