«О жизни, как она есть»

За сорок с лишним лет творческой деятельности у В. Сапожникова вышло почти сорок книг, он переведен на многие европейские языки. Однако главное все-таки не в том, что практически все им написанное успешно издавалось, а в том, что всегда находило заинтересованного, неравнодушного читателя, в душе которого непременно оставляло заметный след.

Если задаться вопросом, о чем стремился в своих рассказах, повестях и романах поведать нам В. Сапожников, то можно ответить его же словами: «о жизни, как она есть», чтобы «в меру сил написать правдивый портрет Времени». А для этого у него было все необходимое: и яркий, сильный талант, и нелегкая судьба, уготовившая писателю немало испытаний, но позволившая увидеть жизнь с самых разных сторон.

Владимир Константинович Сапожников родился 9 мая 1922 года в селе Клочки Алтайского края. Во время коллективизации его родителей раскулачили и выслали, и в возрасте шести с небольшим лет будущий писатель вынужден был расстаться с родной деревней навсегда.

Впрочем, много позже, уже известным литератором, вернется он сюда на короткую побывку и в память об этой последней встрече напишет одну из лучших своих вещей — горестно-взволнованную повесть «Родительская суббота».

Большая часть детства и юность В. Сапожникова прошли на окраине Сталинска (нынешнего Новокузнецка). Здесь он получил первые жизненные уроки. Жестокие, надо сказать. Чуть не умер от тифа. После ареста матери на три года остался совершенно один. Чтобы не протянуть ноги от голода, торговал поштучно папиросами на улице. И однажды чуть не замерз в нетопленой землянке. С возвращением матери сумел закончить школу и поступить в Тюменский пединститут.

Учился В. Сапожников примерно. Отличался, правда, некоторым «вольнодумством» (мог позволить себе самостоятельные суждения о некоторых прочитанных книгах), за что не без «помощи» любимой преподавательницы, читавшей у них курс русской литературы XIX века, «схлопотал», по его воспоминаниям, «десять лет лишения свободы» и пять «поражения в правах».

Но Сапожникову крупно повезло: началась Великая Отечественная война, и ему «выпала великая честь смыть позор своего преступления кровью». Везло и на фронте: сначала в штрафбате, когда в жестоких боях от целой роты иной раз оставалось лишь отделение, потом — когда служил в одном из эскадронов 4-го Кубанского кавалерийского корпуса, с которым дошел до Победы, заслужив за ратный труд ордена и медали.

Судьба, наверное, берегла в нем писателя, которому суждено было позже рассказать правду и о войне, и о многом-многом другом, с чем сводила и сталкивала его жизнь.

Сменив армейскую гимнастерку на штатский костюм, В. Сапожников литератором сделался не сразу. До этого прошел по горным тропам Саян с геологической партией, две навигации проплавал мотористом-рулевым на Енисее, за штурвалом комбайна убирал хлеб в Хакасии, ловил омуля с байкальскими рыбаками, учительствовал...

Но первая книга В. Сапожникова была все-таки о войне. Вышла она в конце 1950-х и называлась «Рассказы старшины Арбузова». Война показана в ней глазами рядового ее участника, солдата «теркинского» склада. Богата книга интересными житейскими историями и человеческими судьбами. Есть в ней и высокий трагизм, и серьезные раздумья, и поэзия, и добрый юмор... Герои книги храбро воюют, но сохраняют в себе, несмотря на кровь и грязь войны, главное — человечность.

«Рассказы старшины Арбузова» явились одной из первых ласточек так называемой военной прозы в российской литературе и не затерялись в мощном ее потоке. Они сразу же были замечены и читателями, и критикой, выдержали массу переизданий и живут-здравствуют до сих пор.

«Рассказы старшины Арбузова» стали первым, но далеко не последним словом В. Сапожникова о войне. Ее грозовые раскаты слышны во многих его, написанных позже, повестях и рассказах. В таких, например, как новелла «Тень капитана Беллинга», в центре которой — незримое противостояние советского и гитлеровского саперов.

