Пираты Обского моря от 12.04.2008

— Хочешь, — предложил мой старый приятель, — расскажу тебе о том, как еще в начале 90-х я чуть не стал богатым?

Мы обычно вместе ходим в баню. Летом топим на даче, а зимой этот блаженный процесс переносим в город. За многие годы облазили весь Новосибирск. Где мы только не парились! От некогда заводских бань в Дзержинке и на улице 25 лет Октября до Первомайки и Бугринки! Если бы существовал такой туристский маршрут «Бани города на Оби», мы легко могли бы быть гидами. Впрочем, от многих бань остались одни воспоминания. И никакая сауна не в состоянии восполнить душевную брешь, пробитую эпохой комфорта. Вот и сейчас мы сидели в просторном холле бань около «Вторчермета» и блаженствовали, потягивая пиво и разглядывая гигантскую, чудом уцелевшую в стиле поп-соц-арта картину, изображающую достойный отдых трудящихся на берегу Обского моря.

— Валяй, рассказывай, — согласился я, — тогда многие этой дурью маялись и предполагали, что богатство — это просто руку протянуть…

— Вот-вот! Нет, стать богатым — это прежде всего надо сделать шаг… Притом туда, откуда нередко не возвращаются в прямом и переносном смысле слова! Кандидат в бизнес проходит некий кастинг, тестирование: годен или нет? И очень многие этого шага не выдерживают! Короче, дело было так…

И коллега рассказал мне весьма поучительную историю.

У него был давний школьный товарищ Пашка-Роден. Отношения поддерживали из традиционной вежливости. Но вот однажды Павел появился в его полуподвале, как он выразился, по важному и срочному делу. Полуподвал располагался на краю Заельцовки, где коллега, выложив за не первой свежести импортный станок цветной печати все собранные с родных и друзей деньги, надеялся хорошо заработать на многочисленных новых изданиях. И все это гордо называлось ООО «Парус» (не путать с одноименным криминальным фондом). Почти с порога он предложил моему приятелю альтернативный, так сказать, план обогащения.

Они вместе, под имеющуюся собственность, поручительство и, в основном, надежду, берут крупный кредит, оптом закупают энное количество водки (помните этот золотой период самопала, когда его продавали в каждом киоске?), везут на судне вниз по течению Оби, туда, куда еще не добрались ушлые ребята, сбывают мелкими партиями в сельские магазины и выручкой набивают карманы на всю оставшуюся жизнь. По цифрам выходило красиво, черт побери!

Пашка уже слетал в низовья Оби на разведку. Все будет о`кей: от буровиков, которые на время остались без работы и без ОРСов (отделов рабочего снабжения), до коренных жителей, исключая староверов, — всех мучит жажда. Ее нужно утолить.

Заманчиво. Рассуждения о спаивании населения и легкие сомнения в законности и моральной стороне дела были приглушены. Этот отборочный тур я прошел довольно легко. В те годы не то что можно было, но и поощрялось практически все, что давало возможность быстро разбогатеть. Вперед!

Но прежде чем плыть вперед, то есть вниз по Оби, нужно было сначала сделать загогулину и вернуться на теплоходе вверх, в Камень. Судно нашли быстро, они сплошь торчали на приколе без дела. Наняли охрану и «пошли», как выражаются моряки, в Камень-на-Оби. «Загогулина» нужна была только потому, что там, в Камне, было безопаснее и легче договориться с производителями нелицензированной водки. В нужное время были на месте. За ночь набили прогулочный теплоход картонными ящиками с «товаром» под завязку — от трюмов до подсобных помещений. И уже к полудню, рассчитавшись в прибрежном ресторане с поставщиками, вырулили на курс вниз по течению.

До Новосибирска предстояло плыть часов шестнадцать-весемнадцать, там берем на борт усиленную охрану уже с автоматическим оружием, и — да здравствует Эльдорадо! (Или Страна дураков с известным полем, где Буратино денежку закопал.)

Тут необходимо сделать одно отступление, чтобы два слова сказать о Пашке-Родене. В школе он никогда особенно не высовывался и никакими способностями не отличался, хотя был явно не глуп. Еще в золотую пору всеобщей и окончательной победы социализма он в него верил слабо и искал способ по-настоящему заработать. Начинал простым рабочим на заводе химконцентратов (там платили намного больше), потом переключился на мебельный магазин и параллельно приторговывал на Богданке вошедшим в моду «планом», легким наркотиком.

Никогда ни в каких аудиториях замечен не был, но конце 80-х на одном из традиционных собраний нашего выпуска сказал, что закончил юрфак. Ну, закончил и закончил, никто докапываться не стал. И одним из первых в Новосибирске — видно, образование позволяло — он организовал производственный кооператив. Продукцию кооператив выпускал, естественно, лицензированную: это был пластиковый брелок с металлонапылением, призванный высасывать из организма всякую дрянь и аккумулировать жизненную энергию. Не знаю, носил ли он сам близ сердца эту ерундовину, но энергии у него было на троих. И, видимо, на пике ее очередного всплеска я ему и понадобился. А кличка Роден к нему прилипла со школьной скамьи. Не знаю уж почему, но Пашка любил изображать глубочайшую задумчивость, опершись на локоть. Точь-в-точь как роденовский Мыслитель.

