Слезы сквозь смех по печальному поводу

Главный герой пьесы Подсекальников, безусловно, «маленький человек» в том понимании, в котором о его внешне малых, однако с точки зрения души человеческой глубоких бедах скорбели классики русской литературы XIX века. Но «Самоубийца» — классика следующего века, когда понятия добра и зла имели точкой отсчета не вечное, а «господствующую идеологию», где человеческая «единица — вздор, единица — ноль». И по наблюдениям Бобровского, в наше время она отнюдь не изживает себя, а даже набирает силу: некогда революционным путем внедренная идея посредством новой революции сегодня просто поменяла плюс на минус, но не поменяла своего отношения к этой самой «единице».

Чтобы донести это зрителю, театру не пришлось прибегать к каким-то ухищрениям или перестановке акцентов в эрдмановском произведении. Потому что текст мастера отточен до афоризмов, но главное — отточена заключенная в этих афоризмах мысль, раскрывающая «внутренние пружины и колесики», трагедию и фарс (жанр спектакля — трагифарс) очередного для России «постреволюционного момента».

Вот реплика одного из персонажей: «Интеллигенция — белая рабыня в гареме пролетариата». Поменяйте в ней «атрибут» строя на современный, и вы воскликнете: «Как верно: интеллигенция — белая рабыня в гареме капитализма…» Или дословно: «В настоящее время торговля — это искусство. А искусство — это торговля». И так чаще всего (без переиначивания единой запятой) блестящий текст и огромный заряд обличительного пафоса «Самоубийцы» играют в спектакле всеми гранями актуальности.

Но режиссера волнует не феномен злободневности написанной 80 лет назад пьесы (хотя, признаться, невозможно не удивляться, как Россия самозакольцована в своем менталитете — от Островского до Эрдмана!), его интересует сам Подсекальников. И это очень человечный, истинно художественный посыл для обращения к Эрдману сегодня.

Потому, кстати, не озабоченный актуализацией Бобровский одинаково удачлив в изобретении остроумных деталей и находок, характеризующих «и тот, и этот день» и образующих особую «гремучую смесь» из вневременного, исторического и сегодняшнего, что придает спектаклю одновременно социально-сатирический и философский тонус.

Чрезвычайно эффектна, к примеру, первая сцена, где главный герой просыпается в обрамлении двух пар чужих пяток — эксклюзивное российское коммунально-лагерное изобретение ночёвка «валетом» обозначает в данном случае, кроме бытовой тесноты, ещё и абсолютную включенность тёщи в жизнь четы Подсекальниковых… Также универсальна — во времени и личинах — четверка «людей в черном» (они и могильщики, и гробовщики, и агенты — в том числе ритуальные, и просто работяги — часть «рабочей массы»), которые разыгрывают на протяжении всего спектакля уморительно-зловещие пантомимы на тему самоубийства Подсекальникова: нет, никак дело вспять повернуть нельзя, обещал народу «самоубиться», никуда не денешься — «самоубьёшься»…

А что же Подсекальников? Да, бедняга и миляга — этакий инфантильный русский мужичонка (к слову, безработный и живущий на жалованье жены), которого сосед застал за пожиранием ливерной колбасы, но с подачи тёщи и жены Подсекальникова принял ее за дуло пистолета… Ещё он тот самый обаятельный мифологический русский дурень (с родословной от лежащего на печи Ивана до Обломова), который богатеет исключительно «думкой»: мечтая научиться играть на трубе, скрупулезно подсчитал доходы от будущих концертов… И вот из этого обжитого полудетского мирка (с фикусом на комоде, лошадкой на колёсиках и большеголовой куклой-двойником) «общество» — интеллигенты Гранд-Скубик и некто Виктор Викторович, мясоторговец Пугачев, эротоманки Раиса и Клеопатра, сосед Калабушкин и даже собственные жена и тёща (заказавшие платья для похорон) — последовательно и жестко подталкивает героя к страшному зеву могилы. Каждый, преследуя собственные цели, желает устроить из смерти Подсекальникова шоу: в защиту русской интеллигенции, для демонстрации любовнику роковой женской неотразимости («он застрелился из-за меня») и проч.