Судьба распорядилась так, что герой этой новеллы капитан Чернов на дорогах войны все время шел по следам фашистского минера-аса Беллинга, обезвреживая его коварные взрывные ловушки. И вот новая встреча — в мирное уже время. Но не с самим Беллингом, давно отдавшим Богу душу, а как бы с его призраком, воплотившемся в найденной чуть ли не в центре города бомбе, сохранившейся еще с войны. Есть в этом нечто мистическое. Своего рода бой с тенью, за которой, правда, стоит конкретная и очень реальная смертельная опасность, угрожающая тысячам мирных жителей. Жертвуя собой, капитан Чернов спасает город и своих солдат-подчиненных. Пусть ценой собственной жизни, но и последний бой с Беллингом им выигран.

В этом небольшом по объему произведении В. Сапожникову удалось передать и страшный лик войны, и то, какой умный и коварный враг нам противостоял. Хотя как таковой войны здесь вроде бы и не показано.

А вот рассказ «Вперед, ветераны!», в отличие от предыдущей новеллы, лишен напряженного динамического сюжета. В нем просто описана встреча фронтовиков в годовщину Победы. Автор рисует их своеобразный групповой портрет. Каждая фигура на нем, колоритная сама по себе, в сочетании с другими дает зримый и запоминающийся портрет поколения, которое не только сломало хребет фашизму, но и восстановило потом страну из руин. Возможно, ветераны на этой картине выглядят подчас слишком красивыми, слишком бодрыми и оптимистичными, но таково в то время (середина 1960-х) было мироощущение самого писателя, не раз признававшегося, что он стремится поделиться с читателем тем, что его «самого удивило, высоко и радостно взволновало», а также в том, что он очень любит «писать о добрых и сильных людях». Таких, скажем, как северный летчик Антон Лазарев из повести «Тяга земная» или Лариса Леднева из рассказа «Кассиопея».

Но не обходил стороной В. Сапожников и бездуховность с эгоизмом. Что подтверждает, в частности, его повесть «Тяга земная». Вольнолюбивой, сумасбродной, избалованной вниманием Женьке Димовой, ее главной героине, не подходит «жертвенное житье» ради других. «Хотелось жить и работать нарядно». Но, показывает писатель, немалый путь предстоит пройти этой девушке, чтобы осознать, что по-настоящему красивой жизнь становится только тогда, когда своими руками сделаешь ее такой.

Тяга к красивой вольной жизни без потребности быть нужным людям оборачивается иной раз печальными последствиями. Как случилось это с героем рассказа В. Сапожникова «Вольная жизнь»: «Пожить — пожил, на лихой тройке по годам промчался, а куда прискакал? И за чем всю жизнь гнался? Вот уже сорок шесть, а ни семьи, ни единого рядом родного человека. ...Шубин никогда не пытался узнать никого из людей, с которыми приходилось жить рядом. И люди платили ему тем же: вот твоя жизнь, вот — моя. Встретились, разошлись, за все заплачено...»

Эгоизм с вечными своими спутниками — черствостью и душевной глухотой, убеждает нас В. Сапожников, многолик и не имеет социальной принадлежности. Молодой, приятный во всех отношениях, перспективный ученый Антон из рассказа «Плачут глухари», оказавшись в соприкосновении с чистым чувством полюбившей его девушки, оборачивается вдруг жалкой посредственностью с мелкой себялюбивой душонкой, в чем, при внешней вроде бы несхожести, оказывается близок героине сапожниковской повести «Дорога на Коён» Тане — этакому своеобразному перекати-полю в юбке. И роднит их прежде всего то, что, несмотря на молодость и привлекательность, оба уже успели утратить «самый высокий дар человеческого сердца — любить бескорыстно и чисто».

