Не по мне роль наблюдателя

Иван Аничкин отмечает 70-летие

Это было недавно… Это было давно… Иван Аничкин, Николай Харитонов, Анатолий Манохин

На протяжении нескольких десятилетий Иван Аничкин избирался депутатом. На его глазах произошло крушение старого «советского мира» и полное драматических событий становление нового. Подчас люди, попавшие в «жернова истории», меняли свои убеждения неоднократно. С Иваном Степановичем, как он считает, ничего подобного не произошло. И сегодня, когда ему исполнилось 70 лет, он оглядывается назад и говорит, что честно прожил все эти годы.

— Иван Степанович, вы так много раз были депутатом, что это стало почти «легендой». Видимо, по этому критерию ни один из политиков нашей области с вами сравниться не может?

— Да, я действительно избирался больше, чем кто-либо из жителей нашей области. Был депутатом райсовета, горсовета и облсовета еще во времена Советского Союза, был народным депутатом РСФСР, а потом — два созыва в Государственной думе.

Хотя, когда все это перечисляют, создается впечатление, что я всю жизнь «депутатствовал» и больше ничего не делал. А ведь я прошел очень большую школу на производстве. Отслужив четыре года на флоте, я поступил в харьковский институт и закончил его, входя в состав самой первой группы студентов, чьей специальностью была промышленная электроника.

Потом, приехав в Новосибирск, стал мастером цеха. У нас стояла японская технологическая линия, уже в те времена «напичканная» электроникой, и она постоянно из-за наших условий ломалась, приходилось идти на поразительные ухищрения, чтобы на отечественных запчастях и аналоговых деталях заставить такую технику работать. Было сложно, но невероятно интересно.

И в этой промышленности я прошел весь путь от мастера до генерального директора производственного объединения. Решать приходилось очень много вопросов не только по работе завода, но и по «социалке» — мы в советские времена строили у себя детские садики, профилактории, жилые дома… Что касается избрания депутатом: горсовет, райсовет, облсовет — тогда это было нормально для руководителя крупного предприятия.

А вот в общероссийский законодательный орган я пошел, когда в стране началась затеянная Горбачевым перестройка. Мне на самом деле казалось: там я помогу сберечь все, что мы создавали так долго, от окончательного разрушения….

— Вы ведь — автор довольно внушительного числа законов?

— Я этим занимался в основном, когда был избран в Государственную думу. Если быть точным, то я автор 35 законов. Из них 19 прошли голосование и были подписаны президентом. Среди них я бы упомянул тот, который гарантирует на предприятиях и в других организациях первоочередность заработной платы по сравнению с другими выплатами, которые нужно сделать.

Этот закон очень помог людям — ведь раньше можно было сначала отдать все деньги, положенные по исковым требованиям, по налогам и т.д., а рабочим выдать заработок в самом конце. Мы изменили данную ситуацию. Хотя дебатов было очень много, даже были обращения в Конституционный суд.

— Иван Степанович, вы видели, как происходил конфликт Верховного Совета и президента Бориса Ельцина в 1993 году… Так называемый «путч».

— Да, мы получили приглашение вылететь в Москву и принять участие в работе X съезда Совета депутатов РСФСР. Этот съезд должен был подтвердить решение Верховного Совета о том, что Ельцин нарушил Конституцию и его следует отстранить от власти. Это подтвердили и Конституционный суд, и наш съезд, по закону того времени — высший орган власти в стране! Так что не было никого «конфликта» — президент просто незаконно захватил власть!

Когда мы приехали, сразу почувствовали, какая в Москве царит атмосфера. Даже в гостинице «Россия» нас поселили не как депутатов, а просто по паспортам, чтобы сразу не нашли… За два дня наш съезд поддержал на своих заседаниях Верховный Совет. Можно было отправляться домой, но некоторые депутаты, в том числе и я, остались. Видели, как в здании Совета отключили телефоны, свет, воду, канализацию, и работать вечером приходилось при свечах. А 27 сентября здание оцепили, и тех, кто там не ночевал, уже не пустили внутрь.

