Дед Егор и его самолёт

Необычным человеком слыл Егор Муравьев. Решительным настолько, что порою, как втихую поговаривали соседи, даже чересчур. В Сибирь он перебрался из Чувашии — на вольные земли по столыпинской реформе. Сам работал споро, жену Татьяну выбрал под стать, детей нарожали — и сынов, и дочек — на радость и в помощь. Словом, крепко жили. Пашня, скотина, пасека — всё было.

Казалось бы, живи себе в своей таежной Хохловке да береги, приумножай свое добро, какое дело тебе до соседской голытьбы? Егор Муравьев таких вопросов не понимал. В гражданскую командовал партизанским отрядом, а вернулся домой, огляделся — давайте по-новому жить, мужики! И стал Егор Муравьев начинателем и председателем одной из первых сибирских коммун. И скот свой отдал в общее хозяйство, и земельный надел, и ульи с пчелами. Так решил и ни минуты не сомневался, не говоря уже о том, чтобы жалеть. О коллективизации и колхозах тогда еще и речи не было. Просто уверен был Егор Васильевич — только так и нужно жить.

Так и жил — по своей вере в великое право каждого поднимать и обустраивать свою страну. Коммуна со временем стала колхозом «Таежник» (позже «Красный пахарь»), а Муравьев — колхозным пасечником.

Великая Отечественная застала Егора Васильевича уже при внуках. Призыву не подлежавшим. А вот сын его и тезка Егор Егорович к тому времени уже служил срочную, и младшего, Поликарпа, тоже проводили в армию. От письма до письма жили в военные годы Муравьевы. Радовались каждой весточке, но какими горькими были иногда свернутые треугольником строки…

— Ох, ранили Егорушку! — причитала Татьяна Николаевна.

— Не реви, пишет же, что уже поправился, снова воюет, — успокаивал жену Муравьев.

«Лютует, батя, фриц сильно. Вы даже не можете представить, что от сел и деревень после фашистов одни печные трубы да головешки остались…» — дед Егор перечитывал письмо сына и в который раз тяжело задумывался. Эх, если б помоложе был!

Работал он в первые годы войны, когда еще не повернула она на Победу, остервенело, до изнеможения. За шестью с половиной десятками пчелосемей один смотрел — это только в колхозе. Да своя пасека… Да подворье… Чтобы не оставалось сил думать об оставленных городах, попавших в окружение дивизиях, о почтальоне, ожидая которого холодели от ужаса хохловские бабы…

Лето 1942-го выдалось как будто по заказу на хороший медосбор. От колхозных пчел накачал Егор Васильевич почти 23 центнера меда. В три с лишним раза перевыполнил план! За то и получил 850 трудодней и премию — медом, как в те годы водилось. Ох и радовались дочки и внучата. Думали, подсластит им дед Егор голодную военную житуху.

— Дед Егор очень добрый был. Помню, когда меня старшие сестры за какую-то шалость веревками отлупили, он часа полтора меня успокаивал. Но главной в нем была какая-то высшая доброта, которая не по щепотке на каждого, а полной горстью на всех, — вспоминает внук Егора Васильевича Николай Миронович Гаврилов.

— Он в тот год не только на колхозной, но и на своей пасеке много меда собрал. А потом, уже осенью, поехал вместе со своей дочерью Марией, маминой сестрой, в Новосибирск на рынок и весь мед продал. И все, что выручил, на следующий же день отдал в Фонд обороны на покупку самолета. Все сто тысяч рублей — огромные по тем временам деньги. Специально к секретарю обкома Кулагину ходил, чтобы сделать всё как можно быстрее. Дед в тот день всю страну, Родину спасал и нас вместе с ней. Сыновьям помогал воевать и побеждать. Мы голодали, но Победа была важнее.

«Медовых» ста тысяч хватило на легкий самолет-бомбардировщик У-2. Переживал, конечно, дед Егор, что не получилось у него купить танк — сыновья-то в пехоте. Но копить, тянуть время не захотел. Решил и за день сделал. С неба сынам помощь тоже потребуется. И всё!

В декабре 1942-го Егор Васильевич провожал свой бомбардировщик с авиазавода на фронт. Сам выбрал самолет и нарек его «Таежником». На борту, как гласит семейная легенда, написал: «Дорогой Красной Армии от колхозника Егора Муравьёва».

Редкое счастье выпало Егору Васильевичу и Татьяне Николаевне — оба сына вернулись с войны. Отсмеялись, отплакали, отцу спасибо сказали за «поддержку с воздуха», и за работу. Прошла война — и прочь её, мир на земле… И вдруг в небе над селом знакомый каждому окопному солдату грозный гул. Ого, да это к нам! Вся деревня сбежалась смотреть на крылатую машину — никогда раньше в Хохловке самолеты не садились. А летчик на землю спрыгнул и спрашивает о Егоре Васильевиче Муравьеве. Познакомиться хочет с человеком, который бомбардировщик для него на фронт отправил.

Тогда-то и узнал старый пасечник, что досталась его крылатому боевому подарку короткая, но яркая судьба. Участвовал «Таежник» в боях за Сталинград, был сбит, но летчику повезло остаться в живых и воевать дальше — на таком же У-2, как «Таежник». На нем и в Хохловку прилетел. До последних дней вспоминал дед Егор, как посадил его летчик в самолет и «прокатил» над деревней… Хорошо! Жаль, что не дожил он до февраля 1959-го, когда в День Красной армии областной военком вручил Татьяне Николаевне диплом первой степени «Семье советского патриота Егора Васильевича Муравьева, отдавшего свои сбережения 100 000 рублей для приобретения боевого самолета в Великую Отечественную войну в дни героических боев за Сталинград», и приписка: «Родина этот подвиг сохранит в веках».

Необычным все-таки человеком был дед Егор. Не понимали многие его щедрости к Родине и при жизни, а теперь и подавно. Такие деньжищи отдал, а что получил взамен — грамотку, и ту после смерти? Не понял бы такого вопроса Егор Муравьев. Он мирный мир получил, живых сыновей, спокойный труд на общей земле. Детям дал «грамотность», внуков уму-разуму научил. И маленький его праправнук Егорка Гаврилов родился в непобежденной стране. Разве это всё не дороже денег?