Любовь великая земная

А это в свое время был знаменитейший кукурузовод из колхоза «Гигант», мастер квадратов и междурядного посева кукурузы — так же, как Андрей Панкрац из Неудачино, успешно осваивавший все тот же квадратно-гнездовой способ. Именно в Неудачино проводились семинары кукурузоводов района: осваивался богатый опыт мастера, каковым и был Андрей Яковлевич.

Хуже того, начинает тускнеть память о наших Героях Социалистического Труда, о бывшем председателе ордена Трудового Красного Знамени колхоза «Сибирь» Владимире Григорьевиче Демиденко, о директоре племзавода «Первомайский» Александре Васильевиче Зайцеве, о механизаторе из совхоза «Орловский» Иване Ивановиче Самоличенко и других. Правда, нынешний глава района Валерий Носков собирается увековечить их память строительством аллеи Героев Советского Союза и Социалистического Труда у Дома культуры «Родина» в райцентре, где будут установлены бюсты знаменитых людей и в честь их посажены деревья.

Но когда это будет, а время не терпит, да и год нынешний особенный, юбилейный, самое время вспомнить многих поименно.

Стал герой фермером
Один районный руководитель как-то пожаловался:

— Никак не пойму, почему Иван Иванович из Орловки, Герой Соцтруда, делегат одного из партийных съездов, — и вдруг фермер? Мы его на руках носили, выпестовали, а он что утворил! Измену советскому строю простить не могу...

Думаю, что никакой измены строю не было, а было одно — великая всесокрушающая любовь к земле. Предки Ивана Ивановича Самоличенко по материнской линии владели землей, были зажиточными хозяевами, имели лошадей, коров, сельскохозяйственный инвентарь и урожаи получали добрые, самые высокие в округе.

Об этом скороговоркой говорил и сам Иван Иванович, с которым мы часто виделись. Еще бы! Лучший комбайнер района: ежегодно выдавал «на-гора» тысячи и тысячи центнеров хлеба, а весной засевал пашню качественно, потому что всю жизнь работал не за страх, а на совесть.

Ну а когда было позволено фермерство, сразу подался в «вольные хлебопашцы» и землю, как герой, получил рядом с усадьбой, сразу за огородами. Водил меня по участку, сияя лицом.

— Техника тоже есть, — с торжеством рассказывал он. — На пару с племянником трудимся. Лучшие годы мои ушли, отданы совхозу.

Говорил Самоличенко с грустинкой — сожалел о том, что так поздно получил землю в собственность, поздно стал настоящим хозяином.

Здесь же была мать Ивана Ивановича, согбенная старуха, которая наверняка помнила единоличное хозяйствование. Она садилась прямо на землю, не боясь замараться, набирала полные пригоршни земли, подносила к лицу, целовала ее и приговаривала:

— У меня и серпик под застрехой уже скоко лет хранится...

Иван Иванович не сдерживал смеха:

— Серпик нам ни к чему, — говорил он, — у нас комбайн есть!

Как рак на горе свистнет
К сожалению, не помню своей первой встречи с председателем колхоза «Сибирь» Демиденко. Знаю только, что, приехав в Никулино, надо было всегда в первую очередь представиться ему, хозяину, потому что ни главный агроном, ни главный зоотехник, ни даже секретарь парткома без санкции «самого» не скажут ни слова, интервью не дадут, хоть разбейся в лепешку.

Поздоровавшись, крепко пожав руку, он в первую очередь спрашивал: «Ты не голоден?»

— Что вы, Владимир Григорьевич, только из-за стола.

— Нет, нет, ты вот что: сходи-ка в нашу столовку. После придешь — обо всем поговорим.

А в наше время пробудешь на селе весь день и даже никто не заикнется, а не голоден ли ты, товарищ корреспондент? Будто он святым духом сыт.

После беседы с «головой» микроклимат круто менялся: спецы, получив санкцию, становились добрыми, приветливыми и разговорчивыми.
Все пытался я понять, в чем секрет этого человека, где та главная скрытая пружина, дававшая ему энергию, заряд, который с годами не убывал.

Он был честолюбив и самостоятелен, строго проводил в жизнь свою генеральную линию, хотя в те годы дело это оказывалось чрезвычайно сложным. Когда сеять, убирать хлеб, готовить корма — всеми этими вопросами ведал горком партии. Ослушников жестко карали, вплоть до исключения из рядов партии. А он позволял себе вольности, позволял не соглашаться с той или иной партийной директивой.

Вольномыслие у него было с рождения, с «младых ногтей», когда еще ни славы, ни авторитета не имел. Со смехом рассказывал, что, когда работал председателем колхоза в Минино, приехал к нему как-то корреспондент районной газеты. Дело было весной, у корреспондента вопросы: «Почему до сих пор не начали сев: установку партии знаете?» «Знаю, — отвечает, — сам партиец». — «Так в чем дело, вы мне толком объясните. Когда приступите?» — «А как рак на горе свистнет». Через несколько дней открывает районку, а через всю полосу заголовок: «Как рак на горе свистнет».

Смеется, любит всякие потешные истории.

Как-то сидим с ним в весовой Никулинского зернотока, который в районе называли фабрикой зерна, и вдруг звонок из горкома: нужны последние данные, сколько скошено, обмолочено, вывезено на ток, сдано государству.

Телефон берет заведующий током, но Демиденко перехватывает трубку.

