Портрет редактора в семейном интерьере

Глаза — его главное оружие, основные помощники. Многолетней привычке начинать день со свежего номера «Советской Сибири» пришлось изменить поневоле. Абсурд, но в самом центре города в небольшую уютную квартирку на улице Спартака наша газета доставляется не каждый день, как это положено, а лишь через день. Часика этак в четыре. А не поутру.

Читать вчерашние новости хуже, чем хлебать остывшие щи. Особенно для газетчика до мозга костей. И тем более для бывшего редактора «Советской Сибири», возглавлявшего это крупнейшее в регионе издание четверть века. В том, что касается отношения к событиям, происходящим в стране и области сегодня, Николай Васильевич по-прежнему живет динамичным ежедневным ритмом газеты.

Даже свой 80-летний юбилей он категорически отказался превращать в помпезное событие с приличествующими такому поводу поздравлениями и дифирамбами в адрес юбиляра. Приурочил к круглой дате презентацию своего именного фонда в государственном архиве Новосибирской области, где он проработал последние пятнадцать лет своей трудовой биографии, уже будучи по возрасту пенсионером. Безрядинский фонд состоит из ста девяноста двух дел и включает документы, датированные с 1925-го и по 2005-й. Они касаются истории нашей газеты, областной организации Союза журналистов, известных личностей, с которыми работать или о которых писать довелось Николаю Васильевичу в разные годы. «Я решил, что там должно быть что-то, имеющее историческую ценность не только для меня, но и для всех», — говорит он. На мой вопрос, есть ли в фонде его личные воспоминания о работе в редакции, отрицательно качает головой, дескать, всегда находились более значимые темы, а до воспоминаний, как говорится, руки не дошли.

Не разлей вода
«Ну а ты, половинка, чего загрустила?» — обратился Николай Васильевич к супруге, которая, прислонившись к стене, внимательно слушала наш разговор.

— Да я припоминаю твои работы, и мне кажется, что лучшими из всей твоей публицистики были выступления по радио «Слово». Знаете, Леночка, у него тогда еще голос красивый был, сочный. Так вот в каждом выступлении, о чем бы ни шла речь, он всегда умел находить что-то очень ценное и важное. Я непременно узнавала что-то для себя новое, хоть и образование тоже педагогическое получила, и общались мы всегда очень много, говорили и спорили на разные темы. Непременно в каждой трансляции присутствовала своя изюминка. Сохранились сейчас, нет ли эти выступления...

Николай Васильевич заметно смутился от похвалы жены. «Да ничего там особенного не было. Просто мы в этих радийных передачах любое событие старались показать через людей. А многих из героев передач я знал лично, с кем-то работал, с кем-то просто встречался», — обронил он.

Нина Гавриловна предложила чай и присела рядом со мной на диванчик. Они ровесники не только по физиологическому возрасту, но и по эмоциональному, психологическому и прочему, какие там еще градации бывают?! Супруга припомнила забавную историю из их детства, и Николай Васильевич улыбнулся. Она мысленно заглянула в военные годы, в трагическую страницу их общей истории, и по ее лицу пробежала тень. Два очень близких и, кажется, очень счастливых человека. Несмотря ни на какие невзгоды и хворобы. Вера, опора и надежда друг друга. Он — ее глаза, она — его руки.

По мнению Николая Васильевича, его жена — педагог от Бога и могла бы сделать отличную карьеру, но всегда как ниточка за иголочкой следовала за ним, куда бы партия ни направила, и подчинила свою судьбу его судьбе.

Когда Безрядин собирал материалы для брошюры о Кулагине, он был уже очень болен, корпел над архивными документами, по крупицам выбирая ценную информацию, и вел записи непослушной рукой. Его «клинопись» разобрать могла только Нина Гавриловна, верная соратница и помощница. Она переписывала тексты набело. К работе подключились сыновья. Помогли раздобыть необходимые сведения из столичного архива и довести дело до ума, сверстав отцовский труд на компьютере.

— Вы помните свою первую встречу? — спросила я.

— Я могу забыть, куда колбасу положила, а факты нашей биографии, имена учителей, друзей, коллег помню прекрасно, — смеется Нина Гавриловна.

Это было в школьные годы. Нина Буданова слыла одной из лучших в зоологическом кружке станции юных техников и натуралистов, даже ездила в Москву на сельскохозяйственную выставку докладывать об успехах в разведении лис и песцов. Однажды зимой произошла такая история. В морозный день кто-то по торопливости плохо прикрыл клетку и песец выскочил на снег. Все ребятишки бросились ловить зверька, но никому это не удавалось. Тут какой-то паренек скинул с плеча пальто и ловко набросил его на беглеца. «Храбрый парнишка», — подумала она, но с героем не познакомилась.

