«Я работал, не выдумывая»

Писатель, журналист, фронтовик — о войне, о книгах, о себе

Так говорит о сути своего творчества Геннадий ПАДЕРИН, первый лауреат литературной премии имени Н. Гарина-Михайловского. В прошлом году наш земляк отметил 90-летний юбилей.

Геннадий Падерин приехал в Новосибирск из Забайкалья в 1939 году и поступил в институт военных инженеров транспорта. Здесь, в Новосибирске, в разгар студенческих лет застала его Великая Отечественная война. Сегодня мы, конечно, знаем: впереди у будущего писателя было много лет жизни, ярких событий, замечательных встреч, нашумевших книг. Но тогда, в далеком 1941-м, отправляясь на фронт с третьего курса института в составе добровольческой лыжной бригады, Геннадий Падерин не мог знать, что его ждет. Удастся ли вернуться?..

Всё было, как будто вчера
— Геннадий Никитович, осенью 1941 года вы вместе с десятью институтскими призерами областных лыжных соревнований отправились на фронт. Расскажите, как прошла первая фронтовая зима?

— Нас отправили в Карелию. С боями мы прорвались за линию фронта и на четыре месяца углубились в тыл врага. Жили в шалашах по шесть человек, костерки разводили внутри, небольшие, чтобы снаружи не видно было. И пока все дремали и грелись, протянув руки к огню, дежурный палочкой тихонько постукивал по рукам, чтобы не опускали их слишком низко и не обожгли. Спать приходилось мало, так что частенько засыпали на ходу, на лыжне. Если видишь, впереди человек шаг замедляет, значит, точно, заснул. Толкнешь его лыжной палкой в спину, и дальше пошли. Ночь мы обычно проводили в лесу, а на рассвете становились на лыжи и атаковали противника.

Поблизости находилось озеро, покрытое льдом. Сюда на маленьком самолете нам доставляли все необходимое: продукты, оружие, одежду. Самолет либо аккуратно приземлялся, либо сбрасывал «подарки» на лед прямо с неба, и мы чувствовали: о нас помнят. То, что мы делаем, важно, ответственно. На самолете и раненых вывозили — обкладывали химическими грелками, укрывали чем могли и на волокушах тащили до лагеря. Раненых никогда не бросали.

— Испытания не для слабохарактерных… Тем более что зима 1941 года, по воспоминаниям фронтовиков, была суровая.

— Да как вам сказать? Не очень. Около тридцати градусов ниже нуля. По мнению ребят-сибиряков, вполне нормальная погода. Хотя, конечно, находиться на свежем воздухе круглые сутки четыре месяца, ночевать у костров было трудновато. К тому же получилось так, что мы, пробиваясь в Карелию, очень торопились и по дороге избавились от полушубков: побросали теплую одежду в снег и ринулись в атаку! А потом уже было поздно, кто-то нашими полушубками успел распорядиться. Так мы и остались налегке среди карельских снегов. Спасались телогрейками, грелись у огня… Это, конечно, была хорошая школа.

— Как разворачивались события с наступлением весны?

— Когда начало теплеть и снег раскис, мы вышли к своим. А там уже переформировались и под Воронеж. А потом, в конце лета, в Сталинград. Нас перебрасывали по ночам, чтобы враги не засекли. Под Сталинградом шли тяжелые бои. Немцы бомбили наши позиции почти беспрерывно — до нескольких сотен налетов в день. После ожесточенных сражений иногда удавалось получить передышку, чтобы увезти раненых, собраться с силами. Во время одной такой передышки наш командир батальона «отдыхал» на хирургическом столе и разговорился с врачом-хирургом. «Доктор, у вас есть дети?» «Есть, — отвечает доктор. — Двое сыновей». «Как зовут?» — «Геннадий и Николай, и оба на фронте». Слово за слово, и комбат рассказал отцу, что я сражаюсь в его батальоне, который находится совсем недалеко от медсанбата. Отец, конечно, как только смог, нашел меня, и это была незабываемая встреча на фронте.

— На тот момент вы давно не виделись с отцом?

— Давно. Перед началом войны я учился в Новосибирске, затем воевал в Карелии. А когда мы свиделись, получили возможность провести вместе целый вечер, отец мне и говорит: «Постарайся, сынок, чтобы тебя не ранили, а если ранят, то просись ко мне в санбат…»

Конечно, я пообещал стараться, но война есть война. Через несколько суток меня подкараулил немецкий снайпер и снял пулей, прострелив бедро. В итоге я, обезноженный, все-таки попал в санбат — прямиком на операционный стол. Правда, не к отцу, а туда, где оказалось ближе. Ногу мне взяли в гипс и отправили вместе с другими ранеными по железной дороге в тыл. Несколько суток мы ехали до Ленинска-Кузнецкого, где нас определили в госпиталь.