Ну а сам В. Сапожников как человек и художник доброте и любви всегда поклонялся беззаветно. «Ах, любовь-волшебница! Богиня, вечно обновляющая мир! Не покидай человечество! Душа мертва без любви. Она умирает без поклонения прекрасному».

Очень важная для Сапожникова-художника мысль эта проходит практически через все его творчество. О любви, доброте и красоте автор со своими героями много размышляет и спорит в рассказах и повестях 1960-х — 1970-х годов, но с не меньшей страстью дискутируют на эту тему «физики» и «лирики» 1990-х в поздней прозе В. Сапожникова — в частности, в прекрасном лирическом рассказе «Неизвестная звезда». И вот что интересно: течет время, меняются поколения, происходят социальные взрывы, но позиция В. Сапожникова неизменна. И за три десятка лет до этого, и на склоне своей жизни писатель был твердо убежден, что бездушная материя космоса и то, что называем мы цивилизацией, не стоят «строки поэта, трели соловьиной», а «любовь и есть, — говоря словами героя «Неизвестной звезды» художника Журавлева, — магнетизм и гравитация», притягивающая все живое и живущее.

С особой, пожалуй, убедительностью мысль эта выражена в лирико-философской повести «Дорога на Коён». Представляет она собой своеобразный симбиоз путевых заметок, лирических миниатюр и эссе, где, наверное, впервые в своем творчестве писатель с такой глубиной и остротой ставит вопрос о взаимоотношениях человека и природы, которые с развитием цивилизации все более дисгармонизируются.

В документальной «Повести о последней охоте» В. Сапожников продолжил начатый в «Дороге на Коен» разговор. В этом исполненном боли и гнева произведении писатель показал до какого варварского хищничества могут дойти вполне вроде бы приличные и добропорядочные люди, когда срываются с нравственных тормозов.

Тема «Человек и природа» возникнет в произведениях В. Сапожникова еще не раз. И порой в самом неожиданном свете.

В одном из его поздних рассказов — «В ожидании НЛО», написанном в форме полуфантастической притчи, В. Сапожников спасение природы от тотального уничтожения связывает с... появлением на Земле инопланетян. Герой-рассказчик, получив от пришельцев «знак», вместе с представителями окружающей флоры и фауны ожидает на опушке леса прилета НЛО, который, по его разумению, как некий космический ковчег должен унести всех их подальше от земного бедлама в другие, вероятно, более счастливые миры.

Проблема взаимоотношений природы и человека для художника и гражданина В. Сапожникова является, несомненно, одной из самых сердечно близких и болевых. И, конечно, важных. Хотя сказать однозначно, что в «Портрете Времени», который писал В. Сапожников, важно, а что — нет, едва ли возможно. Чему красноречивым подтверждением может служить самая, пожалуй, художественно причудливая, самая экспериментальная его вещь — повесть «Без лицензии», в которой смешались современность и история, лирика и философия, суетливая городская повседневность и романтика охотничьих зорь... Герой повести — писатель Терехов — случайно узнает романтическую историю дочери сибирского купца Лизы Голощаповой, спасшей беглого каторжанина и ставшей впоследствии его женой. История эта настолько захватила Терехова, что он решил написать повесть о судьбе Лизы и ее возлюбленного. Но прежде, чтобы побольше узнать о своих героях, Терехов пускается в розыски.

Экспериментальность повести «Без лицензии» состоит в том прежде всего, что В. Сапожников, обратившись к незнакомому для себя материалу, использовал и новые в собственной литературной практике художественные приемы, что хорошо заметно в композиционном построении произведения и в обрисовке героев. Кроме того, впервые в своем творчестве писатель попытался осмыслить некоторые нравственные уроки российской истории, а заодно увидеть современное ему бытие через призму исторической ретроспективы.