«Я, между прочим, тебя сразу узнал», — с улыбкой говорит Николай Васильевич супруге. Это уже о том дне, когда они, недоучившиеся школьники, столкнулись в цехе завода имени Ленина. Шла война. Рабочих рук не хватало, и молодые девчонки и мальчишки осваивали новое для себя дело.

— Вместе с эвакуированным из Москвы оборудованием приехали старики, которые знали и делали механическую часть от начала и до конца. А мы, юнцы, ничего не умели, но так как фронт ждал панораму Герца, ведь завод был создан специально для производства этого оптического прибора, нам разделили эту работу на небольшие операции. И мы справлялись.

Маленькая перепалка, в ходе которой супруги так и не пришли к единому мнению, слесарем какого разряда за четыре года работы на заводе стал Николай Безрядин. Мне показалось, что Николай Васильевич все время старается принизить собственные успехи и заслуги, а жена, любя истину не меньше, чем его самого, старается восстановить справедливость.

Они оба из того поколения, когда считалось нормой гореть на работе. Он — стахановец. Она — не по летам ответственный работник. Когда штатный химик цеха засобиралась в декрет, она пару месяцев повсюду таскала за собой Нину, объясняя тонкости работы и записывая самое важное в журнал. Вскоре девчонка стала химиком цеха. А когда увольнялась, ей в благодарность подарили периодическую таблицу Менделеева с росписью начальника цеха Арабьяна.

Впервые встретились подростками, подружились на заводе в сорок четвертом, а поженились в сорок девятом, как говорят сами, повзрослев и перейдя на новую ступень жизни, когда за плечами у обоих уже были вечерняя школа и большая часть студенческих лет. Николай вел активную комсомольскую работу, уже имея партбилет. Он всегда умудрялся сочетать с работой и учебой активную общественную жизнь.

Все ко мне, будем петь «Там вдали, за рекой...»
Безрядина избрали вторым секретарем Кагановичского райкома ВЛКСМ. Время тяжелое, послевоенное. Задач — море. Работать интересно и трудно.

— Однажды что-то его долго не было. Думаю, голодный, как же он там? Сварила какой-то каши, завернула в полотенце, чтобы не остыла, и понесла. Прихожу, заглядываю в зал — идет какой-то пленум. Николай стоит, а какой-то парень с трибуны его за что-то критикует. Только речь закончил, Безрядин говорит: «Сейчас небольшой перерыв. Все ко мне — будем петь «Там вдали, за рекой...». Вот какой у него характер.

С журналистикой Николая Васильевича свела его общественная деятельность. Вызвал как-то Стриганов молодого инструктора обкома партии и приказал проверить, как возрождается «Молодежка». Известно, что в военные и первые послевоенные годы молодежные издания не выходили, а объем таких крупных газет, как «Советская Сибирь», был предельно сжат. Когда Безрядин представил толковый отчет о первых шагах возродившейся газеты, ему резонно заметили: раз детально разобрался, тебе там и работать. Так Николай Васильевич стал газетчиком. Теоретическую и практическую подготовку он, имевший красный диплом исторического факультета педагогического института, получил в Москве на Высших комсомольских курсах. Безрядин практиковался в «Комсомольской правде», стажируясь у настоящих профессионалов, и любовался красотами столицы.

— Вы помните свою первую публикацию, Николай Васильевич?

— Конечно. Вспоминаю о ней всякий раз, когда проезжаю мимо завода «Труд». Кажется, это был пятидесятый год, завод пускал новый цех. Вот о том, как плавят и разливают металл, я и писал.

Его часто перебрасывали, то снова на «комсомольский фронт», то в «Трудовые резервы», где он курировал воспитательную работу в фабричных и заводских училищах, то на целину.

Заболеть темой
Раз уж коснулись целинной темы, расскажу о том, как, перейдя на работу в областной архив в 1986 году, Николай Васильевич как натура деятельная стал искать близкие для него темы для исторических исследований и увлекся судьбой Барабы.

— Этим я потом занимался все пятнадцать лет работы в архиве. История интереснейшая. Начинали освоение Барабы еще в начале прошлого века. Сколько средств, сколько трудов было положено. И под занавес столетия пришли к тому, что Бараба взяла все назад. В чем тут дело? Проложили железную дорогу, надо было осваивать местность, селить людей. Воды было до черта, а питьевой не найдешь. Осушали площади. Первоначальные затраты составили около двух миллионов рублей. По тем временам деньги огромные! Было осушено около ста тысяч гектаров земли. Но дело-то в чем? Стоит чуть упустить, прорытые каналы зарастают снова. Только создали специальную службу, началась империалистическая война, хозяйство, как водится, пришло в упадок. В Гражданскую тем более не до того было властям. Позже сами крестьяне стали возрождать эти каналы, но в начале тридцатых, во время коллективизации, забросили вновь. Опять спохватились. А тут и Великая Отечественная грянула...