— Приезжайте и посмотрите своими глазами. Не привыкайте к телефону.

Раз на меня напустился:

— По вашей милости колхоз потерял десять тысяч центнеров зерна. Людей нужно поддержать, сказать им доброе слово. Они это заслужили. И сделать не в конце страды, а в ее начале.

Но тем не менее жили с ним душа в душу, хотя, повторюсь, человек он был непростой, колючий, и разговаривать с ним было трудно.

А как-то он заболел, ездил в Москву лечиться. Мы даже «на всякий пожарный» простились с ним, но он выжил и снова руководил колхозом. После этого еще не раз ездили с ним по полям, а как-то осенью, в страду, ужинали прямо на краю полосы. Съели много: по большой алюминиевой миске наваристого мясного супа и по доброму куску говядины. Подмигнул мне:

— Живы будем — не помрем. Ты приезжай, брат, когда время будет, журналистов я уважаю. Они помогают в работе. Приезжай.

Последнее интервью
Очень любил я ездить в племзавод «Первомайский». Почему? Перво-наперво — электричка ходит, не надо автомобиля, который в нашей районке появился не сразу и не вдруг. Во-вторых, в селе Новопервомайском прекрасная гостиница, можно переночевать. И чудная столовая: кормили вкусно, по-домашнему, на рубль можно было наесться от пуза и еще мелочишка оставалась.

Но больше всего нравился директор племзавода Александр Васильевич Зайцев, тихий, уравновешенный, спокойный. Во время разговора то и дело подкашливал, это было у него вроде как болезни.

Сколько взято у директора интервью: десятки, сотни, но запомнилось одно, последнее. Александр Васильевич уже не работал и, словно предчувствуя что-то недоброе, говорил долго и всё никак не мoг наговориться.

— На фронт я не попал, — начал Александр Васильевич. — Только в сорок третьем году, когда шел набор в какие-то особые секретные части, причем в основном из начальства, решил попытать судьбу. Договорился с военкомом, он дал добро. Скоренько собрался я в дорогу. Медицинскую комиссию проходил в Новосибирске — одну, вторую. Наконец мандатная с присутствием областного начальства. Тут меня заприметили и сразу отправили домой. Фронту были нужны хлеб, мясо, молоко.

В 1942 году приказом министра на базе «Первомайского» было создано племенное хозяйство. В западных районах страны еще хозяйничали фашисты.

Племзаводов по области было организовано сразу десять. Какой размах, не то что нынешнее время! Правительство забыло село, все сделало для того, чтобы унизить, втоптать в грязь сельского труженика, — горячился директор.

Скоро первомайцы доили по пять тысяч килограммов молока от каждой коровы в год. Хозяйство славилось своими доярками: Еленой Рощиной, Александрой Антиповой (которая впоследствии станет Героем Социалистического Труда), Верой Григорьевной Максименко (у которой два ордена — Ленина и Октябрьской революции).

Александр Васильевич Зайцев рассказывал про кузнеца из Степановки Тимофея Ефимовича Слепцова. На фронт были призваны сразу три кузнеца, а приближался сенокос, надо срочно готовить инвентарь. Женщины кузнечное дело не потянули.

Ну и поехал директор в соседнюю деревню. Лежит старый кузнец на печи, кряхтит, возраст-то уже подпирает. А как услышал о чем речь, сразу вскочил с печи:

— Я солдат Первой мировой. Коли во мне нужда, всегда готов!
И стал старик работать у горна.

Месяц куёт, другой, третий. Осень подошла, зима. Сильно поослаб старик, глаза ввалились, лицо мертвенно-бледное, краше в гроб кладут. Зайцев собрался отвезти его домой: помог, выручил, спасибо. Только сильно осерчал Тимофей Ефимович:

— Еще послужу Родине.

Так и умер у горна...

Александр Васильевич смолкает, взор директора туманится.

Скоро не станет и его. A одну из улиц в селе Новопервомайском назовут его именем.

Улица имени Алексея Лысенкова
А еще в этом селе есть улица Алексея Лысенкова. Боюсь, что и эта фамилия многим татарцам мало что говорит. Алексей Поликарпович героем не был, хотя наград — как боевых, так и трудовых — имел предостаточно. Он много-много лет был главным агрономом племзавода и даже «походил» в травопольщиках, которых при Хрущеве откровенно травили, давая дорогу «королеве полей» — кукурузе. Я тоже отдал дань моде и написал в адрес Лысенкова несколько ядовитых статей. После стали большими друзьями. Часто бывал в доме у Алексея Поликарповича, человека простого и дружелюбного, который никогда не задавался, не строил из себя фигуру.

Именно отсюда, из «Первомайского», брали начало все добрые начинания в области полеводства: присуждение полям знака качества, борьба за высокую культуру земледелия, внедрение новых перспективных сортов пшеницы и других культур. Все это привело к тому, что Татарский район стал ведущим в нашей области по урожайности, неоднократно получал высокие награды ЦК КПСС, Совета Министров СССР, ВЦСПС и ЦК комсомола.

А как не сказать о великих заслугах наших первых секретарей горкома партии, положивших главный камень в фундамент успеха и процветания. Это в первую очередь покойный Анатолий Федорович Петухов и ныне здравствующий Анатолий Григорьевич Незавитин.

...Годы летят, как птицы, их не остановишь. Но забывать историю района, людей, ее ставивших, грешно. Негоже нам уподобляться Иванам, не помнящим родства.