Поверять современность историей В. Сапожников будет еще не раз. Именно на этом держится, например, его книга «Распятие с бриллиантами», на перекличке прошлого с настоящим построена повесть «Родительская суббота», а также некоторые рассказы последних лет. Но есть в багаже писателя произведение, где предметом художественного осмысления становится в определенной мере сама история. Речь идет об одной из самых крупных его работ — романе «Сергей Никонов (Предтечи)».

В центре романа — профессиональный историк, ученый. И не просто ученый, а человек, дерзнувший в жестокие сталинские времена мыслить не по утвержденному идеологическому шаблону. С детства Сергея Никонова привлекала личность Петра Великого. Царь-реформатор и в собственной его судьбе сыграл решающую роль. Дело в том, что темой научной работы Никонов выбрал деятельность Петра, причем ту ее сторону, за которую царь был наречен «отцом отечества». Но, изучая документы, Никонов пришел к неожиданным выводам: не гуманистом, а деспотом и палачом, отправившим на эшафот тысячи невинных людей, был царь-преобразователь. И Никонов решается на неслыханную для своей эпохи (1940 — 1950-е годы) смелость — показать, что многие великие деяния Петра были по существу преступными. Попытка такой переоценки канонизированной советскими историками фигуры Петра стоила молодому ученому карьеры и аукнулась многими в дальнейшем жизненными невзгодами.

В. Сапожников всегда был не только художником большой изобразительной силы, но и писателем остросоциальным, чутко улавливающим общественные настроения. Не всегда, правда, и не обо всем удавалось ему с достаточной мерой правды и откровенности высказаться. Чаще всего не по своей вине и немочи, а по причине всеобщей недозволенности. Поэтому, видимо, самые обнаженно-откровенные произведения его появились уже когда писатель находился в «возрасте осени». И «несвоевременность» эта стала еще одной сердечной болью писателя В. Сапожникова. Ею буквально пронизана одна из последних его книг «Распятие с бриллиантами».

Кто же мешал говорить громко? Да «тот самый раб, которого классик призывал каждый день выдавливать по капле», — утверждает В. Сапожников в «Распятии с бриллиантами», а в более позднем рассказе «Свободен» находит очень точный образ рабского страха.

Однажды, гуляя в лесу, он увидел попавшего в капкан зайца. Обезумев от страха, зверек пытался вырваться на волю, и герой рассказа вдруг понял, что и он тоже всю жизнь прожил в капкане страха. И нет, пожалуй, ничего хуже того капкана, потому что «власть страха — самая страшная, самая постыдная», и, даже освободившись, не сразу обретаешь истинную свободу.

Не сразу обрел ее и В. Сапожников, но, безусловно, книга «Распятие с бриллиантами» стала поворотным пунктом на этом нелегком пути. Он делится здесь множеством интересных жизненных наблюдений, знакомит читателей с колоритными фигурами, встреченными им в путешествии по Енисею Великому, в поездке в Ленинград (они-то и послужили основой произведения), однако все-таки привлекает книга больше постановкой острых больных вопросов, на которые писатель пытается обратить наше внимание. «Где мы? куда мы? кто мы?..» — вот их главная суть. Но, признается В. Сапожников, «мне горько от этого незнания — найти ответы на горькие свои вопросы».

В 1990-е годы и вплоть до самой кончины В. Сапожников почти безвылазно жил вдали от Новосибирска — в селе Кинтереп Маслянинского района Новосибирской области. Был здесь у него простой деревенский дом и несколько гектаров арендованной им земли. Как известно, человеку, чтобы быть таковым, в числе прочего надо посадить хотя бы одно дерево. В. Сапожников посадил целый кедровый лес. Все последние годы жизни он занимался тем, что сажал и обихаживал молодые деревца. Ну и, конечно, продолжал писать.

О чем он писал в эти годы? Прежде всего — о перевернувшемся буквально на глазах мире, о том поистине вавилонском столпотворении, в котором мы все оказались, о нашей, опять-таки, «жизни, как она есть», только в рыночно-базарном ее оформлении. Но В. Сапожников не всего лишь отражал новые времена с их новыми песнями, а мучительно искал ответ на вопрос, заданный когда-то В. Шукшиным: «Что с нами происходит?»

