I’m Siberian!

Люди как драйвер для развития региона

Нет такой национальности — сибиряк. Но этот факт не помешал указать именно такую национальную принадлежность примерно четырем тысячам людей в Новосибирской области во время Всероссийской переписи населения в 2010 году. Много это или мало? Есть ли такая человеческая общность — сибиряки и чем она является для региона — тревожным сигналом протестных настроений или неким человеческим капиталом, направленным в будущее?

Наше положение как макрорегиона в определенной степени забавно. Хотя порой невесело — нашу судьбу обсуждают все кому не лень, не всегда интересуясь нашим мнением. Часть сибирских территорий на школьных картах Китая помечены как китайские — так, без объяснений. Здесь логика, похоже, утилитарна: Сибирь велика, населения в ней мало, а китайских соседей — много. Все верно — за Уралом живут всего около 25 миллионов человек. Расположена вся эта масса населения вдоль транспортных коридоров. Самый крупный транспортный узел, сосредоточивший вокруг себя основной куст населения, порядка пяти миллионов человек — на юге Западной Сибири, центр его — Новосибирск. Иными словами, именно мы с вами во многом тот уникальный человеческий капитал, который может развить Сибирь.

Пути развития
То, что именно Сибирь — потенциальный драйвер развития российской экономики в ХХI веке, и не только за счет природных ресурсов, уже несомненно. Федерация сделала все возможные программные заявления на эту тему. Но не до конца понятные обществу отношения между центром и макрорегионом отозвались протестными проектами, объединенными маркером «Мы — сибиряки».

Документальный фильм «Нефть в обмен на ничего», снятый общественниками в 2011 году, показал проблему, которую продолжают озвучивать уже в 2014 году ученые в рамках проекта «Форсайт Сибири». По их мнению, Сибирь — это возможность для страны войти в клуб быстроразвивающихся стран Азиатско-Тихоокеанского региона. Именно Сибирь — донор российской экономики: в 2012 году почти 75 процентов экспортных доходов обеспечили товары, произведенные или добытые за Уралом, а экспортные пошлины на нефть, природный газ и налог на добычу природных ресурсов обеспечили более половины дохода страны — 6,5 триллиона рублей. Но нужны иные стратегии развития макрорегиона — чтобы избежать повторения «эффекта бабочки» Ванкорского месторождения в Красноярском крае, когда доход региона от добываемой в нем нефти менее двух процентов. Через тридцать лет нефть закончится, а регион, увы, ничего не приобретет.

Центр стратегических исследований и разработок в ходе дельфи-опроса экспертов определил основные сценарные пути развития макрорегиона так: развитие его как важного геополитического плацдарма, создание международного консорциума для его освоения или оптимизация расходов и инвестиций в макрорегион. Причем, что показательно, за последний вариант развития событий выступает гораздо большее количество специалистов из центральных областей России, чем сибирских экспертов. Для развития поселенческой структуры до 2030 года с большим отрывом лидирует направление, предполагающее развитие индустриального пояса на базе крупных городов вдоль Транссиба. Также эксперты видят необходимость расширения полномочий, ресурсов и обязательств регионов. Но какой бы из вариантов развития Сибири ни был бы выбран в итоге, без людей развитие региона невозможно.

Мы — научным взглядом
Исследователи сибирской идентичности определяют ее как набор неких качеств, сформировавшихся во взаимодействии со средой обитания, — ее природными, социально-экономическими и общественными факторами. То есть климат и география причесывают население Сибири под какую-то одну гребенку, как и наша местная политическая и общественная ситуация. С этим сложно спорить: хотим мы того или нет, но живем мы просторно и уединенно — далеко от центра страны, в лесах. С долгой зимой и коротким летом. Со всем этим связаны и модели нашего поведения. Обсуждает ли кто-нибудь в Центральной России этичность и правомерность высадки кондуктором ребенка-безбилетника из транспорта? А для нас это актуально, ведь зима и холод.

По оценкам исследователей и гостей региона, социальные связи в нашем обществе даже в мегаполисах гораздо более тесные, нежели в любом другом месте с более теплым климатом. Оно и понятно — иначе в нашем климате можно и не выжить. Это лишь одна из характеристик сибирской региональной идентичности. Мы характеризуем себя сами как общность людей, ценящих природу, ощущающих свою связь с ней, что неудивительно, ведь она у нас пока еще есть. Из-за ощутимого воздействия неблагоприятных факторов региональная самоидентичность включает в себя и такой мотив, как преодоление: внутри общности он не так ощутим, но особо виден на контрасте, когда сибиряк попадает в другое региональное или национальное сообщество. Это наши высокая работоспособность и упорство, уникальным образом сочетающиеся с раннее упомянутым коллективизмом.

Сибирский «плавильный котел»
Еще одна черта, характерная для сибиряков, — толерантность к людям другой национальности. Сибирь исторически стала российским «плавильным котлом», где в пределах одной территории, населенного пункта и семьи смешалось столько разных национальностей, что порой самоопределение «сибиряк» выбрать проще, чем решить, кто мы, если папа — русский, бабушка — немка, а дед — татарин. В большинстве своем, говорят исследователи, мы значительно проще относимся к миграции. Мол, да пусть китаец женится на русской, пусть дети смешанные — все равно они будут сибиряками, рассказывали социологам в ходе глубинных интервью коренные русские сибиряки — дети немцев, украинцев, татар и белорусов…

Но самое, пожалуй, важное качество, рассматриваемое как ресурс для развития региона, по мнению исследователей сибирской идентичности, — это то, что мы как сибиряки в массе своей ощущаем себя хозяевами, а не временщиками. Это сравнительно редкое в современном мире качество позволяет людям объединяться для решения общих проблем — будь то отстоять Байкал или изменить планы застройки города. Исследователи обнаружили, что в основе сибирской идентичности лежат ощущение долгосрочной причастности и привязанности к месту своего жительства, заинтересованность в развитии региона и готовность в нем участвовать.

