Когда собственные дети — инопланетяне

За день до повторного «Показа» в программе «Школа — жизнь?» несколько взрослых активно обсуждали темы подростковой жизни, ее соотнесения с сериалом, поднимали вопрос, нужно ли такое показывать…
Таким образом, товарищи взрослые обсудили все: от системы нынешнего образования до детской неустойчивой психики. И… ни к чему не пришли.

«Все умрут, а я останусь», — аппетитно хрустит салатом с бабушкиного поминального стола девочка-девятиклассница. Обращается она не к кому-нибудь, а к собственным родителям. До этой триумфальной фразы она предварительно послала их на три буквы. Каждого. По отдельности. Не обидела, так сказать, не обделила вниманием ни одного родителя.

Тушь размазалась по симпатичной, но изрядно расцарапанной мордашке, одной рукой держится за живот: еще бы, двадцать минут назад его хорошенько отпинала старшеклассница! Но самое главное, что героиня всем этим довольна. Она показала, что сильная. Показала свою мощь всем — родителям, учителям, одноклассникам, парням, всему миру. Вот такая незатейливая и довольно мрачная самоцель…

В принципе те же характеры мелькают и в сериале Германики. А ведь именно этот настрой нынешней молодежи взрослым товарищам тяжелее всего понять: заставить, чтобы тебя избили, пойти против всех правил.

Против чего бастуем?
В обеих передачах говорили: вот мы в советские времена против чего-то «бастовали»: против мер режима, против политики, а эти против чего? «Чего им не хватает?» — восклицали взрослые, безнадежно всплескивая руками. Они постоянно намекали на то, что герои сериала и кино какие-то ненормальные….

Так, одни решили, что показывать картины Германики подросткам нельзя. И не просто нельзя, а строго воспрещается. А то станут такими же психами, как юные героини паранормальной киноленты или добрый десяток персонажей из сериала. Другие высказались примерно так: ничего такого особо опасного в показе нет.

Я же самым страшным посчитала другое: паранормальными в этой ситуации являются сами взрослые, собравшиеся в студии, — и в одной передаче, и в другой. Но особенно отличились те, что участвовали в программе «Школа — жизнь?» У самих дети — ровесники героев. А они не знают, что творится в головах собственных детей. Да и не в голове дело — тело растет, органы, мозг не справляются с таким огромным объемом информации, которую нужно переварить и распределить в нужные кастрюльки. А во время этого «кухонного процесса» господа взрослые (не все, конечно) ходят над своими дитятками и слезы льют, мол, что делать? А вдруг вены порежет? Или утопится в ванной? Возраст же такой… А ещё вдруг да посмотрит сериал Гай Германики?! Ужас!...

Валерия Гай Германика в одном из интервью хорошо высказалась на эту тему: мол, я показала в сериале психологию и жизнь подростков, то, что их не понимают, не понимают, как они одиноки и как им трудно наедине со своими возрастными проблемами…

И я сразу вспомнила себя в старших классах школы. Благо, у нас с режиссером школа была примерно в одни годы. Поэтому я и мои ровесники (плюс-минус пару лет) понимаем, о чем она сняла и фильм, и сериал. Мы ностальгируем. Рефлексируем. Да переживаем все заново.

Пусть нынешние подростки другие, но бастуют-то они против того же. Против того, что так не нравилось и тем взрослым, которые собрались в студии «Первого канала». Которые забыли, как все было на самом деле, и минут десять убеждали зрителей, что в их молодость в школах не курили, сексом заниматься не хотели, к учителям не придирались…

Наверное, и кнопки на сиденья не подкладывали, и кабинет химии не взрывали? Может быть. Интересно только, каких пионеров Борис Грачевский показывал в старых выпусках «Ералаша», — капиталистических?

Правдивая школа
Фильм («Все умрут…») снят хорошо: камера показывает нам жизнь трех девятиклассниц словно глазами четвертой. Камера то оказывается близко к лицу плачущей девочки, что можно протянуть руку и стереть слезинки, то неровно пошатывается при ходьбе, когда пьяный (или обкуренный) подросток ищет дорогу домой… Сериал «Школа» сделан по такому же принципу, словно документальный фильм. Нет чисто киношного освещения, вышколенного текста, герои говорят, запинаясь, захлебываясь, не так стилистически и орфоэпически верно, как персонажи в других — обычных — фильмах. Действительно, и камера, и диалоги, и внешний вид подростков создают у зрителя ощущение реальности.

(Именно это нужно взять на заметку создателям сериала «Барвиха». Он, конечно, тоже очень хороший, интересный, некоторые серии смотрятся на одном дыхании. Но во время просмотра нас не покидает ощущение, что ты смотришь сериал про американский колледж.) Но именно «Школа» действительно дает нам возможность вернуться в стены, где ты проучился 10 лет: те же ситуации, те же одноклассники, учителя. Как это ни страшно признавать взрослым, это недавняя жизнь моих ровесников и… Валерии Гай Германики. (Именно из-за этого создается ощущение, что ты сейчас не кино смотришь, а документальный фильм под названием «Вот так делать не надо».)

Камера — невидимый друг девочек, поэтому она имеет полное право лицезреть все их манипуляции. Что нам и интересно…

Важно, что эта, «четвертая», не только камера. Это, главным образом, режиссер. Как-то в интервью Германика сказала, что эти три девочки — это она сама. Режиссер просто взяла и разделила себя на три части. И сняла про них фильм. Когда она снимала сериал, режиссер разделила себя на более «мелкие части».

Если хочется все-таки поговорить о качестве тех лент, которые снимает Германика, пожалуйста. В фильме «Все умрут, а я останусь» есть столько моментов, которые заслуживают нашего, зрители, внимания, нашего обсуждения. Например, отец девочки бьет ее, когда она смотрится в зеркало и примеряет на пупок сережку. Ой, плохой папа. А как он одет? Какая у него прическа? Посмотрев на него, понимаешь, что в годы юности папу тоже били — за прическу, за стиль, за антисоветчину во внешнем виде…

Передача, посвященная «Школе», и темам, с ней связанным, закончилась цитатой из «Подростка» Федора Достоевского. Мне вспомнились слова из другой его книги: «Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть».

И, конечно, жаль, что взрослые, так яростно отрицающие творчество молодого режиссера Валерии Гай Германики, увидели в ее (и наших!) воспоминаниях только мрак и одну черную краску. Напрасно — там много теплого, светлого, лиричного. Всмотритесь внимательно. Как в глаза собственного ребенка.