Можете ли вы себе представить, чтобы фюрер выручил наших солдат при выполнении боевой задачи? Заинтригованы?
Знакомьтесь: Пётр Андреевич Горьковский. Мы застали 93-летнего ветерана, полного энергии и планов, при параде: он готовился к встрече со школьниками.
В комнате на диване открытый чемодан: наш герой складывал вещи, его пригласили на празднование Дня Победы в Москву. На дорожку гвардии майор в отставке поделился с нашими читателями удивительными воспоминаниями о войне.
Художественный трюк
— Пётр Андреевич, расскажите, что вы такое придумали: мол, Гитлер сыграл на руку нашей армии!
— Еще как сыграл! «Помог» подготовить наступление. Но по порядку. Это было под Воронежем. Немцы бомбили цветущий старинный город. Небо было черным от самолетов. Пройдет сотня, сбросят бомбы. Через короткое время снова летят. И так с утра до ночи бомбят. В это время фашисты сутками орали в рупор: «Рус, сдавайся!» Донимали ужасно, от этих криков некуда было деться. И хотя шли страшные кровопролитные бои, наша армия отступала, никто на эти крики не поддавался.
Однажды командир нас отправил в город помочь населению. Там я увидел жуткую картину, которая после войны часто мне снилась. Сплошные руины и кровь, которая хлюпает под ногами. В одном госпитале лежали 500 человек, так немцы их расстреляли. Это только прибавило ненависти к врагу.
Фото Михаила ПЕРМИНА
Примерно в то время нашим разведчикам поставили задачу взять языков. Готовилось наступление, надо было знать расположение сил врага. С ребятами-разведчиками мы, связисты, очень дружили, в разведку вместе часто ходили. И вот сидим в землянке, всем по восемнадцать лет, и они рассказывают, что никак не удается им взять пленных. Я тем временем листаю журнал «Крокодил» и вижу там карикатуру на Гитлера, нарисованную Кукрыниксами.
И тут меня осенило. «Ребята, — говорю, — найдите фанеру побольше!» Так мы провернули одну авантюру. Разведка раздобыла где-то фанерный лист, на нем мы нарисовали фюрера — с усиками, чубом, как могли, но получилось похоже! Разведчики приволокли этот портрет на нейтральную линию, развернули в нужном направлении. Мы, связисты, проложили туда линию связи, поставили репродуктор — и давай крутить на патефоне «Катюшу», благо у нас эта пластинка была. Разведчики сели в засаде и стали ждать, когда немцам слушать надоест.
Фашисты, понятное дело, в Гитлера стрелять не могут, как мы и ожидали. Через несколько дней организовали вылазку. Схватили языков и притащили в часть. Сведения, которые немцы сообщили, помогли дивизии прорвать фронт. 25 января 1943 года Воронеж освободили. Мы пошли в наступление, дошли до Курской дуги. Там, как вы знаете, состоялось одно из крупнейших и страшных сражений. В этих боях участвовало с нашей стороны четыре миллиона человек. Битва на Курской дуге стала переломным моментом войны.
Биография должна быть чистой
— Вы помните, как уходили на фронт?
— О начале войны я услышал по радио в городе Куйбышеве Новосибирской области, где в то время оканчивал педагогическое училище и сдавал экзамены. Сразу написал заявление в военкомат и в райком комсомола — хотел сразу попасть на фронт. Считал себя неплохо подготовленным к защите Родины: ворошиловский стрелок, имел значок сандружинника и значок ГТО. И страха у меня не было. Думал: разобьем врага!
Сразу меня не взяли, три месяца я еще отработал в школе. Все это время я продолжал осаждать организации своими заявлениями и добился своего: 4 декабря 1941 года пришла повесточка. Определили меня в радиосвязь. Брали туда людей достаточно образованных, в то время таких было не очень много, мало кто и семилетку-то окончил. Ну и биография должна быть чистой, ведь мы имели дело с секретной информацией.
Трехмесячные курсы радиотелеграфистов я проходил в Новосибирске. Жили и учились в здании Облпотребсоюза — там, где сейчас магазин «Сотый». Постигали азбуку Морзе, системы кодировки, работу на радиостанциях. Учили нас на допотопном оборудовании, но на фронте в нашем распоряжении были современные радиостанции. Кстати, выпускал их завод «Электросигнал», эвакуированный из Воронежа. Это грело душу.
— Помните азбуку Морзе?
— Конечно! Но изобретением Морзе мы мало пользовались. Больше в ходу была система кодирования. Меняли ее в день по два раза, если много говорили во время боя. Немцы пеленговали наши радиостанции, часто мы попадали под артиллерийский, минометный обстрелы, бомбежку, потому что они обнаруживали нас.
После курсов меня направили в Бийск. Там формировалась 232-я стрелковая дивизия. Попал я в штаб дивизии, в отдельный батальон связи, на радиостанцию скоростных бомбардировщиков, смонтированную на машине ГАЗ, с такой красивой будкой, печкой, мотором для подзарядки аккумуляторов. Внутри стояли лавочки — двоим можно спать, было место для оружия. Команда — пять человек. И в конце марта нашу дивизию направили на фронт.