По расчетам, к рассвету следующего дня мы предполагали быть в Новосибирске. Днем выспались. А ночью в темноте — так уютнее — сидели на носу теплохода в баре с открытыми дверями, курили и мечтали под звездами каждый о своем Рио-де-Жанейро. Судно шло тихо — груз был драгоценнейший. Река постепенно переросла в Обское море. По далеким уже берегам мелькали огни, но на воде было совершенно пусто, прохладно, даже рыбацких костров не видно.

Когда в самом широком, пожалуй, месте водохранилища гирляндой светлячков замаячила ОбьГЭС, от берега слева наперерез теплоходу, судя по огням, помчались две лодки.

Некоторое время Пашка заинтересованно наблюдал в бинокль за движущимися огнями. Потом сходил в рубку к капитану теплохода. А когда лодки делали круг около судна, словно удостоверяясь, что это действительно мы, он дал мне тугой черный портфель и велел спрятать в каюте.

Матрос крикнул с теплохода в рупор, чтобы «ребята не безобразничали на воде». В ответ «ребята» потребовали остановиться, «да без сирены, мать вашу, а то хуже будет!..»

Трое с лодок вскарабкались на корму — там борт пониже — и, пройдя на нос, деловито потребовали включить свет в баре. Уже при свете Пашка отрицательно покачал головой в ответ на вопросительный взгляд охранника.

Все было до неприличия прозаично. Никакого налета романтики. И два автомата, и серые от усталости лица ночных гостей. Только старший из них отдавал команды все-таки с надрывом, и лично мне срочно захотелось в туалет. Не привык я к такому обращению.

— Накладные и вообще все бумаги! — скомандовал старший из них, сразу вычислив Пашку.

— Сходи! — сказал мне Пашка. — Он принесет! — пояснил старшему.

Это сейчас мне смешно вспоминать, а в ту ночь я в первый и, надеюсь, в последний раз шел под дулом автомата в каюту. Попросил разрешения заглянуть в туалет. Тот, что с автоматом, понимающе хмыкнул. Принес портфель.

Пашка выложил на стол несколько пачек «капусты».

— Берите, так-то лучше будет!

— Спасибо, возьмем! Но бумаги и печать вашу гребаную — тоже на стол!

Пашка молча подписал и проштамповал указанные бумаги.

— А теперь скажи капитану, что курс на Сапожок!

В серости утра мы уже действительно различали, что находимся где-то в районе поселка Борового и острова Сапожок. Подплыли к острову, бросили сходню, и нам вместе с нашей обезоруженной охраной посоветовали спокойно посидеть у костра до обеда, а там появится кто-нибудь из рыбаков.

У костра я спросил Пашку, почему он даже не пытался сопротивляться.

— Я — не самоубийца! — коротко ответил он. — Нас кто-то хорошо и продуманно подставил. Ничего, все еще только начинается!

Про себя же я решил, что для меня все на этом закончилось. Свобода пересчитывать пачки купюр была далеко от настоящей духовной свободы.

В бинокль было видно, как теплоход причалил к берегу у Борового. Рыбаки хорошо знают это место с дощатым настилом. В сопровождении двух или трех легковушек вскоре с шоссе подошли две фуры, и началась обратная перегрузка. Думаю, объяснить любопытствующим представителям местной власти, когда у тебя документы в порядке, откуда груз и почему его перегружают в машины, не составляло труда. Мы издали молча наблюдали, как разрушается наша мечта. Сотовых телефонов в то время еще не было. Да если бы даже и были…

К вечеру на берегу вновь замелькали люди. Вскоре к острову пошел катерок. Прибыла целая ватага отдыхающих. С собой они, кроме еды и выпивки, притащили виндсерфинг и с ходу, несмотря на холодную воду, начали с энтузиазмом осваивать.

Пашка договорился с хозяином катера:

— Что мы вам тут глаза мозолить будем? Я хорошо заплачу, подбросьте нас сразу до шлюзов!

И катер зарычал в сторону ОбьГЭС.

Это было не очень веселое путешествие. Я потерял все и плюс влез в долги на несколько лет. Свой отборочный тур кандидатов в богатые явно с первого раза не прошел. А Пашка держался молодцом, хотя, я знал, его потери были намного, в разы больше.

Чтобы выпутаться из долгов, мне пришлось расстаться с полуподвальной типографией. А также с машиной, гаражом и дачей. Довольно долго после случившегося я живо представлял себе, что запросто мог тогда стать кормом для рыб. И желание заняться каким-либо бизнесом у меня даже не возникало.

— С тех пор и живу пролетарием интеллектуального труда, — заключил мой друг свое повествование.

— А что сейчас с Пашкой? -спросил я.

— О-о! Еще несколько лет назад это был весьма уважаемый человек! Сидел в президиумах бизнес-собраний, содержал небольшой популярный ВИА, открывал биеннале, пару раз баллотировался даже в Думу, но чего-то и ему не хватило…

— А дальше?

— А сейчас неподалеку от центральной аллеи Заельцовского кладбища стоит белая полированная плита, а на ней барельеф из черного мрамора — тот самый роденовский Мыслитель. Надолго задумался о судьбах нашей Родины…