В госпитале было тесно. Меня уложили рядом с другим солдатом, голова к голове. И так мы провели целых четыре месяца: лежали, разговаривали, соприкасаясь затылками, не видя друг друга в лицо. Оба были в гипсе. А когда нас немного подремонтировали, когда мы наконец смогли передвигаться, вот тогда и увиделись. И познакомились по-настоящему. Хотя к тому моменту по рассказам, кажется, знали друг о друге всё, что можно.

Рождённое жизнью
Ранение разрывной пулей оказалось тяжелым: Геннадий Падерин перенес несколько операций и провел в госпитале около десяти месяцев. А когда вернулся в Новосибирск, занялся журналистикой. Хочется привести небольшой фрагмент из рассказа Геннадия Падерина, в котором говорится об ответственности человека за свое дело, за свое слово:

«...Ты пишешь книгу, и книга эта — документальная. Ты пишешь и постоянно помнишь: твои герои — люди, взятые из жизни, взятые вместе с их подлинными именами, с их адресами, с их родными и знакомыми. Ты пишешь и знаешь: твоим героям может навредить даже самая махонькая неточность, невнимательность с твоей стороны, могут навредить в одинаковой мере и недосказ, и пережим, чрезмерная перчинка и неумеренное подслащивание, избыточная откровенность и не высвеченный факт… Ты пишешь, а внутренний редактор сидит возле кнопки какого-то нашептывающего устройства и время от времени включает запись:

— Жизнь — не киносъемка, в ней дублей нет. Здесь сразу все, без прикидки, без черновика — набело!»

В качестве журналиста Геннадий Падерин исколесил всю Россию, побывал в Китае. Впечатления от увиденного, жизненный опыт — все накопленное способствовало развитию писательского творчества.

— Геннадий Никитович, когда вы перечитываете произведения прошлых лет, не возникает желания что-либо изменить, дополнить?

— К сожалению, а может, к счастью, время летело быстро. Надо было двигаться вперед, и не всегда была возможность перечитывать старое. К тому же я работал, не выдумывая. Все брал из жизни — героев, судьбы, характеры. И впечатления от пережитого переходили в книги. Не только статьи для журналов и газет, но и большие художественные вещи, которые я писал, рождались из жизни. И переписывать что-либо желания не возникало, потому что каждая из книг рождалась в свое время.

ДОСЛОВНО
Петр МОРЯКОВ, поэт:
— Я познакомился с Геннадием Падериным вскоре после войны, когда он пришел с фронта. С тех пор я приковался душой к его творчеству и не ошибся в его таланте, в его доброте. Большую радость доставляли мне поэтические находки Геннадия Никитовича. Помню, меня поразил очерк, в котором рассказывалось о тренировках в водной стихии. Герой очерка сидел на берегу, смотрел на реку и наблюдал такую картину: река сердилась, была белая от злости, вся вывертывалась наизнанку… Это же надо было такой образ найти, что он стоит у меня в памяти спустя годы! Когда я выпустил книгу стихов «Речь ручья», Геннадий Никитович написал к ней предисловие, строки, которые многое говорят о нем самом: «Мы черствеем день ото дня. Это обусловлено самим ходом исторического процесса, в который вовлечен против воли каждый из нас. Мы черствеем, да, но, к счастью, не все. Не повсеместно. Время от времени обнаруживаются счастливые исключения, при встрече с которыми в душу неожиданно проникает лучик солнца, и, споткнувшись об него, вдруг начинаем понимать: мир прекрасен!»

СПРАВКА
Геннадий ПАДЕРИН родился 22 декабря 1921 года в селе Кудара (Кабанский аймак, Бурятская АССР). Автор книг «На лезвии риска», «Шахматы из слоновой кости», «С общим мнением не согласен…», «На крутизне поиска», «В зоне неизведанных глубин», «Были лесной сказки», «Вверх по реке времени», «Русский шрам», «Обвиняемый — страх». Произведения писателя переведены на многие языки Европы и Азии. Особое место в творчестве занимает документальная проза, посвященная людям науки. Награжден пятью орденами Родины. Живет в Академгородке.