Мифы и правда о войне
— Встречается информация, что в начале войны у солдат была одна винтовка на двоих. Это правда?
— Нам на пять связистов действительно дали одну винтовку. Вернее, усовершенствованный карабин. А в пехоте, конечно, у каждого было оружие! Позднее каждому из нас дали по карабину. Мне приходилось стрелять, но не пришлось кого-то лишить жизни. Хотя не скрою: видя ужасное зло, которое принесли фашисты, может, я хотел бы не одного убить. Но не довелось.
— Вам когда-нибудь было страшно?
— Конечно. Впервые — в Воронеже. Бомба попала в штаб, семь человек убило, в том числе начальника — полковника. Когда очухался — весь в холодном поту, меня как лихорадкой трясло, зуб на зуб не попадал. Но заменить меня некому, надо выполнять боевую задачу. Сел на пол и продолжал слушать радиоприемник.
Фото из архива П. А. ГОРЬКОВСКОГО (он на фото справа)
Со страхом совладать не всем удавалось. Однажды послали нас в разведку. Один радист, крупный такой парень, запаниковал, вскочил, забегал. У немцев осветительные ракеты, ночью на снегу — как днем. Ему: «Ложись! Ложись!» А он невменяемый. И командир пристрелил его, чтоб он всех не выдал…
Пленных не обижали
— Вы, связисты, наверное, лучше всех были осведомлены, что происходит на фронтах. Просто послушать радио удавалось?
— Ухитрялись иногда в момент затишья. Хотя это строжайше запрещалось. А в конце войны и немецкое радио слушали. Часто звучало: «Гитлер капут». Тогда я думал: «Может, повезет, живым останусь!»
Я немецкий знал немного, даже одно время помогал переводить пленных. Помню, на нашу сторону перешел австриец, это под Воронежем было. Просил выдать справку, что он добровольно сдался. Говорил, что социал-демократ, Гитлера ненавидит. Принес автомат, патроны, гранаты. Кстати, с пленными немцами хорошо обращались. Втихаря разве что кто-то кого-то «щелкнет». Но это строго запрещалось. Когда пришел с фронта, видел, как пленные немцы площадь возле оперного театра асфальтировали. Многие люди их жалели. Подкармливали, хотя сами голодали. Мы лучше с немцами обращались, чем они с нами. Шесть миллионов наших людей фашисты угнали в рабство в Германию, из них 57 процентов погибло, а пленных немцев у нас — только 17 процентов. Выводы сами собой напрашиваются.
На фронте немцы вначале выглядели лощеными: черные рукава, холеные, хорошо обмундированные, вооружены до зубов. И когда брали их в плен, все выкрикивали: «Сталин капут! Хайль Гитлер!» Хоть кол на голове теши. А от Курска и особенно под конец войны они были замызганные, небритые, оборванные, непонятно во что одетые — одеяло сверху рваное. Уже не кричали...
— Как вы к женщинам на фронте относились?
— Хорошо. Воевали они не хуже мужчин, и еще лучше. Были радистами, танкистами, снайперами. Я даже попал на гауптвахту из-за женщины! Командир батальона у нас был добрый такой. У него телефонистка фронтовой женой считалась. Как-то звонит он по внутреннему телефону: «Аня, Аня!» А я его разыграл: ее голосом с ним поговорил. Он меня на трое суток отправил под замок…
Смелые женщины были на фронте. Представьте, санитарка под бомбами перевязывает, тащит на себе здоровенного раненого мужика. И мы, мужчины, это понимали. Жалели, поддерживали, где можно. После войны было такое, что кто-то называл женщин-фронтовичек «полковыми …». Но я никогда таких не встречал. Да и были ли они?
Победу встретил в Вене, в Венском лесу, 22 мая. Столы были расставлены прямо среди деревьев. Закуски, выпивки сколько хочешь, музыка, салюты. Вместе с румынами, кстати, праздновали — какая-то их часть нам попалась. После того как Румыния капитулировала, они с нами уже воевали против немцев. Я спрашивал, почему пошли против Советского Союза. Говорят: «Мы не знаем, мы просто солдаты, надо правительство спросить». А мы знали, почему воевали. Потому и победили.
СПРАВКА
Пётр Горьковский родился 14 февраля 1923 года в Доволенском районе Новосибирской области в крестьянской семье. Добровольцем ушел на фронт в декабре 1941 года. Боевой путь начал радистом на Северо-Западном фронте в апреле 1942 года в составе штаба отдельного батальона связи 232-й стрелковой дивизии. Начальник радиостанции в штабе командующего артиллерией дивизии в Курском сражении. Участник Корсунь-Шевченковской и Ясско-Кишеневской операций. Освобождал Украину, Румынию, Венгрию, Австрию, Чехословакию. Вернулся домой 7 ноября 1945 года. Награжден орденом Отечественной войны I степени, двумя медалями «За отвагу», медалью «За Победу над Германией». Имеет 16 благодарностей Верховного главнокомандующего СССР. На войне потерял младшего брата. В мирное время работал учителем, директором школы, десять лет возглавлял отдел народного образования в Мошково. Имя Петра Андреевича Горьковского внесено в Золотой фонд выпускников НГПУ.