НОВОСИБИРСКИЙ ОПТИМИЗМ. Негласная конкуренция сибирских городов
Алла АНИСИМОВА, старший преподаватель кафедры общей социологии Новосибирского государственного университета, один из авторов монографии «Сибирская идентичность: предпосылки формирования, контексты актуализации»:

— Если говорить о том, как сибирская идентичность проявляется именно в Новосибирске, в одном из трех городов, где мы проводили исследование, то можно сказать о большей конструктивности новосибирцев. Они ориентированы на активное решение проблем методами самоуправления, на выстраивание равновесных отношений с федеральным центром.

В то же время иркутяне, например, скорее, находятся в сепаративных настроениях. Иркутск как исторический центр старой Сибири с определенной ревностью относится к новым ее «столицам» — Новосибирску и Красноярску, до сих пор болезненно переживая свою потерю «столичности». Для них, кстати, еще одним объединяющим фактором является Байкал как некий сакральный центр.

Омичи, как жители приграничья, не ощущают себя частью Сибири настолько, чтобы сосредоточиться на проблемах макрорегиона в целом. В их интервью звучал в основном сам Омск и его проблематика. В общем, по мнению одного из респондентов, города Сибири «повернуты спиной друг к другу» и разобщены.

В целом в Новосибирске более позитивное отношение к общесибирским проблемам и к будущему региона. Мы объясняем это хорошим социально-экономическим положением в мегаполисе. Более или менее решены проблемы с работой, образованием, у людей есть перспективы, что не может не вносить оптимизма в их восприятие жизни.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ. В ожидании будущего
Сергей СМИРНОВ, доктор философских наук, главный научный сотрудник НГУЭУ:

— Для того чтобы человеческий капитал в Новосибирской области развивался, нужно как минимум включить особый пункт в кипу разнообразных планов развития города и региона. Должна быть отдельная стратегия развития и капитализации человеческих ресурсов. Пока ее нет, а значит, и цели такой пока нет. Задача не в том, чтобы купить какое-то количество учебников, оборудования и повысить общее количество обучающихся, — нужно создавать инфраструктуру развития человеческого капитала в регионе.

Где наши школьники могут реально приобщиться к инновациям? Как студенты разных вузов могут взаимодействовать между собой? Сейчас студент НГТУ не может по какой-то отлаженной схеме поработать в лаборатории НГУ.

Нам самим нужно менять мотивацию для образования, самоорганизовываться, чтобы формировать реальный соцзаказ на настоящее образование. Как родители студентов и школьников относятся сейчас к образовательным учреждениям? Как к камере хранения. Они не включаются в процесс образования своих детей, а дети в массе своей разучились учиться.

Если говорить о подготовке кадров, то основной работодатель в Новосибирской области — это предприятия малого и среднего бизнеса. Им нужны хорошие кадры, но создать свои образовательные системы, корпоративные университеты им не по силам. Прецеденты взаимодействия вузов и предприятий есть, но все они построены на личной энергетике инициаторов — какой-то преподаватель вуза договорился с таким-то предприятием, не более того.

Для того, чтобы сдвинуть ситуацию с места, все же нужен заказ федерального центра, что возможно только тогда, когда будет принято реальное решение о развитии потенциала Сибири, воспринимаемой не как кладовая мира и ресурсная база, а как стратегический региона развития.

КУЛЬТУРНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ. Сибирское искусство как борьба с географией
Сергей САМОЙЛЕНКО, Сибирский центр современного искусства:

— Современное сибирское искусство есть, и я могу говорить именно о нем. Для него характерен острый актуальный отклик на события и ироническое отношение к действительности. Собственно, ирония и самоирония — это и есть то, что объединяет сибирских художников, и не только художников, но и литераторов. Корни я вижу в народной смеховой культуре, в традициях сибирского народного юмора. В основе современной сибирской культуры — анекдот, свернутая единица того самого юмора. Почему эта форма оказалась близка сибирякам? Может, потому, что в нашем климате шутить надо быстро, чтобы не успеть примерзнуть к лавке? Получается такая борьба искусства с географией и климатом. Цитируя Венечку Ерофеева, с его «климат суров, но справедлив», можно предположить, что современное сибирское искусство пытается таким образом смягчить и исправить эту суровость нашего климата.

А суровости как таковой в самом сибирском искусстве я не вижу — скорее сами художники, если говорить о них, используют образ «суровых сибирских мужиков»: что «Синие носы» с их нарочито брутальным юмором, что Василий Слонов с его топорами… Но это органичное проявление той самой самоиронии, о которой мы говорили.

Протестно ли сибирское искусство? Как любое другое искусство, оно может осмеивать художественными средствами нашу с вами действительность, в том числе и политику. Но является ли политическим сибирское искусство, в том смысле, в котором является политическим акционизм, например, группы «Война»? Однозначно нет. Это прежде всего художественное высказывание о нашей действительности, которое может использовать различные языки, в том числе и язык политики.

ЦИФРА
По данным Всероссийской переписи 2010 года, население Сибири составляет 19 254 миллиона человек