В начале шестидесятых в Новосибирске было традицией издание ежегодных кассетных сборников сибирских молодых перспективных поэтов. Издание представляло собой объединённые мягкой
Поэму сразу же заметили. О молодом стихотворце одобрительно отозвался Александр Твардовский, поэта похвалил маститый коллега Василий Фёдоров, а лауреат Государственной премии Леонид Решетников стал редактором его первой книги. Открывалась широкая и ясная литературная перспектива. Да ведь и то сказать: безукоризненная биография (выходец из семьи сельских учителей, участник освоения целины, рабочий и инженер орденоносного «Сибсельмаша»), богатырская стать, неотразимая славянская внешность, взрывной характер, а помимо всего уверенность и упорство человека «от земли» вкупе с безусловным талантом сулили появление в стране поэта национального масштаба. К этому и шло. И отнюдь не случайна перекличка его ранних стихов со стихами тогдашних кумиров. Заметна явная родственность «Свадеб» Евгения Евтушенко, «Сорок трудного года» Роберта Рождественского и «Незабытой песни» Михаила Шляева. «Баллада о вётлах» новосибирца по своему эмоциональному накалу не уступает «Балладе о красках» Роберта Рождественского.
Увы, многое предрекаемое не свершилось. Независимый нрав, расхождение его оценок прошлого и настоящего страны с государственной идеологией быстро насторожили тогдашних ответственных руководителей, установивших негласный запрет на публикации и выступления молодого поэта. Да и медные трубы, видимо, протрубили слишком рано, не дав окрепнуть и возмужать деревенскому парню. Многие его стихи и поэмы, созданные
В последние годы жизни Михаил Шляев руководил литературным объединением «Молодость», воспитав плеяду ныне активно работающих стихотворцев. Умер в 1998 году.
«Братка» любимое обращение Михаила Алексеевича к друзьям, ученикам, коллегам. Братка, помним!
Руководитель литературного объединения «Молодость»
Евгений Мартышев
Родине
Напрасно ль ты меня растила,В беде добра, в нужде светла?
Ты, доброглазая Россия,
Всегда мне матерью была.
Ты всё дала мне: стать и силу,
Бескрайний океан степной,
Берёз тугую парусину,
Что вспыхивает надо мной,
И лебедей озёрных стаи,
И луг в сверкании росы,
Где сердце млеет, расцветая
Цветком невиданной красы.
Да будь светла, нежна, как прежде,
Дай вдохновенья про запас,
Чтоб пламень света и надежды
В душе сыновней не угас,
Чтоб на заре, туманным утром,
Свой путь упорный превозмог
Среди собратьев златокудрых
И мой лазоревый цветок.
Незабытая песня
Владимиру Рещикову
В гармонь наяривал парнишка,Встречая с фронта поезда.
Все мы Володька, Санька, Мишка
Тянулись к раненым тогда.
И что ни дверь, проём оконный
Везде бинты, бинты, бинты
Играл пацан неугомонный,
Приладив на картуз цветы.
Рванув гармонь, слова «Катюши«
Не пел, поди, стенал скорей.
И разрывались бабьи души:
Не мой ли тот, что у дверей?
Мы все хотели встретить вживе
Своих отцов под грохот бед,
Неся свой крест на общей ниве
Ещё неведомых побед.
Мне стынью помнится война:
Свод неба
Сугробов белая стена,
На стенах в доме иней.
А стуже будто нет конца,
Насквозь продрогло небо.
И нет на матери лица:
В избе ни крошки хлеба.
Мне душу студит с детских дней
Гурьба сосулек с крыши,
Что зябко виснут по весне,
Как ноги ребятишек.
Баллада о вётлах
В тот самый год, как грянула война,Ушли в солдаты парни из села.
Старуха-мать
Воткнула и слезами полила.
И загадала: ежели придут
С войны сыны любимые домой,
То вётлы пусть не вянут, а растут.
А коль беда?.. Спаси их, Боже мой!
И выбрала тем вётлам имена,
Всем имена сыновние дала
Проходит год, но всё лютей война,
И стала сохнуть первая ветла.
Потом ещё два года протекли,
В снегах и грозах, в ливнях и росе,
Поникли сразу средних три ветлы,
А пятая стоит во всей красе.
И тридцать лет прошло с конца войны,
Ветла ветвями крышу достаёт.
Старуха-мать
Меньшого ждать домой не устаёт.
Я в малолетстве побирался,
Хотя и стыдно было мне,
Но я за жизнь
Противоборствуя войне.
До нас ли было в мире страха,
Когда страдало полземли?
Голодный, плакал я в рубаху,
И слёзы впрямь рекой текли.
Стучался в двери и в окошки,
от дикой вьюги мёрз и слеп
Кто подавал гнилой картошки,
Кто зачерствелый
Меня бранила
Срамить родителей своих
Но милостыньку ту украдкой
Делила вновь на пятерых.
От бед войны устала мама,
С терпеньем Божьим потому
Меня сквозь слёзы понимала
И не бросала в печь суму.
Я снова шёл тропою снежной,
Дрожал в опорках от сапог.
Но подавали реже, реже:
Не в каждом доме был кусок.
Но сердцем к сирому добрея
Прости, мол, нечего подать,
Селяне душу обогреют,
У камелька позволят встать.
Народ в беде поможет всюду
Я это с детства понимал.
Всем благодарен вечно буду
За то, что крошки не украл.
Городская ласточка
Среди окалины и дыма,Под стук и гром со всех сторон,
Живою искрой негасимой
Металась птаха меж колонн.
Как ты попала в ад кромешный?
Вздохнул суровый машинист.
Простора
И даль светла, и воздух чист
И кузнецы в прожжённых робах,
С касатки не сводя очей,
Бедняжка не сгорела чтобы
Прикрыли жерла у печей.
Среди весенней канители
Поковки будут первый класс!
Есть у людей в горячем теле
Любви и нежности запас.
Оленёнок
Сгубили важенку с рассветом,И оленёнку нелегко.
Он молча тычется в планету,
Что пахнет тёплым молоком.
Потухли первые капризы
В его несмыслящих зрачках,
И он напротив целой жизни
Стоит на тоненьких ногах.
Улыбка поэта
Ягдташ мой пуст, пуста корзина,Но празднично глаза горят:
Прекрасна в ягодах низина,
Чудесна песня глухаря!
Ты намекаешь в разговоре,
Что нет добычи на обед.
Нет и не надо. Эко горе!
Я не добытчик. Я поэт.
Моё больное
Моё больное это ты,Любовь моя, Россия,
И лес, и поле, и цветы,
Что дышат доброй силой.
Моё больное доля вдов
И долгое их пенье,
Как таянье косых рядов
Гусей в дали осенней.
Моё больное во сто крат
Больнее личной боли.
Моё больное ты, солдат,
Что пал на поле боя.
Моё больное задевать
Так больно мне, поверьте,
За всё мне вышло горевать
И жизнь беречь от смерти.
Мой жребий
Молчи, судьба, забудь о ранах,Не изменяй в нужде лица
В угоду наглым квартирантам
Ума и сердца продавцам.
На поэтических ли тропах,
На тропах гласности любой
Горланят серые вороны
Над соколиною судьбой.
Не только я в немом бессилье
С юдолью бьюсь среди ночей
Не одного они сгубили
Руками разных сволочей.
Не я один брожу по свету,
Гордец с растоптанной душой.
Как ни крутись просвета нету,
В родном краю я стал чужой.
Мечусь, как сокол в небе чёрном,
Но тем мой жребий сердцу мил,
Что не был в жизни я притворным,
Что быть собой хватало сил.