И главное достоинство спектакля мне видится в том, что вслед за режиссером мы посмеиваемся (Эрдман — гений комического), но не смеемся над Подсекальниковым. Его трагическая загнанность и трагическая несвобода — нет, не от общественного мнения! — а от коллективной агрессии «массы», уверенной: жизнь человека, да просто его желание жить по-своему — ничто по сравнению с торжеством «господствующей идеи», вызывает не просто сочувствие, но боль, ибо замешана она на трагическом в нашей истории. И цепь эта, к сожалению, пока никак не рвётся…

Монолог Подсекальникова в финале первого акта, где есть слова: «Как же я без себя?.. Лично я, Подсекальников. Че-ло-век…», высекает, что называется, у зрителя слезу. А следующий за этим вопрос: «Как, по-вашему? Есть загробная жизнь или нет?» — спасительную реплику из зала: «Да!»

Сказать о том, что роль Подсекальникова Владимиру Казанцеву удалась — значит сказать слишком мало: это прекрасная работа — большая, прожитая наполнено, с нервом, абсолютно мастерски.

В качестве интереснейшей комической актрисы открылась в спектакле Ирина Смолякова (тёща Серафима).

Впрочем, все исполнители (и это не реверанс «под занавес», а неоспоримое качество постановки): Ольга Кандазис (Мария), Калабушкин (Евгений Новиков), Татьяна Шуликова (Маргарита), Андрей Бутрин (Гранд-Скубик), Леонид Иванов (Виктор Викторович), Сергей Басс (Егорушка) и другие — очень точно почувствовали жанр (в его глубинном, а не демонстративном ракурсе) и сыграли своих персонажей ярко и, я бы сказала, любовно, в смысле глубокого проникновения в режиссерский замысел, а отсюда — выверенности рисунка роли и внимания к целостности спектакля.

Во многом камертоном стиля и образцом цельности, без сомнения, для актеров здесь стала среда, созданная в спектакле художником-постановщиком Евгением Лемешонком. Никакого сатирически ориентированного кича: все строго, функционально оправданно — серо-голубой помост в центре (он и супружеское ложе, и пространство прихожей, и кладбищенский холмик), бумажные, прорванные местами порталы-портьеры-обои и — неожиданно — «игрушечные», символические детали внешнего враждебного мира (например, крошечный, с бумажным кружевцем, гроб) и мира внутреннего (уже упоминавшиеся лошадка и две куклы — как бы души мнимого самоубийцы Подсекальникова и настоящего, последовавшего его «примеру» некоего Питунина). В некоторых эпизодах особо подчеркнутая светом сценическая «картинка» вместе с персонажами, ее населяющими, и вовсе смотрится благородной гравюрой — эдаким «божественным» стоп-кадром суетного существования не ведающих любви к ближнему «человеков». На общем фоне гламура женских одежд и официоза мужских, а также фэзэушно-ритуальной формы мимов свободный балахон Подсекальникова — тоже знак, тоже стиль, который этому спектаклю — жестокой истории, рассказанной театром в ключе подлинного сострадания к «человеческой единице» — присущ сполна.

Весь юбилейный сезон в театре «Старый дом», помимо спектаклей, будет наполнен чередой самых разнообразных и интересных проектов.

Так, уже 1 октября со спектаклем «Чувства» по Чехову театр отправится в большой тур по городам Польши, где примет участие в фестивале «TALiA» в Тарнове, в крупнейших международных фестивалях «Театральные конфронтации» в Люблине и «Золотой Лев» на Украине. Еще одна постановка «Старого дома» предыдущего сезона приглашена на российский фестиваль «Золотой конек», который будет проходить в апреле в Тюмени. Это спектакль «Тереза Ракен».

К главному праздничному мероприятию — юбилейному вечеру театра, который состоится 31 октября, приурочено еще одно важное событие — выход книги, посвященной истории театра. Далее в планах театра бенефис, посвященный 75-летию режиссера Изяслава Борисова — одного из главных создателей по-настоящему творческой атмосферы в театре «Старый дом».

Кроме этого, в течение юбилейного сезона в «Старом доме» пройдут фестиваль «Парад премьер», «Неделя театральных романов» (неделя спектаклей о любви), различные конкурсы, в том числе конкурсы студенческих отзывов «Театральный интерактив» и «Зритель первого плана».

И самое главное — в юбилейном сезоне зрителей ожидает шесть премьер. Первая уже состоялась: это спектакль «Самоубийца», поставленный Сергеем Бобровским. На 30 октября намечена премьера пьесы «Дуэт» бродвейского драматурга Отто Эскина, которая в России еще не ставилась. Режиссером выступает один из самых знаменитых кинорежиссеров современности, а также театральный режиссер Кшиштоф Занусси.