— Вы его останавливайте, — вмешалась Нина Гавриловна. — Он этой темой «заболел», не раз выступал с ней на конференциях. Так что говорить об этом может бесконечно. Вас, наверное, больше история самой газеты интересует?!

Безрядин — неотъемлемая часть истории газеты, яркая и интересная, и о его собственной биографии мы знаем не так уж и много. Он действительно «заболевает» любимым делом. Не только журналисты, но и историки могут быть благодарны Николаю Васильевичу за то, что он собрал ценнейший материал о людях, в разные годы возглавлявших нашу газету. «Советская Сибирь» была первым в Зауралье изданием, родившимся в послереволюционное время. У ее руля стояли легендарные личности, но об этой странице их биографий мы узнали только благодаря очеркам Безрядина, опубликованным в нашей газете и изданным несколько лет назад отдельной брошюрой «Редакторы». Даже уйдя непосредственно с газетной работы, он продолжал и продолжает сейчас работать на нее, передавая в архив ценнейшие документы уходящей исторической эпохи.

В «Советскую Сибирь» Николай Васильевич пришел из обкома партии (с должности заместителя заведующего отделом пропаганды) сразу на должность заместителя редактора и через полгода, в 1961 году, сменил Трубицына на его посту. «В редакции я не был чужим. Кое-кого знал еще по «Молодежке». В «Советской Сибири» в то время были такие зубры, как Головины Евгений и Николай, Марина Рубина. Словом, народ солидный кругом, но мы быстро нашли общий язык», — вспоминает Николай Васильевич.

Оттепель на газетных полосах
Его возвращение к газетной работе совпало с хрущевской оттепелью. Настроения в обществе и свежий взгляд «новой метлы» способствовали тому, что «шапка» (название газеты), съежившаяся еще в довоенные годы до трех колонок, вольно расположилась на первой полосе. Снимки стали крупнее, ярче, неожиданнее — фотокоры смело пробовали снимать в необычном ракурсе. Изменился сам стиль подачи материала, стал менее сухим и деловым, более обращенным к людям.

— Я всегда считал, что каждый должен заниматься своим делом. Профессионалу не надо мешать. Мое дело — держать правильную линию и нести ответственность за содержание газеты. Рисовать макеты должен ответственный секретарь. Следить за грамотностью — корректоры и так далее.

— А как же лито, тогдашняя цензура?

— Я так скажу, слухи об их свирепстве сильно преувеличены. Задача этого отдела — не допустить разглашения государственной тайны. Конечно, иногда эти люди чересчур понимали свое предназначение, перестраховывались. Я, сколько жил в редакции, столько и скандалил с ними. Но в принципе строить конструктивный диалог было можно.

— За кем оставалось последнее слово?

— Конечно, за ними, — смеется Николай Васильевич.

— Знаете, что бы ни говорили о тех годах, критика присутствовала в газете всегда. Но не в адрес обкома. Для этого была партийная конференция, на которой можно было откровенно высказаться. А райком газета вполне могла поругать. И даже отдельного работника обкома партии. Мы раньше руководствовались ленинским положением, что газета не только пропагандист и агитатор, но еще и организатор. Эта функция у вас сейчас иная, вы организуете подписку и другие более мелкие дела, а тогда мы вели настоящие кампании...

Когда ЦК партии отменил ограничения и разрешил свободную подписку, тираж «Советской Сибири» подскочил до 280 тысяч. В то время подписка на год стоила шесть рублей. Пенсионеру, не говоря уже о работающем человеке, не приходилось выбирать между любимой газетой и лекарством или продуктами. Сегодня стоимость услуг почты такова, что полугодовая подписка составляет четверть средней пенсии. Люди вынуждены отказываться от издания, с которым сроднились. Это не может не огорчать бывшего редактора.

— Я благодарен редакции за то, что мне выписывают газету. К сожалению, оценить ее могу не всегда из-за несвоевременной доставки. Люблю номера, где много читательских писем, аналитики. Несимпатичны мне большие имиджевые материалы. Но я ценю «Советскую Сибирь» за ее верность традиции, за то, что в ней жив дух творчества, что по-прежнему простой человек с его заботами и проблемами для газеты — главная ценность. Многие издания, сменившие название и изменившие сами себе, сегодня уже исчезли. А «Советская Сибирь» жива, и, хочется верить, у нее еще большая история впереди, — сказал Николай Васильевич.