На улицах возникали довольно кровопролитные побоища, в которые я сам не раз попадал. Помню, как во время демонстрации на площади ОМОН начал «клиньями» расчленять толпу, разбивать ее на такие «полосы». И новые группы омоновцев все «вклинивались» и «вклинивались», а потом начали сдавливать. Просто ужасно, шли стеной с двух сторон со щитами и дубинками, люди падали под ноги, их просто топтали. Меня сдавили так, что чувствую — кости трещат, еще немного, и все — отключусь. Я каким-то усилием невероятным прорвался…

Вышел на Садовое кольцо, смотрю, там баррикады строят из столбов каких-то, киосков и прочего. А потом появились такие крепкие ребята в спортивных костюмах и на удивление слаженно начали действовать. Остановили троллейбус, просто встав у него на пути, выкинули из кабины водителя, разогнали пассажиров и просто развернули эту махину, перегородив движение. А метрах в ста спокойно стояла машина милиции, словно оттуда наблюдали. Я уже тогда подумал — провокация какая-то. И точно — через пару минут спортивные ребята куда-то исчезли, зато примчался ОМОН, и всех дружно погнали, как скот (действительно — как скот)… В другой раз в метро нас так же подталкивали уже автоматами курсанты внутренних войск. Мальчишки, у самих лица растерянные, а за ними бегает их подполковник и все орет: «Вперед, вперед…».

Вместе с Николаем Рыжковым: позиция одна

А сам расстрел здания Верховного Совета из танков я видел по телевизору, уже из Новосибирска. Я очень рад, что в те очень тяжелые дни и наш областной Совет, и Виталий Муха нашли в себе мужество и поддержали решение нашего съезда.

— Наверное, у вас было немало интересных встреч? Кто наиболее вам запомнился? Какие ситуации?

— Что касается ситуаций, я, например, помню, как в 1991-м первый раз выступал на съезде, будучи народным депутатом РСФСР. Тогда, если вы помните, все боролись с «привилегиями», начиная с самого Бориса Николаевича. А я прочитал, что они написали в новом законопроекте о статусе депутата: какие права, зарплаты, машины. Такого на моей памяти даже народные депутаты СССР никогда не имели.

Я вышел к микрофону, говорю: что же это такое, товарищи, вы же сами были против всего этого и т. д. Когда закончил — такие «жидкие« аплодисменты в некоторых местах зала прозвучали. Зато как потом на меня «депутаты-демократы» окрысились. Один даже подсел и спрашивает: «Ты кем работаешь?» Я ответил: «Директор завода». А он: «Ясно, у тебя и так все это есть». Мол, у самого все есть, а еще и другим, сволочь, мешает получить…

А люди… Мне очень запомнился Святослав Федоров — действительно замечательный человек. Очень запомнились Фидель Кастро и Гейдар Алиев, умнейшие люди и великие вожди. Я в Госдуме возглавлял группу по работе с парламентом Азербайджана, не раз бывал в этой стране. Однажды даже попал в довольно странную ситуацию. Мы приехали с делегацией, побывали в некоторых местах, в том числе в Карабахе на территориях, ставших «спорными». При нас там даже стреляли орудия. Вернулись в столицу Азербайджана ночью. А там какое-то столпотворение, все взбудоражены…

Оказалось, наш известный российский депутат, председатель думского Комитета по обороне генерал Лев Рохлин где-то в статье вдруг объявил о поставках российского оружия Армении, негласно воюющей с Азербайджаном. По сути, Рохлин «подставил» нашу делегацию. Меня попросили утром выступить перед парламентом Азербайджана и дать объяснения…

Я не спал, готовился, но утром вполне нормальную речь произнес о том, что надо перепроверить эти данные, и обещал поговорить с Рохлиным обязательно. Позже Алиев пригласил меня к себе, там собралась вся их пресса, но надо отдать должное азербайджанскому президенту, он моментально пресекал любые выпады, которые могли нас как-то дискредитировать.

По приезде я, конечно, спросил у Рохлина: «Лева, ты же знал, что мы там в это время находимся, зачем так надо было поступать?» Он улыбнулся: «Я же правду сказал». Такой человек он был, вряд ли можно его осуждать за это.

— У вас нет желания еще раз попробовать стать депутатом?

— Нет, и дело вовсе не в возрасте. У меня прекрасная память и высокая работоспособность. Но люди стали другими, и сами «правила» изменились. Я привык работать творчески, сам писать законы. А сейчас это никому не надо. Один отдельно взятый человек ничего не способен решить в той же Государственной думе. И все результаты любого голосования известны заранее, оно стало простой формальностью. А роль наблюдателя или, тем более, статиста мне никогда не нравилась…