«Тягостное безвременье удушения народа во лжи — страшнее тюрьмы и войны», — говорит В. Сапожников в одной из новелл цикла «Московские прогулки», но, делает он вывод, наблюдая за происходящими переменами, нынешняя разудалая вседозволенность, называемая почему-то демократией, нисколько не лучше.

Есть в «Московских прогулках» аллегорический рассказ «Закон трубы». Он — о птицах, зимующих в полынье возле трубы, сбрасывающей в городской канал горячую воду, а по существу — о сегодняшнем нашем обществе, где наглая стая хищников диктует свои законы и где некогда лучшие его представители, не сумевшие, видимо, освободиться от капкана страха, безропотно подчиняются черной стае, не только не пытаясь ей противостоять, но и даже друг другу помочь.

В плане художественном В. Сапожников 1990-х, на первый взгляд, мало чем отличается от себя прежнего, образца, скажем, семидесятых или восьмидесятых. Все та же сочная, насыщенная изобразительность, та же его «фирменная», лирически взволнованная интонация, вбирающая в себя звуки природы, оттенки человеческих настроений, разлитый в атмосфере свет любви, пусть уже и заметно потускневший. Та же, в русле классической традиции, полифоничность, соединяющая в единый поток высокое и низкое, прекрасное и отвратительное. Наконец, даже излюбленный композиционный прием совмещения разных временных пластов налицо. Однако при более внимательном чтении нетрудно заметить, что в прозе Сапожникова 1990-х есть и весьма существенные изменения.

Поздние произведения В. Сапожникова отличает прежде всего гораздо более высокая степень художнической свободы. «Художник свободен! Он затем и пришел в мир, чтобы одаривать людей талантом...» — заявляет В. Сапожников в одном из поздних своих рассказов, и, как бы подтверждая сей постулат собственной практикой, в прозе последних лет он выговаривается с той освобожденностью, так не хватавшей ему в прежние годы, когда взор художника обретает необыкновенные остроту и способность даже в совершенно стертом и примелькавшемся увидеть нечто совершенно неожиданное, удивительное.

Естественно, что какие-то вещи при этом требовали переосмысления. Война, например. («И мы, победители, не справились. Всё у нас как-то ни то ни сё получилось...»). Или сталинские репрессии. Как, впрочем, и многое другое, что раньше казалось однозначным и бесспорным. Но, переосмысливая, В. Сапожников не выступал судьей своим героям. Он вообще старался избегать готовых оценок и рецептов. Хуже, лучше — все относительно. Он предпочитал, чтобы последнее слово оставалось за читателем. Хотя и своей точки зрения не скрывал. Но не навязывал. И мудрая эта взвешенность при необычайной пронзительности взгляда делает позднюю прозу В. Сапожникова особенно привлекательной.

Один из лучших рассказов В. Сапожникова «Анютины глазки». Через драматическую судьбу русской женщины писатель показал жизнь провинциальной России конца двадцатого века. В образе главной героини Анны ему удалось создать глубоко национальный характер на новом изломе российской действительности. И чем глубже вникаешь в его суть, тем больше проникаешься уверенностью автора, что такие женщины, с их безмерной добротой и терпением, и есть надежда и спасение России.

Владимир Константинович Сапожников прожил большую жизнь (умер в феврале 1998 года), хлебнув в ней всего полной мерой. И сделать успел многое. Шумит посаженный им молодой кедрач, перекликаясь с шелестом страниц написанных им книг. Не все, увы, смог осуществить, не на все вопросы найти ответы. Но и то, что успелось, настолько интересно и значительно, настолько талантливо, что, вне всякого сомнения, делает В. Сапожникова одной из самых значительных фигур российской словесности второй половины XX века.